Девять дней в мае

– О! Да здесь все свои, - сказала полная прихрамывающая женщина, подойдя к Акимову, Небеседину и Кураховской. Это была мать арестованного активиста Куликова поля Антона Давыденко. После ареста Антона движение возглавил её младший сын Артем.

– Как Артём? – спросила её Кураховская.

– Не знаю! У меня нет с ним постоянной связи! Его ранили у дома профсоюзов! Он храбрец и защищал наших до последнего патрона! Друзья увезли его на восток и сделали операцию в каком-то райцентре. Пулю вытащили. В одесские больницы нельзя было соваться – всех поступивших с ранениями менты берут на карандаш, - ответила Давыденко.

– Ба, какие люди! Сепаратистки, титушки, рыгокоммунисты – в общем, лучшие жители Одессы! – к четверке обратился двухметровый брюнет в белом свитере со змейкой.

– Ты тоже на «Прямой эфир»? – спросила его Галина Сергеевна.

– Да. Хочу, чтобы весь мир узнал, как нас убивали фашисты! – ответил брюнет.

– Мы теперь все в одной упряжке, - сквозь сон произнес Акимов.

– Это точно, - согласился Небеседин.

– Давайте будем держаться вместе, - предложила Давыденко.

– Один за всех и все за одного! – поддержал её брюнет.

– Я два раза была этой весной у них на программе. Встречают без опозданий, размещают нормально, так что вы не переживайте, - сказала новообразованной компании Кураховская.

– А мы и не переживаем. Чего нам теперь в жизни бояться после этой черной пятницы?! – сказал Небеседин.

– Уважаемые пассажиры рейса «Одесса – Москва»! Из-за неблагоприятных погодных условий вылет задерживается ровно на один час! – из динамиков в зале послышался услужливый женский голос.

– Не отпускает нас Украина, - произнес брюнет.

– А может это отговорка? Задержали рейс, чтобы мы не улетели? Вдруг сейчас появятся спецслужбисты и повяжут нас? – испуганно сказала Давыденко.

– Бросьте вы мине этих глупостей! Никто нас не закроет! – успокоила ее Кураховская.

– Погода пасмурная, всё может быть, - сказал брюнет.

– Уцелеть второго мая и после всего погибнуть в авиакатастрофе это будет слишком несправедливо, - вымолвил Небеседин.

– Андрюша вон уснул и ничего плохого не думает, - сказала Кураховская, указывая на задремавшего Акимова.

– Во мне эмоции до сих пор кипят, никак не могу уснуть, - сообщил брюнет.

– Хорошо, что вечным сном не уснули в пятницу, - констатировала Давыденко.

Час ожидания прошел незаметно. Компания вспоминала самые яркие моменты митингов на Куликовом поле и обсуждала планы визитов в Москве. Наконец-то к зданию аэропорта подъехал автобус и доставил всех пассажиров прямо к трапу.

– Мы рады приветствовать вас на борту «Аэрофлота»! Российские авиалинии гарантируют вам кофмортные условия во время полета! – сообщила компании стюардесса в красной корпоративной форме.

– Надеюсь, пилоты будут лететь не по пачке «Беломорканала»? – в шутку спросил её Небеседин.

– Простите, что вы сказали? – с улыбкой переспросила его стюардесса.

– Да так, ничего, проехали, - произнес Вениамин с разочарованием потому, что стюардесса не знала классический советский анекдот.

Небеседин, высокий брюнет и Кураховская получили места в тринадцатом ряду. Вениамин сел к окну на место «А», брюнет занял кресло «В», «С» досталось Галине Сергеевне.

– Тринадцать – число нефартовое, - хмуро произнесла Кураховская.

– Мамаша, не каркайте! – шутливо сказал ей брюнет.

– Ну хотя бы сегодня не пятница, - констатировал Вениамин.

– Пятницу мы, слава Богу, пережили! – сказала «Мисс баррикада».

– Я совсем забыл представиться – Вадим Тимофеев, член партии «Русские патриоты», - брюнет обратился к Небеседину и протянул руку.

– Вениамин Небеседин, публицист.

Вениамин пожал руку Тимофеева и спросил его:

– А какими судьбами в пятницу на Куликово поле занесло?

– Румянцев, мой товарищ по партии, пригласил.

Пассажиры пристегнули ремни, выключили мобильные телефоны и самолет устремился вперед по взлётно-посадочной полосе. Беседа продолжилась лишь после того, как самолет набрал высоту, и стюардесса стала расхаживать по салону с тележкой.

– Пить что-нибудь будете?

– Чай, - ответила Кураховская.

– Апельсиновый сок, - сообщил Тимофеев.

– Минеральной воды налейте, пожалуйста, - произнес Вениамин.

Соседи по ряду утолили жажду и Тимофеев начал рассказывать о пережитом в пятницу:

– Я Румянцеву давно говорил: «Саня, надо срочно покупать стволы!», а он в ответ: «Не стоит, всё обойдется». Когда погром начался я забежал внутрь дома на третий этаж и начал из окон кидать на этих тварей всё, что было под рукой. Вазы, чашки, чайники, телефоны, стулья. Пару раз я точно попал в головы фашистов. Выглядываю в окно, а в меня целится из пистолета сотник Мыкола, четырнадцатая сотня самообороны майдана. Я успел пригнуться, он промазал, а кадры того, как он в меня стрелял, сейчас везде в интернете.

– Видел, ага, - Небеседин согласился со словами Вадима.

– Когда бандеровцы зашли в здание, то я поначалу не знал что делать. Мы с Саней уже прощались с жизнью. Обнялись по-братски, поцеловались и я ему говорю: «На этом свете, наверное, уже не увидимся! До встречи в раю!». Открывается дверь в кабинете, где мы были, и заходит молодчик-бандеровец. Саню он не заметил, а меня сразу увидел и спрашивает по-украински: «Ты хто?». Я ему отвечаю: «Вадым». Он опять спрашивает: «На мове розмовляешь?». Я ему в ответ: «Не тилькы розмовляю, а ще й спиваю!». Он подумал, что я свой и побежал к главной лестнице. А я был в бронежилете – если бы он это заметил, то меня бы здесь не было с вами. Всех, кто был в бронежилетах, они сразу убивали из пистолета выстрелом в голову. Короче, как только молодчик исчез, то мы дали дёру в противоположную сторону и побежали с Румянцевым в боковое крыло. Там мы заперлись в актовом зале и просидели до глубокой ночи. Нас эмчээсник обнаружил. Мы сначала не хотели идти с ним – думали, что на улице нас подкарауливает «Правый сектор» и всех уничтожат, но он дал гарантии безопасности и вывел нас наружу. Самое страшное было, когда мы вышли из актового зала – весь коридор в трупах, я поначалу не верил глазам своим. Оказывается, только я и Саня выжили на третьем этаже. Все остальные погибли. Или задохнулись, или фашисты пристрелили. Румянцев пошел искать своего брата и его сразу взяли менты, он ведь депутат городского совета. Ну а я домой смылся тихонько.

– Охренеть можно, - произнес Небеседин, шокированный рассказом Вадима.

– Мне повезло. Я была на втором этаже и успела эвакуироваться вовремя. Пожар только начинал разгораться. Нас было трое в кабинете. Неизвестный мне мужчина сорвал штору, привязал её узлом к батарее, и я спустилась по ней вниз как по канату. На площади была неразбериха, и я поскорее пошла прочь от этой нацистской вакханалии, - сообщила Кураховская.

Неожиданно Тимофеев достал из-за пазухи икону размером двадцать на тридцать сантиметров: