Девять дней

Ещё видео, где мы с Колином вместе, обнимаемся, смеёмся, видео о том, как мы смотрим друг на друга, когда другой не смотрит.

«Любовь и потери — это красота жизни. И то, и другое происходит неожиданно. Это может уничтожить вас, но также может быть и спасти. Что бы это ни было, всё складывается воедино. Одно следует за другим. Они будут продолжать приходить, чтобы напомнить нам о том, что нужно ценить даже самое малое количество раз, которые мы проводим с любовью. Но она есть, и если её ещё нет, то она придёт, когда этого меньше всего ожидаешь».

Я шмыгаю носом, вытирая слезы.

Колин закрывает свой ноутбук, секунду спустя я полностью прижимаюсь к нему, смачивая его футболку своими слезами.

Он усмехается, но прижимает меня к себе ещё сильнее и целует в макушку.

— Это было прекрасно, — говорю я ему, перед тем, как снова заплакать.

— Я буду отрицать, что делал это. Я скажу, что ты заставила меня сказать пару слов и смешала их всех вместе.

Теперь пришло моё время посмеяться. Я поднимаю глаза, встречаясь с ним взглядом. На лице Колина играет улыбка, которая говорит о том, что он гордится собой за то, что создал что — то настолько прекрасное. И, возможно, немного «я сожалею об этом больше всего на свете».

— Я не настолько талантлива, тупица.

— Хм, они этого не знают, — говорит он и целует меня в губы. — Профессор Мейснер сказал, что не будет показывать это на занятиях, потому что не хочет унижать нас и нашу «безумно хорошую игру», потому что это «может показаться слишком реалистичным».

Ну, хоть что-то. Я не думаю, что то, что пара сотен других студентов увидят, как я плачу, — это то, что я когда-либо хотела бы испытать.

—?—

— Нет, папа, ты знаешь, на что способна твоя дочь? Она была дома целых два часа, а потом… Вся чёртова гостиная выглядела как отдел декораций в ИКЕА, — говорит Аарон, закрывая руками лицо и испуская отчаянный стон.

— Я подумала, что вам, ребята, нужно добавить туда немного больше красок. Весь твой дом сделан из белого и серого. Ему нужен был какой-то цвет, — защищаюсь я.

— Милая, мятно-зелёный — это не тот цвет, который подходит нашему дому. Колин явно жаждет смерти. Как он смеет быть на стороне Аарона, а не на моей? — И твоя одержимость лягушками всё ещё пугает меня.

— Спасибо тебе! Эти крошечные статуэтки лягушек повсюду, — ещё один стон исходит от Аарона.

Честно говоря, если они не хотели, чтобы я «приукрашивала» их дом, им не следовало предлагать мне остаться. Что ж, не похоже, что у меня есть другой выбор. Колин настаивает, чтобы я осталась, чтобы он мог приглядывать за мной, а Аарон… ему особо нечего сказать, когда дело касается меня. Не тогда, когда Колин уже принял решение.

Я имею в виду, у меня, конечно, есть выбор остаться в общежитии, но зачем мне это, когда вместо этого я могу постоянно раздражать своего брата своим присутствием?

У меня не было возможности сделать это, когда мы были младше, так что мне нужно наверстать упущенное время.

— Ребята, оставьте Лили в покое, иначе вы обнаружите в своей постели лягушек-убийц, а я сомневаюсь, что это то, чего вы хотите, — говорит Ана. Хоть кто-то на моей стороне.

— Спасибо тебе, Анни.

— Только не ещё один Сержант Фрогго, por favor (Прим. пер.: пожалуйста), — умоляет Колин, корча такое лицо, словно ему больно. — Достаточно того, что Лили любит эту лягушку больше, чем меня. Мне больше ничего подобного в моей жизни не нужно.

Я закатываю глаза, пытаясь казаться раздражённой, но мои губы выдают меня, ведь на них играет улыбка.

— Дамы, — мой отец обводит рукой стол, затем останавливается, когда он оказывается передо мной, — и любительница лягушек. — Все хихикают. — Если мятно-зелёные украшения и лягушки делают женщину счастливой, тогда вам придётся пойти на некоторые жертвы.

— Но, папа, я не могу, — рычит Аарон. — Ты не живёшь с нами. Тебе не обязательно видеть этих жутких существ весь день, каждый божий день. Я, однако, вижу.

— Хреново тебе, Рон, — Колин пожимает плечами, подмигивая мне.

Аарон неодобрительно хмыкает. Но точно так же, как это было со мной, его губы выдают его раздражение.

И тут возникает вопрос, которого я так долго ждала. Не то чтобы я с нетерпением ждала ответа на этот вопрос, но я знала, что рано или поздно он произойдёт.

— Тебе придётся вернуться? — спрашивает Ана. — Я имею в виду, в психиатрическую больницу.

В пояснениях не было никакой необходимости, но я поставлю ей пятёрку за попытку.

— Не сейчас. Прежде чем меня отпустили, я побеседовала с психологом. Она сказала, что я делаю большие успехи. Конечно, мне не будет становиться лучше волшебным образом изо дня в день, но она уверена, что, поработав ещё немного, я смогу жить почти «нормальной» жизнью, — говорю я, вероятно, разъясняя это немного хуже, чем психолог.

— Будет чертовски много работы, чтобы приблизиться к «нормальности», какой бы она ни была. Честно говоря, я не думаю, что существует такое понятие, как «нормально», но как бы то ни было, суть не в этом. Я всё ещё буду иногда бороться, как и все остальные. Хотя, если я продолжу принимать свои лекарства и останусь рядом с людьми, которых я люблю, с теми, кто тоже любит меня, я даже уверена, что смогу пройти через это, не испытывая желания умереть. Это ещё не прошло, иногда я все ещё думаю, что было бы лучше, если бы я действительно умерла, но ты знаешь, я больше не думаю, что это единственное решение. И, конечно, мне придётся продолжать посещать терапию. Но в остальном, если моё состояние снова не ухудшится, я готова больше не думать об этом.

Колин берет мою руку в свою и мягко сжимает. Его глаза встречаются с моими, и он широко улыбается. Это не жалостливая улыбка. Он гордится мной.

Какими бы незначительными ни были мои победы, Колин обязательно говорит или показывает мне, как он горд.

Он не мог навещать меня ежедневно, часы посещений не позволяли ему этого, как и его расписание… но всякий раз, когда он навещал меня в течение последних двух недель, Колин слушал, как я рассказываю ему обо всём, что я узнала. Но самое главное, он всегда улыбался мне, как будто я заставляла его гордиться собой.

Мне было и до сих пор приятно осознавать, что я не безнадёжная, какой я себя считала течение многих лет.

С Колином я чувствую себя лучше. И с помощью моей семьи я действительно чувствую, что у меня всё получается лучше.

Конечно, мне ещё предстоит пройти долгий путь, и я уверена, что моя депрессия никогда не пройдёт (главным образом потому, что от неё вообще нет лекарства), я действительно чувствую, что с помощью любви могу завоевать гораздо больше в своей жизни, чем когда была совсем одна.

Несколько часов спустя мы наконец-то вернулись домой, и я уютно устроилась в постели Колина. Он все ещё в ванной, так что пока я думаю, было бы забавно спрятать что-нибудь под его крошечной частью одеяла.

Да, примерно три четверти одеяла моё. Нет необходимости это обсуждать. Даже если Колин захочет оспорить это, то он всё равно проиграет.

— Какой фильм мы смотрим? — спрашивает Колин как раз в тот момент, когда открывается дверь ванной.

На нём только спортивные штаны, открывающие мне вид на его обнажённую грудь. С тех пор, как я узнала о его уже не такой новой татуировке, его грудь кажется намного интереснее.