Девять опусов о зоне

Приобретя ядреный чеснок и отличное сало с прожилками, почтенный доктор наук вернулся в барак, где застал нестандартную ситуацию шмона. Шмон, или обыск на предмет обнаружения у осужденных предметов, запрещенных к хранению в зоне, бывает двух видов: общий, массовый или локальный, по наколке (наводке). При общем шмоне всех осужденных выгоняют на плац, где они в зависимости от времени года или трясутся, как паралитики (зимой), или поплевывают себе под ноги и тайком курят (летом). Локальный шмон проводится в конкретном месте по конкретной наводке. Например, некто "Х" закурковал (спрятал, положил в курок) в свой тайник какой-то предмет, назовем его "Z". А некто "У" видел гражданина "Х" в этот таинственный момент и доложил, соблюдая конспирацию, куму (оперативнику) по имени "В". Тогда "В" идет в барак, для отвода подозрения от "У" переворачивает несколько нейтральных кроватей, тумбочек, а потом, будто случайно наткнувшись, извлекает предмет "Z" и спрашивает – чей он. Естественно, что "Х" свое причастие к этому предмету не выдает, а усиленно играет желваками, мечтая поймать осведомителя и засунуть ему этот предмет в задницу.

Формула эта выглядит очень просто: Х + Z + У = В – Z.

Но сейчас мы наблюдаем ситуацию нестандартного локального обыска, потому что этот обыск проводится в тумбочке Верта, которую даже во время общих обысков прапорщики обходят, от греха подальше, стороной.

Обыск проводит начальник оперативной части – старший кум – Паша

Батухтин. Паше 40 лет, он капитан, его дважды роняли, в мусоросборник и с крыши, но он выжил, привычки ищейки не потерял, зато обзавелся двенадцатикратным морским биноклем и наблюдает за поведением зэков с различных возвышенных мест, тщательно маскируясь.

Предыдущие падения с высоты неблаготворно отразились на его психике.

Паша Батухтин методично выкладывает содержимое тумбочки, приговаривая:

– Так, сигареты, блокнот, книга, водка, халва, конфеты… Чая нет. Странно…

Паша так же механически складывает все обратно, рассуждая вслух:

– Должен был быть чай, четыре плиты, Странно…

Он идет к выходу из барака, что-то бормоча под нос, а Верт быстренько переставляет бутылку водки в тумбочку Бармалея. Делает он это весьма своевременно, так как в прямолинейном мозгу капитана срабатывает какая-то шестеренка, переключающая его несложные мысли на другую передачу. Бормоча:

– Водка, водка…

Паша стремительно возвращается к тумбочке и начинает процедуру обыска сначала:

– Так, сигареты, блокнот, книга, халва, конфеты, чай, четыре плиты… Водки нет. Странно, должна быть водка, одна бутылка…

Контуженый сыщик складывает предметы обратно и уходит, наконец, бормоча что-то укоризненное. Барак разражается хохотом. Паша

Батухтин опасен, но зэки любят играть с опасностью. Зимой Паша вообще превзошел себя. Он бродил по первой пороше, изучая следы, и обнаружил сочные отпечатки чьих-то валенок, ведущие в парикмахерскую. По распорядку дня утром в парикмахерскую никто из осужденных заходить не смел, утром уголовные цирюльники обрабатывали покатые затылки и обветренные виски охранников, а охрана, согласно уставу, ходила в сапогах.

Следопыт Батухтин ворвался в парикмахерскую с воплем:

– Где Он Прячется?!

– Кто? – резонно поинтересовался брадобрей.

– Следы, – таинственно сказал зоновский Шерлок Холмс, – вывел парикмахера из его кельи и указал на снежные отпечатки.

– Так это же ваши следы, – резонно заметил ушлый парикмахер.

Капитан недоверчиво посмотрел на свои ноги, обутые в подшитые валенки, перевел подозрительный взгляд на брадобрея, влепил тому на всякий случай выговор и побрел по собственному следу, бормоча под нос.

Рассказывали, что даже дома этот Дерсу Узала проводит выборочные обыски в вещах жены и сына, и если находит там чай или другие, не подлежащие хранению вещи, конфисковывает их, уносит в дежурную комнату и составляет акт об изъятии.

После ухода Батухтина Верт подозрительно посмотрел на

Экскаватора. Он питал к этой неуклюжей личности обоснованные подозрения, но не имел пока серьезных доказательств. К тому же Верт не хотел перед побегом привлекать к себе внимание. И все же

Экскаватор заслуживал наказания. Поэтом Верт специально прошел мимо его шконки и сделал вид, что споткнулся о его ногу.

– Ты че, сука позорная, костыли выставил?! – риторически спросил

Мертвый Зверь.

Меньше всего нескладному здоровяку Экскаватору хотелось связываться с грозным Адвокатом. Но ритуал поведения требовал соответствующего ответа.

– Гляди, куда говнодавы ставишь. – сказал Экскаватор совсем не грозно.

Верт только и ждал такого ответа. Ему тоже приходилось соблюдать негласный Устав зэковских отношений. Сперва надо было задрать ногу на столбик, потом приподнять верхнюю губу и прижать уши. И, если оппонент не подожмет хвост, открывая в позе капитуляции яремную вену, пускать в ход зубы.

Верт пренебрег заискивающими интонациями голоса, придравшись к содержанию фразы.

– Ты, сявка, мне еще указывать будешь, где ходить! Пасть порву, лярва бацильная!!

И, торопясь опередить готового к абсолютной сдаче Экскаватора,

Верт нанес свой коронный удар: собранными в щепоть пальцами – в ямочку под кадыком жертвы. После этого удара несчастный Экскаватор уже не мог объявить о сдаче в плен и полной своей недееспособности, а мог только сипеть, махая ручищами наугад. Верт хладнокровно проскользнул под этими руками и по всей науке восточной драки нанес несколько полновесных ударов в нервные окончания здоровенного туловища, завершив их режущим – по кадыку. Незадачливый увалень рухнул на грязный пол. Барак притих.

Мертвый Зверь повернулся к барачной публике. Сейчас он полностью оправдывал свою кличку: на неподвижном, омертвевшем лице выделялись только яростные глаза, губы стали тоньше и побелели.

Верт сделал шаг и все близсидящие шарахнулись к выходу.

Профессор смотрел на это представление со смешанным чувством восторга и ужаса. Он впервые видел интеллигентного Адвоката в облике

Мертвого Зверя.

Верт выдержал паузу, остывая, посмотрел на вялое тело

Экскаватора, сказал сухо:

– Приведите его в чувство.

И вернулся к своей тумбочке.

Тут же вернулся и капитан-ищейка. В его затуманенном мозге вылупилась очередная мысль и он спешил реализовать ее действием.

Может, он хотел опять поискать чай или водку, а может, прочитать своим нерадивым подопечным небольшую мораль. Паша Батухтин очень любил поучать. Его небольшие спичи всегда поражали уголовников богатством азбучных истин, лаконичностью фраз и колоритным "значит", вставляемым в фразы максимально.

Тело между кроватями отвлекло его, дав своеобразному оперативному мышлению совершенно иное направление. Так ребенок, следуя к песочнице, видит бабочку или красивый камушек и полностью переключает свое внимание на новый интерес. Тюремный следопыт остановился у Экскаватора и задумался. Его отстраненный взгляд постепенно обрел живость, он посмотрел вправо, посмотрел влево, но оборачиваться назад не стал, и произнес сурово:

– Что с ним, значит, это такое сделал? В смысле, значит, кто?

Интерес любопытного, но совершенно чуждого состраданию, оперативника к недомогающему Экскаватору утвердил подозрение Верта о предательстве последнего. Хотя и без этой уверенности Мертвый Зверь ничуть не сожалел о проявленном зверстве. Ему все равно надо было разрядить тревогу перед отчаянным приближением рискованного побега.