Девы ночи

Вот за соседним столом сидят четыре фарцовщика и играют в «чмен». В пальцах они держат веером красные десятки, которые переходят из рук в руки. Игра простая – нужно отгадать сумму серийных цифр на банкноте. Они не спешат, размышляют, анализируют. Это напоминает игру в карты, но играть в карты в ресторане запрещается, вот и играют в «чмен».

За другим столом – поляки, как всегда шумные, с морем алкоголя на столе. Такое впечатление, что поляки только во Львове отрываются «на цалего» [18] , тут они прогоняют через себя декалитры водки. Выгодно распродав товар, квасят теперь, аж гай шумит. Над ними, облокотившись на стол, склонился «съемник» – фарцовщик, который снимает клиентов. Видно, не весь еще товар продали «франеки», как прозвали их львовские фарцовщики. Вот полька вытаскивает из-под стола спортивную сумку, раскрывает, «съемник» озирается по сторонам, не появилась ли в ресторане милиция, только после этого заглядывает в сумку, щупает рукой, кивает и выпрямляется. Полька берет с собой другого поляка, и, подхватив сумку, они шагают за «съемником».

18

По полной (польск.).

Между столиками с деловым видом снует какой-то курдупель [19] . Роста малого, но накачанный сверх меры – непропорционально широкие плечи и грудь колесом. Он не танцует, но это не значит, что ритмы музыки проплывают мимо его ушей – он реагирует на них каждым своим движением. Он всех знает, со всеми здоровается, даже с приезжими поляками.

– Честь [20] , Франь!

– Serwus, Zbychu! Sie masz? Dzisiaj tw'oj dzie'n, nie?

– Gdzie tam m'oj! Sluchaj, te wasze menty! Juz tutaj mam ich! – Збышек чиркает ладонью под горлом. – Dzisiaj jedno auto zawr'ocili do Polski! Nawet towar nie zdolalem przepakowa'c. Mamy srany dzie'n. Ale siadaj do nas.

19

Коротышка, низкорослый человек (польск.).

20

Привет (польск.).

– Nie, dzieki, jestem w pracy.

– Ano, tak! – гогочет Збышко. – Musisz pracowa'c, ja twoja prace znam. Jak sko'nczysz – przyjd'z do nas. Mamy tak'ze 'slicznych panienek. Popatrz na Dorote [21] . Дорота, Дорота, візьми до рота! [22] – запел поляк по-украински.

– Stul pysеk, draniu! – тявкнула пьяная Дорота.

– A widzisz, jaka piekna? [23]

Франь-курдупель дефилирует дальше, ловко обходя кресла, вытянутые ноги, танцующие пары. Он то исчезает из поля зрения, то неожиданно появляется, подходит к одному столу, к другому, наклоняется, перешептывается, осматривается. Вот переговаривается с двумя проститутками, внимательно пробегает взглядом по залу и останавливает свой взгляд на нас. Взгляд этот не предвещает ничего радостного, взгляд изучает каждого. Когда он останавливается на мне, я небрежно зеваю и тянусь за шампанским. Я расслаблен и спокоен, как никогда. От выпитого душа рвется на просторы, хочется прижаться к чему-нибудь теплому и упругому.

21

Привет, Збых! Как ты? А что, сегодня твой день? – Где там мой! Слушай, эти ваши менты! Они мне уже вот где! Сегодня одну машину завернули в Польшу. Я даже товар не смог перепаковать. Пересрали нам день. Садись к нам! – Нет, спасибо, я на работе. – Ах, ну да! Ты должен работать, знаю я твою работу. Как закончишь – приходи. У нас тоже панянки красивые. Посмотри на Дороту (польск.).

22

Дорота, Дорота, возьми в рот! (Укр.)

23

Закрой рот, паскудник! – А видишь, как хороша? (Польск.)

Через несколько минут вижу курдупеля уже возле сосок. Похоже на то, что они чем-то недовольны, их соседи по столу, двое лысеющих с животиками дяденек, вышли покурить. Когда они появляются снова, курдупель перехватывает их на полпути, и начинается торговля. Соски следят за ней с нескрываемым интересом. Я тоже. Дяденьки выразительно сбивают цену. Курдупель стоит на своем. Жесты его недвусмысленны: или-или. Наконец, когда уже пришли к соглашению, курдупель делает знак пальцами, и обрадованные соски выплывают из-за стола, чтобы в сопровождении дяденек покинуть зал. Так работают настоящие сутенеры.

Вернувшись назад, соски застают за своим столом уже представителей Средней Азии в тюбетейках.

А курдупель все плетет и плетет свою паутину… Меня, однако, беспокоит, что он слишком часто поглядывает в нашу сторону. Правда, я не танцую, и то, что я рассматриваю зал, действительно может вызвать подозрение. Осмотрев танцующие пары, вылавливаю глазами чудесную блондинку в таких тугих джинсах, что все соблазнительные выпуклости – как на ладони. Она отплясывает с каким-то порядком захмелевшим пицыком [24] , явно не кавалером. «Ах, Адеса, жемчужина у моря! Ты, Адеса, знала многа горя». Когда музыка заканчивается, я все еще продолжаю следить за блондинкой. Пицык подводит ее к банкетному столу, где разместились человек двадцать, и садится напротив. На столе – букеты цветов, которые свидетельствуют о том, что народ гуляет чей-то день рождения.

24

Здесь: типом (галич.)

При первых звуках музыки я пересекаю расстояние, которое нас разделяет, и приглашаю блондинку на танец. По дороге разминаемся с курдупелем.

– Сервус, Надя! – бросает он, вонзив свои глаза прямо в меня.

– Привет, Франь! Ты почему меня не поздравляешь?

– А с чем это?

– С днем рождения!

– Неужели? Ну, все – фалюю [25] за шампанским.

– Одним шампанским не обойдется!

Но тут нас подхватывает вихрь танца, и Франь пропадает.

25

Иду (галич.).

– Я вижу, этот Франь знает весь ресторан.

– А как же! Такая у него робота.

– Какая именно?

Надя смеется и избегает ответа. Она захмелела, и ее глаза сияют безграничной радостью.

– И сколько вам сегодня стукнуло?

– Восемнадцать.

– Поздравляю. А можно, я вас поздравлю шампанским? Обещаю, что одной бутылкой не обойдется.

Дальше я выясняю, что Надя работает секретаршей в научно-исследовательском институте на Лермонтова. Еще успеваю вытянуть из нее номер телефона, и танец заканчивается.

– Не забудьте про шампанское, – смеется Надя, когда я, проводив, пододвигаю ей кресло.

Пригласить ее на следующий танец не получилось, поскольку музыканты сделали перерыв, и за нашим столом снова стало шумно. Вот Теймураз начинает выспрашивать у Марианны, в чулках она или в колготках, а когда узнает, что в чулках, то выясняет, где именно они заканчиваются. Руки Отара уже пустились в кругосветное путешествие по Елене. Все нормально. Я рад за них.

Выхожу в уборную и сосредоточенно расчесываю буйный тогда еще чуб, жмурясь от клубов дыма. Вдруг замечаю за своей спиной курдупеля, рука с расческой застывает. Он улыбается, но лицо его сурово, даже жестоко. Перебитый нос, шрам на щеке. У меня тоже перебитый нос и шрам на виске. Но почему-то не такой грозный вид. Да и бицепсами я похвастаться не могу. Он кивает в сторону, и я послушно отхожу подальше от курильщиков.

– Под греков работаете?

Вопрос застает меня врасплох, и я на всякий случай трясу головой, одновременно лихорадочно обмозговывая какой-то ответ. Но какой может быть ответ?

Лучше всего – прикинуться подвыпившим. Как он меня раскусил?

– Давай без фокусов, – изрекает Франь. – Я за тобой давно наблюдаю. Выйдем, поговорим.

В фойе он выбирает безлюдный угол.

– Что это за телки с тобой? Я их раньше не видел.

– Из Одессы.

– За чужую территорию нужно платить. Ты этого разве не знаешь?

– Знаю.

– А они об этом знают?

– Они – нет. Они просто отдыхают. И я тоже.

– Шлангом прикидываешься? Ты слыхал о Фране Короле?

– Нет.

– Это я.

– Очень приятно. Юрко.

– Прекрати хохмить. Я тебя узнал. Я с твоими договорился, что Збоиска и Голоско – ваши. До «Ватры» включительно. Мало?

Он принял меня за кого-то другого, но за кого? Что ему ответить? Здесь мы не очень-то и одни. Два каких-то збуя [26] вертятся неподалеку и поглядывают исподлобья… Доигрался. Будут бить. Или не будут? Нет, все-таки, наверное, будут. Такие бить любят.

26

Амбала (галич.).

– Ну, ваши тоже не раз нарушали территорию, а я делал вид, что не заметил.

– Ты о Шиньоне? Это же дурак! Да и когда это было? Но после того, как ты расправился с этими чудиками с Подзамче, я тебя зауважал. Да и для Шиньона ты авторитет.

И тут я вспомнил! Боже мой! Я вспомнил, за кого он меня принимает!

Это было зимой в кафе «Ватра», неподалеку от гостиницы «Львов». Кафе «Ватра» в позднее время превращалось в гадюшник, в котором догонялись все, кто еще не принял своей дозы. Мы с Виктором забрели туда с очень простой целью – снять парочку колежанок [27] на субботний пикник в лесу. Как назло, в «Ватре» уже заседала одна пьянь, несколько прокуренных штахет [28] погоды не делали, и нам не оставалось ничего лучшего, как и самим догнаться на сон грядущий. Вдруг к нам подошли цыгане со Збоиск и спросили:

27

Подруг (галич.).

28

Здесь: женщин, отличающихся излишней худобой.