Девушки по вызову

– Это брат Тони, представитель Всевышнего на нашем симпозиуме, – перебила Клэр увлекшуюся болтунью. – Тони, познакомьтесь с доктором Уиндхемом, который, как вам известно, грозится превратить всех наших внуков в гениев. А это – доктор Хелен Портер, которая клянется спасти внуков от ужасов раннего приучения к горшку.

– Любая христианская мать благословит вас за ваши старания, – напыщенно обратился Тони к Хелен Портер. – Но я не знал, что в симпозиуме участвует еще одна леди, помимо доктора Эпсом.

– Я не участница, – объяснила Хелен Портер. – Просто Харриет выбрала меня на роль сопровождающего лица.

– Бедняжка! – посочувствовала Клэр. – Ничего, Николай смилостивится и пригласит вас на одно из заседаний в качестве участницы дискуссии.

– Решительно протестую! – заявил Хорас Уиндхем, весь изрытый ямочками от смеха. – Не желаю, чтобы клейнианцы разорвали меня в кочки.

– А мне всегда хотелось познакомиться с кем-нибудь из клейнианцев, – признался Тони.

– Почему?

– Потому что мне нравится предположение, что все мы входим в жизнь параноиками, а потом начинаем страдать депрессией.

– Не очень удачная шутка! – отрезала Хелен и нарочито переключилась на Уиндхема. – Так вы говорили…

Клэр и Тони двинулись дальше.

– Кажется, меня поставили на место, – радостно сказал Тони.

– Не обращайте внимания. Она стерва. Но с хорошими мозгами… Здравствуйте, профессор Бурш. Вы знакомы с…

– Мы вместе ехали в автобусе, – сказал Бурш без всякого энтузиазма.

– Беднягу только что осадила эта стерва-клейнианка.

– Не знал, что среди приглашенных есть клейнианка, – ответил Бурш. – Иначе я бы еще подумал, принимать ли приглашение. У Соловьева странные предпочтения.

– Она не приглашенная, а просто маркитантка, которую приволокла в своем обозе Харриет.

– Почему вы так не любите клейнианцев? – поинтересовался Тони. – Ваша неприязнь ограничена только ими или распространяется на всех фрейдистов?

– Я их не различаю, – сказал Бурш, сердито глядя поверх очков-половинок в золотой оправе. – Их разногласия занимают меня не больше, чем распри янсенитов и иезуитов. Я, знаете ли, ученый, поэтому меня интересует поведение, которое поддается наблюдению. Покажите мне кусочек своего супер-эго под микроскопом – и я поверю в его существование.

– Ни супер-эго, ни “комплекс кастрации” меня не волнуют, забирайте их себе, – ответил Тони. – Но, кажется, вы в своих книгах отрицаете заодно и существование сознания?

– Я могу рассмотреть под микроскопом мозговую ткань. Положите под окуляры моего микроскопа препарат сознания – и я признаю, что он есть. Если же вы не можете этого сделать, то мне приходится относиться к сознанию как к чему-то отдельному от мозга, то есть как к необоснованной гипотезе, недостойной внимания.

– Но мозг – всего-навсего сгусток материи, а физики, говорят, дематериализовали материю, превратив ее в завихрения энергии.

– Вы повторяете излюбленную аргументацию полуграмотных болтунов.

Но Тони было нелегко обескуражить. Он сменил тактику.

– Возьмем гипноз. Разве это не доказательство торжества сознания над материей?

– Пшноз – всего лишь вариант научного подхода, именуемого психологической обработкой. Он приводит к наблюдаемым переменам в поведении, вызываемым воздействием на рефлексы подопытного.

– А я был свидетелем того, как гипнотизер за неделю свел одной старухе бородавки. Разве бородавки имеют отношение к поведению?

– Нет, бородавку я к элементам поведения не отношу, просто у меня нет времени на колдовство. Вы сможете это вылечить? – Он указал на бурый нарост у себя на подбородке.

– Я не гипнотизер. Но тот человек, о котором я говорю, наверное, смог бы…

– Повторяю, у меня нет времени на фокусы! Клэр побаивалась, что вторая подряд отповедь все же испортит жизнерадостному Тони настроение, но, на счастье, заметила медленно приближающегося Николая, по-бычьи опустившего тяжелую голову с густыми седеющими волосами. Впрочем, его появление вряд ли можно было счесть случайностью. Она считала непреложным фактом – хотя профессор Буш гневно отверг бы такое предположение, – что Нико всегда чувствует, когда она в нем нуждается, где бы он в этот момент ни оказался – хоть в переполненном холле, хоть на конференции по другую сторону Атлантического океана.

– Уже ссоритесь? – спросил он, по-отечески твердо беря Тони за плечо.

– Тони пытается обратить профессора Бурша в картезианский дуализм.

– Я скорее поверю в зеленых человечков с Венеры, перемещающихся в летающих чайниках, чем в сознание или в душу, существующую вне пространства и времени, не имеющую ни температуры, ни массы, которые можно было бы измерить приборами, – ответил Бурш запальчиво. С Тони он беседовал снисходительно, но в присутствии Соловьева сделался агрессивен.

– В своих лабораториях, – сказал Соловьев, осуждающе наставив на Бурша палец, – мы имеем дело с элементарными частицами материи – электронами, позитронами, нейтрино и так далее, которые не имеют ни массы, ни веса, ни конкретного местоположения в пространстве.

– Наслышан о ваших чудесах, благо что рекламы хоть отбавляй. Только что они доказывают?

– Очень просто: что материализм – vieux jeux, и стал таковым уже лет сто назад. Очень странная ситуация! Мы знаем, что поведение электрона не полностью подчиняется законам физики, а вы верите, что поведение человека полностью описывается физическими законами. Электроны непредсказуемы, зато люди – вполне! И это вы называете психологией…

Он наклонил голову, словно страдал тугоухостью и хотел расслышать каждое слово Бурша. Этой своей старомодной учтивостью он неизменно приводил оппонентов в бешенство. Бурш не то чтобы взбесился, но был близок к этому.

– Вот вам мой ответ, – произнес он с преувеличенной отчетливостью. – Советую физикам заниматься наблюдениями и воздерживаться от скороспелых метафизических умозаключений.

Соловьев покачал косматой головой.

– Философия – слишком серьезная сфера, чтобы доверить ее одним философам.

– С моей точки зрения, ее можно доверить даже теологам, – возразил Бурш. – Лично я занимаюсь экспериментальным изучением психологической обработки низших млекопитающих и применением аналогичных методик в нашей образовательной системе. Это социальная инженерия, опирающаяся на твердые факты, а не на расплывчатые предположения.

– А я, – вмешалась Клэр, – пытаюсь сейчас предположить, что вам принести: еще хересу или чего-нибудь покрепче.

Однако дилемму за нее разрешила женщина, ранее представленная всем просто как мисс Кейри, подошедшая с подносом напитков на все вкусы. Поднос со спиртным выглядел в руках мисс Кейри неприлично, как если бы пожилой монахине доверили прислуживать на холостяцкой пирушке. Ее седеющие волосы были собраны в узел, тонкие губы на изможденном лице делались еще тоньше, когда она сосредоточивалась, стараясь не уронить поднос.