Девяностые: сказка

–  Потому что ганджа - такое дело, - продолжал Вася.
– Она на могиле царя Соломона выросла, ты знаешь, да?

Антон кивнул и уже собирался спросить Селезня, нет ли у него с собой, как вдруг увидел Леню Онтипенко в костюме и галстуке, изрядно пьяного. На носу сверкали золотые очки.

–  Меня Сашка Воробьев пригласил, - объяснил Онтипенко.
– Он типа финансирует все это.

Вася тем временем продолжал:

–  Разборки - это из-за героина или там кокса. А ганджа - позитивный наркотик, ты рисунок его когда-нибудь видел?
– и он ткнул пальцем в зеленый листик на своей футболке. Это же цветик-семицветик, исполнитель желаний. Сказку в детстве читал?

Онтипенко вздрогнул и сказал Да, хотя спрашивали Антона.

–  Ну вот, - сразу переключился на Онтипенко Вася.
– Ганджа - она и есть цвет семи цветов. Как радуга, сечешь? Расклад такой: есть Бабилон и Зайон, а между ними - радуга, по которой надо пройти. И ганджа - это и есть Путь, въезжаешь?

–  Бабилон и что?
– переспросил Онтипенко.

–  Зайон. Сион по-русски. Потому что на самом деле настоящие сионисты - это растаманы. Эфиопы - это подлинные евреи, еще Маркус Гарви доказал.

–  А я думал, настоящие евреи - это русские, - пошутил Онтипенко, нервно поправляя очки.

–  Точно, - откликнулся Вася.
– Все русские - растаманы в душе. Знаешь, что слово "кореш" значит "корешок", то есть "корень"? "Человек-корень" - это же "рутман", въезжаешь?

–  Нет, - честно сказал Онтипенко.

–  Ну, - пояснил Вася, - есть такое понятие в растафарайстве - "рутс", корни. Верность своим корням, Эфиопии, Хайле Силассие, Богу Джа и тэ дэ. А Рутман - это человек корней. У Гребенщикова, небось, слышал: "Рутман, где твоя голова? Моя голова там, где Джа", или вот "Чтобы стоять, я должен держаться корней".

–  Я думал, это почвенное, про корни, - сказал Леня.
– А про кореша Альперович говорил: "кореш" - это Кир на иврите. То есть в Торе Кир называется "Кореш". А Кир был хороший царь - в смысле, евреям друг, кореш ихний. И потому в Одессе так и говорили, если человек хороший - значит, кореш.

–  Ну, это то же самое. Кир же был персидский царь. А где Персия? Где сейчас Иран с Афганистаном. Афганка, я же тебе говорил?
– повернулся он к Антону.
– Все сходится.

Неожиданно для себя Антон подумал, что Вася прекрасно мог бы сыграть главную роль в пропагандистском фильм о вреде наркотиков, типа "Конопляного безумия". И под конец - титр "Минздрав предупреждает: употребление наркотиков может серьезно сказаться на ваших умственных способностях".

При этом Антон был во всем согласен с Васей: трава - в самом деле позитивный наркотик, психоделики - к которым как раз вырулил Вася, - в самом деле расширяют сознание ("Это как ворота в другой мир, мужик. Ну это… Джим Моррисон… двери восприятия"), с жесткими наркотиками их можно путать только по невежеству или специально - чтобы дискредитировать марихуану, грибы и ЛСД. Да, все так, но слушать Селезня было невыносимо… может, потому, что Вася уже покурил, а Антон - нет.

Он увидел Никиту и Пашу, подошел к ним, сказал привет.

–  Классная тусовка, - сказал Никита.

Антон давно понял: тусовки интересовали Никиту больше, чем вещества и музыка. Казалось, он слушает и курит только за компанию. Интересно, что он делает, когда остается один?

–  Да, круто, - ответил Антон, - а журнал ты уже видел?

–  Журнал - фуфло, - ответил Паша.
– Пизженный дизайн и голимые тексты.

–  А по-моему - ништяк, - сказал Никита.
– Все пропрутся по полной.

–  На тему пропереться, - спросил Антон, - ничего нет?

Паша и Никита переглянулись и хором сказали:

–  Нет.

Это могло означать все что угодно - и что в самом деле ничего нет, и что попросту не хочется делиться, и что им уже хорошо.

–  Сейчас ничего нет, - пояснил Паша, - но вчера мы закинулись ДМТ. Очень рекомендую - полный пиздец. Смерть и воскрешение в одном флаконе.

Подошел Вася с бутылкой "Seven Up" в руке.

–  Знаете хохму?
– сказал он.
– Seven was Up, "Twenty Five" was Getting Down. Это мой каламбур, сам придумал. Типа "Севен Ап" выпит, "двадцать пятая" проглочена.

–  Да я нормальной "двадцать пятой" сто лет не видел, - сказал Никита, а Алена пожала плечами:

–  У Димы всегда есть.

–  У Зубова?
– спросил Онтипенко.

–  А вы знакомы?
– удивился Вася.

–  Ну да, - замялся Онтипенко.
– Он, кстати, здесь должен быть… он ведь вроде в этом журнале работает?

–  Поди найди здесь кого, - сказал Никита.

От неожиданности Антон даже забыл про облом с травой. Онтипенко знал Диму, мог брать у него кислоту. Антон выполнил просьбу Сидора, нашел дилера! Впервые за время расследования у Антона вот-вот появятся не психоделические, а самые настоящие доказательства. Надо только спросить у Зубова, правда ли, что Онтипенко брал у него марку. Сам позвоню или Алену попрошу, подумал Антон.

Но Зубов уже не мог ответить на вопросы. Его тело увезли из тихого двора в районный морг, а душа отправилась туда, где деньги не имеют цены, и нет никакой нужды в наркотиках.

Что значит убить человека? Сделать существовавшее - несуществующим, живое - мертвым? Что значит окончательно разделить душу и тело? Какой силой надо обладать, чтобы сделать это, какой властью? Чувствуешь ли себя подобным Богу - или всего лишь Его орудием? Или - не задумываешься об этом?

Хрустальный шар под потолком родительской комнаты, боль и унижение школьных коридоров, мальчик должен быть сильным, быть настоящим мужчиной, сожми зубы, сдержи слезы, скажи себе: я их всех убью.

Что ты чувствуешь, когда убиваешь? Что ты чувствуешь, когда понимаешь - твоя власть сильнее любой другой? То, что не купишь за деньги, то, что дает тебе силу. Что ты чувствуешь, когда сбывается твое сокровенное желание?

Сколько раз я мечтал об этом, сколько раз представлял: энергия ударяет в меня, я вырастаю до неба, наделенный властью, безжалостный, неуязвимый, почти бессмертный. Мужчина должен быть сильным. Мужчина не должен прощать детских обид.

Да, папа, теперь я сильнее всех. Я с ними рассчитался, хотя они об этом даже не знают. Мне кажется, все те, кто унижал меня когда-то, кто смеялся надо мной, выкручивал руки, отрывал пуговицы, играл портфелем в футбол - все они лежат сегодня в районном морге, с дырой в груди, в окровавленной футболке.

Почему я убил Зубова? Почему ненависть моя была так сильна, что, усиленная обрядом билонго, превратилась в пулю, пробивающую грудь? Я не мог простить смерти Милы Аксаланц? Не мог простить своего детского унижения?

Мужчина должен быть сильным. Мужчина не должен прощать детских обид. Я не мог предать мальчика, который лежал, глядя на хрустальный шар под потолком родительской комнаты, глотал слезы, сжимал зубы, хотел быть сильным, обещал себе: я их всех убью.

Магия существует. Реальная власть, реальная сила, возможность убить человека с помощью круга могильной земли, пряди волос, нескольких игл и красных свечей. Возможность исполнить свое самое заветное желание.