Девять веков юга Москвы. Между Филями и Братеевом

Его сын Виктор Николаевич Гусев в 1925–1926 гг. был председателем Комитета крестьянского общества взаимопомощи (ККОВ), когда сельское общество хлопотало и добилось, что Московское уездное земельное управление 6 мая 1926 г. заключило Договор № 74: МУЗУ – Комитету крестьянской взаимопомощи (в лице Гусева В.Н., уполномоченного КОВ) «сдает в арендное пользование... советское хозяйство под названием бывш. имение Романова...» [679] .

Павел Николаевич, женившись в 1914 г., уехал в Москву, оттуда был взят на войну, служил в пехоте, потом в саперном полку, окончив учебную роту, был произведен в унтер-офицеры; но тут началась революция, и он вместе с другими солдатами стал разоружать меньшевистских офицеров. «Наш саперный полк был первым, участвовал в отражении корниловского наступления, – писал П.Н. Гусев в 1933 г. в одном из документов. – В октябрьскую ночь наш полк был одним из передовых (Смоленск, 3-й саперный полк), на другой день мы возили отобранное оружие в арсенал. С первых дней революции был избран в командный комитет и товарищеский дисциплинарный суд, а после в полковой комитет. По демобилизации приехав в Москву, я поступил в Красную Армию в 1-й Революционный Варшавский Красный полк, принимал участие в разоружении анархистов. Из Красной Армии был затребован в Зюзинский бывший волсовет на должность секретаря как специалист, где пробыл до слияния волостей... Меня назначили делопроизводителем милиционной конторы, потом участковым начальником милиции. В это же время был выбран и активно работал в подрайонном Комитете бедноты до их ликвидации. В милиции я прослужил 5 лет, за что имею Аттестат, был премирован. Работа в милиции в то время в связи с конокрадством, контрреволюцией и бандами была очень трудна и опасна, не раз был на волосок от смерти. Одновременно с работой в милиции я нес большую общественную работу: 1) уполномоченным Союза охотников. 2) Организатором и начальником Пожарной Дружины, за что премирован. 3) Организовал существующий до сих пор клуб и назвал его именем „9 Января“. Это имя пришло в колхоз. Несколько лет был председателем клуба и руководителем драмкружка, сочинял и инсценировал пьесы. Организовал первую стенгазету и был ее бессменным редактором. С 925 г. состоял селькором газеты „Московская деревня“ и участником рабселькоровского Всесоюзного Совещания. Огромное количество моих заметок и стихотворений достигли положительных результатов после расследований, за что меня часто преследовали, а шаболовские бандиты покушались убить и впоследствии были сосланы...» [680] Павел Николаевич 5 лет работал во Дворце труда (1925–1930), затем старшим счетоводом в сельхозартели с 1929 г., а потом и два года в колхозе. Но двое старших детей уже учились в Москве, трое младших ходили в школу, и жена из-за большой семьи не могла работать в колхозе. В колхозе начались проблемы – Петра Николаевича исключили, несмотря на его прошлые заслуги, и хотя потом восстановили, но волокита по обжалованию заняла много месяцев. Позже Павел Николаевич уже не стал работать в колхозе.

679

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 362, л. 68.

680

ЦГАМО, ф. 7250, оп. 1, д. 326, лл. 28–31.

Александр Николаевич Гусев прожил долгую жизнь в селе. В возрасте 20 лет 4 февраля 1918 г. он женился первым браком на 17-летней Александре Петровне Бычковой. После Первой мировой войны, где Гусев служил кавалеристом, он всю жизнь прожил в Зюзине. Он был инициативным, ответственным колхозником, поэтому вскоре после вступления в колхоз в 1930 г. его назначали бригадиром. В годовом отчете за 1935 г. А.Н. Гусев, бригадир 1-й бригады (4 года в должности, 5 лет в колхозе), записан в Основные кадры артели [681] . С тех пор он был бессменно бригадиром, и не только полеводческой бригады, но и животноводческой и садовой, куда его ставили, чтобы навести порядок в работе.

681

ЦГАМО, ф. 6972, оп. 1, д. 1, л. 297об.

Сестра жены Александра Николаевича Анна Петровна Бычкова – мать Валентины Николаевны Дербишиной. И Валентина Николаевна гордится своим дедом. Сегодня внучка А.Н. Гусева – кладезь информации о своем селе. По моей просьбе рассказать об односельчанах она составила пофамильный перечень всех жителей каждого дома сельской улицы в последний год ее существования (1960). А домов к тому времени стало 238!

Мне очень не хватало этого конечного уличного ранжира для того, чтобы представить историю изменения улицы, расселения жителей села в каждый период его существования. Ведь, выписывая перечень жителей села из всех переписей начиная с 1627– 1629 гг. (более ранние переписи просто не сохранились), я невольно располагала их в том же порядке на улице. Вскоре стало ясно: если родственные семьи расселялись до 1845 г., дом для сына ставили близ отцовского, вторым, а то и третьим рядом от линии улицы. 12 исходных крестьянских дворов были к 1845 г. перенаселены. Односторонняя застройка крестьянских дворов заканчивалась у околицы, а за околицей находилось кладбище – селиться было негде. Линия околицы проходила примерно по границе между двумя нынешними школами № 531 и 685.

При Балашовых после решения Опекунского совета крестьян стали расселять по обе стороны дороги, идущей к лесу, по новым правилам – усадьбы стали больше, с обязательным проездом в 6 сажен через каждые два двора. Для этого сначала перенесли на новое место кладбище – в заповедную сосновую рощу «Грачи». А потом за недавней околицей расселили в первую очередь все семьи, которые П.П. Бекетов хотел перевести в другое имение и лишил их дворов в Зюзине. Потом тем же порядком стали поселять вдоль спрямленной дороги на Ясенево семьи взрослеющих сыновей из крестьянских семей. Порядок записи семей при 9-й и 10-й ревизиях и при Переписи 1869 г. уже не совпадал с порядком размещения домов по улице.

Уже после революции появились жилые дворы при въезде в село, в начале дороги от речки Котловки до церкви на Поповке. Поповкой в селе называли строения на прежних церковных землях, которые владельцы села искони отдавали церковному причту в пользование – для ружного прокормления и проживания. Строили на ней только церковные дворы, а в конце XX в. – и арендаторы церковных земель.

В 1920-х гг. были отданы под жилые дворы крестьянам и земли на месте разрушенного господского дома, усадебного сада и хозяйственного двора. На месте большого господского дома поставила дом одна из семей Гусевых.

В двух следующих, 11-м и 12-м дворах, в деревянных домах жили Касадкины – соответственно Василий Егоров, 22 лет, и старший брат отца Василия – Алексей Дмитриев, 36 лет. Фамилия эта записана ошибочно (через «д»), она пошла от Дмитрия Павлова Касаточкина (1850). Его дед Иван Андреев Маторин, первым отселившись из родительского двора, взял себе в 5-ю ревизию (1795) фамилию Маторин, по прозванию деда Дмитрия Андреева Моторы. Сын Ивана Петр, став отдельным дворовладельцем к 6-й ревизии (1811), поддержал отца, став Маториным. Но к 7-й ревизии (1816), когда отца не стало, а Павел и Степан тоже разъехались по разным дворам, все три сына Ивана – Павел, Петр, Степан – взяли себе фамилию Хромовы.

В 9-й ревизии (1850) новые изменения: Петр снова поменял фамилию – записался Корчашкиным (у Даля, корчажка – калека со сведенными членами), а сын Павла Дмитрий стал Касаточкиным (у Даля, касатка, касаточка – ласточка). На следующей Переписи 1869 г. уменьшительная форма этих фамилий исчезла. Тогда сын Петра Иван стал Корчагиным (см. 23-й двор). А старший сын Дмитрия Алексей и дети младшего сына Егора (взят в рекруты в 1857 г.) Василий и Александр стали Касаткиными.

Когда племянник Дмитрия Касаткина Егор подрос и женился, Дмитрий с женой и сыном отселился в отдельный двор рядом. Так, в Перепись 1869 г. в 11-м дворе в деревянном доме оказался Василий Егоров Касадкин с женой, а также его брат Александр Егоров, 18 лет, сестра Наталья Егорова, 8 лет, и их мать Афросинья Федорова, 46 лет.

Позже, в метрических книгах 1900-х гг. фамилию опять писали через «т». У Василия отмечены семьи двух его сыновей: Георгия, женившегося 6 февраля 1908 г. на Евдокии Алексеевой Корчагиной, и Александра, женатого на Марье Никитиной. Был еще сын Василий с женой Татьяной Семеновой. У Александра – семьи четырех сыновей: Алексея, женившегося 14.10.1902 на Пелагее Васильевой Воротягиной; Ивана, женившегося 31.01.1900 на Екатерине Алексеевой Чижовой; Василия, женившегося 25.07.1908 на Татьяне Александровой Будкиной, и Григория, женившегося 26.01.1911 на Александре Васильевой Журиной. В каждой семье было по нескольку детей.

В 1922 г. все эти семьи Касаткиных жили отдельными домами. Интересно, что П.В. Касаткина в марте 1922 г. держала в собственном доме небольшую чайную в 9 кв. саженей. В тот год НЭПа при Ленинском волостном совете существовала Комиссия по сдаче помещений под торговлю в селениях Ленинской волости. Среди десятка чайных лавок в волости одна была открыта в селе Зюзине. Пелагея Васильевна выкупила патент на торговлю и промыслы (в чайной лавке) и за вторую половину 1922 г. [682]

682

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 163, лл. 1, 5об., 18, 19.

У Александра Васильева Касаткина с семьей было 3 3/4 десятины земли и лошадь. У Егора Васильева – 3 3/4 десятины земли и лошадь и корова, а подворный налог 12 075 тыс. руб. (в дензнаках 1922 г.). У Алексея Александрова Касаткина было всего 2 десятины, лошадь и корова, и подворный налог он платил поменьше – 9200 тыс. руб. У Ивана Александрова Касаткина с семьей – 4 1/4 десятины земли, лошадь и корова, подворный налог он платил 14 375 тыс. руб. У Григория Александрова десятин было меньше – 2 1/8 , лошадь и корова, подворный налог – 9200 тыс. руб. У Василия Александрова – 2 3/4 десятины, лошадь и корова, подворный налог он платил 10 925 тыс. руб. [683]

683

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 674, лл. 55, 56об.

Состоятельные были семьи. Они в основном не утратили достатка и к 1927 г. В Именном списке Зюзинского земельного общества по самообложению на 1927 и 1928 гг. в числе других крестьян записаны и Касаткины, с указанием размера налога самообложения. Александр Васильев Касаткин платил 7 руб., его отделившийся сын Иван Александров – 10 руб., вдова Егора Васильева Евдокия Алексеева Касаткина – 15 руб. Алексей Александров Касаткин платил 35 руб., Иван Александров – 15 руб., Григорий Александров – 40 руб., Василий Александров – 24 руб. [684]

684

ЦГАМО, ф. 674, оп. 1, д. 362, лл. 8об.–12.