Девять унций смерти

— Ты — вот что… ты — идем со мной! — услышал он над собой знакомый голос.

— Ты… — прохрипел Якш, подымая голову.

— Я! — весело откликнулся старый бард.

— Тебе… опять кого-то спасать? — обреченно выдохнул Якш, понимая, что никак не годится нынче в спасители. Вот никак, и все тут. Его бы самого кто спас.

«Ну Эдмунд, ну я тебе!»

— Конечно, спасать! Стал бы я по пустякам тревожить такого занятого гнома, как ты! — прозвучало в ответ.

— Так. И кого тебе спасать? — отчаянно переспросил Якш, пытаясь наскрести в своем теле хоть немного сил, а в сердце хоть немного мужества.

— Как кого? Тебя, конечно! — весело откликнулся старый бард.

— Меня?! — растерялся Якш.

Ну вот и силы сразу куда-то делись, да и мужество…

— А разве ты не нуждаешься в спасении от погони?! — вопросом на вопрос ответил старый бард.

— Еще как! — выдохнул Якш. — Но…

— Никаких но! — отрезал скрипач. — За тебя просил один твой старый знакомый. Просил спасти тебя от преследователей и помочь доставить то, что должно, туда, где ему надлежит быть.

«Что-что?! Я не ослышался?! То, что должно, туда, куда надлежит?!»

— А… ты меня на руках понесешь… или на закорках потащишь?! — с истерическим смешком выдавил Якш.

— Твой хороший знакомый одолжил мне своего коня, — с улыбкой поведал скрипач. — Этот конь меня не боится. Да и тебя не испугается.

После чего едва уловимым движением руки открыл дверь в ночной темноте. Дверь, которой не было, Якш это чувствовал, но тем не менее она была, это он чувствовал так же ясно. Ночная тьма со скрипом распахнулась, а там, за этой загадочной дверью из темноты и тишины, из звезд и ночных шорохов, была другая тьма и другая ночь. И в ней царили другие звезды и шорохи.

— Идем скорей, — сказал скрипач, и тотчас по ту сторону двери боевой конь Эдмунда Доаделлина, лучший его конь, павший при Айнсвике вместе с хозяином, тихо заржал, словно приветствуя.

Якш тяжело с хрипом выдохнул и вслед за бардом решительно шагнул в загадочную дверь через ночь.

Дверь захлопнулась. Преследователи остались с носом.

— Садись, — сказал скрипач, указывая на хорошо знакомую тележку.

Хорошо знакомую? Ну конечно!

Вот только теперь ее украшали звезды. Торжествующие и радостные звезды.

— Садись, — повторил скрипач.

— А ты? — спросил Якш.

— Пойду рядом и буду играть тебе, — ответил скрипач.

— Дать тебе твою скрипку? — спросил Якш.

— Теперь это твоя скрипка.

— А ты?

— Мне не нужна скрипка, чтобы играть. Слушай. Я сыграю тебе дорогу.

— Это… мелодия такая? — выдохнул Якш.

— Нет, не мелодия.

— Ну… песня?

— Нет. Не песня. Это дорога, понимаешь? Если б я был кузнецом, я б тебе ее выковал, но я не кузнец. Был бы ваятелем — изваял. Танцором — сплясал. Сказителем — рассказал. Но я — музыкант, а значит, мне придется сыграть ее.

— А…

— Садись, — прервал его скрипач. — К рассвету мы должны быть на месте.

Якш благоговейно взгромоздился на тележку, которую почтили своим присутствием звезды, конь самого короля Эдмунда тряхнул гривой, а скрипач ласково погладил пространство вокруг себя. Погладил — и оно запело. В тот же миг перед ними соткалась серебристая дорога, и конь Эдмунда сделал первый шаг по ней. Тележка, в которую он был запряжен, покатилась следом.

Тележка катилась по земле, усеянной звездами. А впрочем — кто знает? — быть может, это были небеса, ведь, кажется, звездам положено обретаться именно там?

А потом земля или небеса кончились и началась вода. Вода, усеянная звездами, покачивающимися на ее поверхности, мерцающими из непроглядных глубин, вода…

— Ночь — это мост надо мной… — шептала вода могучим неутомимым шептанием. — Надо мной… мной…

Вокруг была вода, много воды, все вокруг полнилось ее дыханием и плеском, но все так же звучал мир под пальцами старого барда, все так же игралась и пелась дорога, и конь Эдмунда тащил и тащил тележку с Якшем и секирой, которую необходимо передать, тащил по тропе, которой не могло быть на глади вод, но она была, а старый бард шея рядом с тропой, шел по воде, как посуху, и только край плаща слегка замочил.

А потом кончилась ночь.

Она закончилась не так, как земля или небо. Не так, как вода, вновь ставшая сушей. Она закончилась так, что у Якша дух захватило. Словно он был маленькой строчной буквой в темноте огромной закрытой книги, ну и поделывал себе какие-то свои маленькие строчные делишки, как вдруг книгу рывком распахнули, да еще и на его странице! Метнувшись туда-сюда, он вмиг потерял гласность, затем согласность и сжался крохотной безгласной точкой в конце предложения.

Успел услышать:

— Удачи! — брошенное скрипачом… и тут же очутился на песчаном берегу.

Позади шумела вода. Был день.

«Так и не рассказал ему про учителя! Совсем из головы вылетело!»

Немудрено, когда вокруг такое творится. Впрочем, со скрипачами, похоже, всегда что-нибудь эдакое творится.

«Неужели и со мной будет?»

«А сейчас с тобой совсем ничего не происходит, болван!»

Якш стоял невесть где, ошеломленно озираясь по сторонам, одной ногой все еще там, среди воды и звезд. В правой руке тяжело качнулась секира, словно напоминая о том, для чего все это, собственно, и происходит.

Секира!

Да он почти забыл о ней за всеми этими чудесами.

И Якш сам себе напомнил нерадивого гонца, зазевавшегося на хорошеньких девушек, а ведь послание где-то ждут! Секира ведь не просто подарок, она — послание, письмо из прошлого… кому?

Знать бы.

Догадаться бы.

«Догадаться бы еще, где я нахожусь, — подумал Якш. — Очень бы нелишнее знание!»

«Кто это там так орет? Ну и глотка, должно быть! А теперь запели… красиво. Праздник там, не иначе. Пойти, что ли, поглядеть?»

Пойти, решил Якш, закинув секиру на плечо.

Первое, что заметил Якш, были спины. Такое множество, что ему на миг показалось, будто весь мир из них состоит, будто он порос ими. Пестрая, ярко наряженная толпа шумно кого-то чествовала.

— Слава победителю турнира! — донеслось до Якша.

Протолкавшись в толпе, он разглядел победителя, а разглядев, вдруг понял все.

«Так вот кому твой подарок, Эдмунд! Ведь ему, да? Молчишь? Смотри не промолчись, потому что я отдаю. И обратно забирать не стану. Все равно молчишь? Что ж, у людей молчание — знак согласия! Юноша получит твой подарок».