Девять жизней Кристофера Чанта
Шрифт:
— Это Ашет! Спасите меня!
— Мадам, — вежливо сказал Габриэль привидению, — чему мы обязаны честью узреть вас в нашей скромной обители?
Привидение проницательно поглядело в щелки маски сначала на Габриэля и спрятавшуюся за него Богиню, потом на Кристофера, на клетку и на всеобщий беспорядок в холле.
— Я надеялась, что это более респектабельное заведение, — сказала женщина глубоким мелодичным голосом и сдвинула маску с лица.
Посмотрев на это лицо, Кристофер почувствовал себя круглым идиотом в тигровой шкуре с навешенными на нее побрякушками.
— Матушка Праудфут! — воскликнула Богиня.
— Я
— К вашим услугам, мадам. Простите нам этот временный беспорядок. У нас были неприятности, а вообще мы вполне достойные и уважаемые представители своего народа.
— Я так и думала, — ответила матушка. — Не могли бы вы позаботиться об этой Дочери Ашет? Я была бы вам весьма благодарна, если бы вы помогли мне, потому что я должна сообщить о ее смерти.
— В каком смысле — позаботиться? — осторожно спросил Габриэль.
— Отправить ее учиться в хорошую школу и, более того, стать ее официальным опекуном, — сказала Праудфут и величественно сошла с пьедестала.
Ростом она оказалась с Габриэля. И вообще, чем-то они были похожи: оба худощавые и строгие.
— Эта девочка — моя любимица, — объяснила матушка. — Я всегда стараюсь спасти их, когда они становятся взрослыми, но почти все они так глупы, что я не сильно переживаю, если мне это не удается. Но как только я поняла, что эта девочка не чета остальным, я начала делать для нее отчисления из фонда… храма. Думаю, мне хватит средств, чтобы устроить ее судьбу.
Она отбросила шлейф платья, и обнаружилось, что пьедесталом ей служил небольшой сундучок. Матушка широким жестом откинула крышку, и Кристофер увидел великое множество мутных полупрозрачных камешков, похожих на дорожный гравий. Однако Габриэль взирал на них с благоговейным трепетом. Такрой и Флавиан беззвучно переговаривались, многозначительно стреляя глазами в сторону сундука. Кристоферу послышалось слово «бриллианты».
— Ну как, этого хватит?
— Хватило бы и половины, — почтительно ответил Габриэль.
— Видите ли, я желала бы, чтобы после вашей частной английской школы девочка закончила высшую швейцарскую школу, — пояснила матушка. — Я изучила ваш мир и не хочу, чтобы девочка в чем-либо нуждалась. Вы поможете мне? Я, в свою очередь, прослежу, чтобы служители Ашет удовлетворили любую вашу просьбу.
Габриэль перевел взгляд с матушки Праудфут на Богиню. Он колебался. Посмотрел на Кристофера и наконец сказал:
— Очень хорошо.
Богиня выпрыгнула из-за Габриэля, обняла его и бросилась к матушке, которую тоже обняла.
— Я так люблю вас, матушка! — воскликнула девочка, уткнувшись в серебряные складки платья.
Матушка Праудфут всхлипнула и крепко обняла Богиню. Потом посмотрела на Габриэля:
— Вот еще что. Дело в том, что Ашет всегда требует какую-нибудь жизнь за каждую Живую Ашет.
Кристофер вздохнул. Похоже, всем людям во всех Везделках от него только и нужно, что его жизни. Теперь у него останется лишь одна — в сейфе замка…
— Ашет
не очень разборчива, — продолжила матушка Праудфут, прежде чем Габриэль успел открыть рот. — Обычно я подсовываю ей жизнь какой-нибудь кошки из храма. — И ткнула серебряным копьем в тот угол, где Трогмортен ходил вокруг клетки и шипел, как кипящий чайник. — У этого старого рыжего разбойника еще три жизни. Возьму одну.Шипение прекратилось. Трогмортен показал, что он думает по поводу такого предложения, пулей метнувшись вверх по лестнице.
— Неважно, — сказал Габриэль. — Я как раз вспомнил, что у меня завалялась одна лишняя жизнь.
Он вытянул свое прозрачное подобие из свалки ломаных библиотечных стульев и повесил его на острие копья матушки.
— Такая подойдет?
— Без сомнений. Спасибо.
Матушка поцеловала Богиню и величественно удалилась в пентаграмму. Богиня закрыла сундучок и уселась на него.
— Школа! — Девочка расплылась в блаженной улыбке. — Рисовые пудинги, старосты, спальни, полуночные пиршества, игры… — Внезапно ее лицо сделалось озабоченным. — Но если честно, сэр де Витт, думаю, мне лучше остаться в замке. Ведь я причинила Кристоферу столько неприятностей, а он так… так одинок здесь.
— Будто я не понимаю, — ответил Габриэль. — Я уже почти договорился с Министерством о том, чтобы перевести сюда десяток-другой юных волшебников на обучение. Пока я могу нанимать их только в прислугу, как нашего Джейсона — в помощники садовника. Но скоро все изменится. Поэтому не вижу причин не пускать вас в школу.
— Но они есть! — Богиня покраснела, на глазах блеснули слезы. — Я должна откровенно во всем признаться — так поступают все в книжках про Милли. Я не заслуживаю! Я совершила дурной поступок! Чтобы пробраться сюда, я взяла не жизнь Ашет, а жизнь Кристофера. Я думала, что Ашет может остановить меня, и украла одну из жизней Кристофера, пока он торчал в стене…
По ее лицу градом катились слезы.
— И где же она? — в изумлении спросил Кристофер.
— Там, в стене, — всхлипнула девочка. — Я за пихнула ее поглубже, чтобы никто не догадался. Но с тех пор я чувствую себя ужасной дрянью. Я изо всех сил старалась помочь и искупить свою вину, но сделала так мало, что, думаю, меня нужно наказать.
— В этом нет никакой необходимости, — возразил Габриэль. — Мы знаем, где находится эта жизнь, и пошлем за ней Мордехая. Успокойтесь, юная леди. Вам придется пойти в школу, иначе куда нам девать все эти бриллианты? Считайте, что это ваше наказание. А на каникулы можете приезжать и жить в замке с юными волшебниками.
Блаженная улыбка вернулась, и слезы тут же высохли.
Вот, собственно, и все. Да, вот еще: вскоре после Нового года Кристофер получил из Японии письмо.
Дорогой Кристофер! Почему ты не сказал мне, что твой папа перебрался в Японию? Это такая прелестная страна, особенно когда привыкаешь к местным обычаям. Мы с папой здесь очень счастливы. Гороскопы папы удостоились чести заинтересовать некоторых людей, близких к императору. Мы уже вхожи в высшие круги и надеемся в скором времени продвинуться еще выше.
Папочка шлет наилучшие пожелания будущему Крестоманси.