Девятнадцать минут
Шрифт:
– Ну, Джо. Только один раз. Я не хочу, чтобы между нами что-то было.
Она уже знала о том, что его слова заставляют ее таять, так же как и его поцелуи и прикосновения. Она ненавидела запах резины, который появлялся в воздухе, когда он разрывал упаковку с презервативом, и оставался на его руках, пока они не закончат. Господи, неужели может быть что-то лучше, чем чувствовать Мэтта внутри? Она совсем немного подвинулась, почувствовала, как ее тело слилось с его, и ее ноги задрожали.
Когда у Джози в тринадцать лет начались месячные, у них с мамой не было разговора по душам, который бывает между матерью и дочерью в таких случаях.
– Каждый раз, когда ты занимаешься сексом, ты можешь забеременеть или не забеременеть, – сказала мама. – Пятьдесят на пятьдесят. Поэтому не нужно обманывать себя, думая, что если только один раз не предохраниться, то шансы будут в твою пользу.
Джози попыталась оттолкнуть Мэтта.
– Мне кажется, нам не следует этого делать, – прошептала она.
– Заниматься сексом?
– Заниматься сексом без… ну, ты понимаешь. Без ничего.
Он разочаровался, Джози поняла это по тому, как на мгновение застыло его лицо. Он вышел из нее, достал свой бумажник и нашел презерватив. Джози взяла его из рук Мэтта, разорвала упаковку, помогла надеть его.
– Когда-нибудь, – начала она, но в этот момент он поцеловал ее, и Джози забыла, что собиралась сказать.
Еще в конце ноября Лейси начала разбрасывать кукурузу на заднем дворе, чтобы помочь оленям перезимовать. Многие из местных жителей не одобряли тех, кто подкармливает оленей зимой, – преимущественно те, чьи сады летом страдали от выживших оленей, – но для Лейси это было своего рода искуплением. Пока Льюис ходит на охоту, она будет делать то немногое, что может восстановить равновесие.
Она надела тяжелые сапоги – на улице было все еще много снега, но уже достаточно потеплело и деревья пустили сок, так что по крайней мере теоретически, весна наступила. Едва выйдя из дома, Лейси почувствовала запас кленового сиропа, который варили соседи, словно кристаллы карамели висели в воздухе. Она отнесла ведро с кормовой кукурузой к качелям на заднем дворе – к деревянной конструкции, где мальчики играли, когда были маленькими, и которую Льюис все никак не соберется разобрать. – Мама.
Лейси обернулась и увидела Питера. Он стоял рядом, глубоко засунув руки в карманы джинсов. На нем была футболка и теплая безрукавка, и ей показалось, что ему должно быть смертельно холодно.
– Привет, дорогой, – сказала она. – Что случилось?
Она могла бы сосчитать на пальцах, сколько раз в последнее время он выходил из своей комнаты, а тем более из дома. Она понимала, что это обычный симптом переходного возраста для подростка – скрыться в своей норе и заниматься какими-то своими делами за закрытой дверью. В случае Питера это был компьютер. Он был постоянно включен – Питер не столько сидел в Интернете, сколько занимался программированием. Как она могла винить его за такое увлечение?
– Ничего. А что ты делаешь?
– То, что я делала всю зиму.
– Правда?
Она посмотрела на него. Питер совершенно не вписывался в картину красивого морозного дня. Его черты были слишком тонкими на фоне далеких скалистых гор за его спиной, а кожа казалась такой же белой, как снег. Он был здесь чужим, и Лейси поняла, что чаще всего, где бы она его не видела, она приходила к тому же выводу.
– Вот, – сказала Лейси, протягивая ведро. – Помогай.
Питер взял ведро и начал сыпать кукурузу полными горстями на землю.
– Можно тебя кое о чем спросить?
– Конечно.
– Это
правда, что ты первая пригласила папу на свидание?Лейси улыбнулась.
– Ну, если бы я его не пригласила, мне пришлось бы ждать его приглашения вечно. У твоего отца много замечательных качеств, но проницательным его не назовешь.
Она познакомилась с Льюисом на демонстрации за право на аборты. Хотя Лейси прекрасно знала, что нет лучшего подарка судьбы, чем ребенок, она была реалисткой – она видела достаточно матерей, которые были либо слишком юными, либо слишком бедными, либо имевшими слишком много проблем, и понимала, что шансов на нормальную жизнь у их детей почти нет. Она пришла с подругой на акцию протеста возле здания администрации штата в Конкорде и стояла на ступеньках с женщинами, которые держали в руках плакаты: «У меня есть право выбора, и я голосую… против абортов? Не делай этого». В тот день она обвела взглядом толпу и заметила, что среди них есть один-единственный мужчина – хорошо одетый, в костюме с галстуком, прямо в самой гуще протестующих. Он показался Лейси удивительным, потому что совершенно не был похож на участника акции протеста.
– Ого, – сказала Лейси, подойдя к нему. – Ну и денек.
– И не говорите.
– Вы бывали здесь раньше? – спросила Лейси.
– Нет, в первый раз, – ответил Льюис.
– Я тоже.
Их разделил поток протестующих, направлявшихся вверх по каменным ступенькам. Из пачки в руках Льюиса выпала страница, но когда Лейси подняла ее, Льюис уже затерялся в толпе. Она поняла, что это титульная страница чего-то, увидев дырочки от скрепок и заголовок, нагонявший сон: «Ассигноваеия общественных образовательных ресурсов в Нью Гемпшире: критический анализ». Но кроме названия, на титуле было указано имя автора. «Льюис Хьютон, факультет экономики, Стерлингский колледж».
Когда она позвонила и сказала Льюису, что титульная страница у нее, он ответил, что она ему не нужна. Он может распечатать другой экземпляр.
– Да, – ответила Лейси, – но я должна вам ее вернуть.
– Зачем?
– Чтобы вы смогли объяснить мне это название за ужином.
И только когда они ели суши в ресторане, Лейси узнала, что причина, по которой Льюис оказался возле здания администрации, не имела ничего общего с абортами – просто у него была назначена встреча с губернатором.
– Но как ты ему сказала? – спросил Питер. – Ну, понимаешь, о том, что он тебе нравится?
– Насколько я помню, я схватила его на третьем свидании и поцеловала. А потом еще раз, уже чтобы заставить его замолчать, потому что он все говорил и говорил о свободной торговле. – Она оглянулась через плечо, и вдруг все эти вопросы обрели смысл. – Питер, – сказала она, и на ее лице появилась улыбка. – Тебе кто-то нравится?
Питеру не нужно было отвечать – его лицо стало пунцовым.
– Я знаю, как ее зовут?
– Нет, – уверенно ответил Питер.
– Что ж, это не имеет значения. – Она взяла Питера под руку. – Господи, как я тебе завидую. Ничто не сравнится с первыми несколькими месяцами, когда думаете только друг о друге Думаю, любовь в любом своем проявлении сказочно прекрасна… но влюбленность… хороша.
– Все не так, – сказал Питер. – То есть, это безответное чувство.
– Я уверена, что она просто нервничает, так же как и ты.
Он поморщился.
– Мам. Она почти не замечает моего существования. Я не… Я не общаюсь с теми, с кем общается она.