Девятнадцать сорок восемь том III
Шрифт:
— И… что ты там делал?
— Ну, по выходным обычно в гараже сидели. Поездок мало, поэтому обычно меняли расходники у рабочих машин. Ну, и мелкий ремонт, если его можно было сделать своими силами.
— Так, а ты там играл?
— Ну, для меня это была как игра. Отец гайки крутил, я ему ключи подавал. Кое-где у меня рука пролазила, а у него нет. Я ключ накидывал, а он тянул. Как-то так…
— А так, чтобы с другими детьми, не играл?
— Играл, почему же. Во дворе с пацанами мяч гоняли, в войнушки играли… Но если папа брал с собой, я всегда с ним ездил. Ну, и с Алисой тоже потом играли. Я по-моему в
— Какой Алисой?
— Орловой. Помнишь историю с покушением на императора?
— Ну.
— Ну вот. Орловы под следствием были и от них все отвернулись, от греха подальше. У нее день рождения был, а на него никто не пришел. Вот ее отец и попросил работников, чтобы привели своих детей, чтобы она одна не была на своем празднике.
Вешкин хмыкнул.
— Там с ней и познакомился. Ну, и вроде как сдружились. До сих пор дружим, — задумчиво произнес Фирс, так же глядя на дорогу, по которой туда и сюда мотались автомобили. — Иногда встречаемся, гуляем. Она мне свои проблемы изливает.
— А ты ей?
— Я чаще слушаю, — качнул головой Неогранный. — А ты? С кем играл в детстве?
Вешкин горько усмехнулся и тяжело вздохнул. Секунд десять он молчал, затем откусил сэндвич и прожевав произнес:
— Да как бы тебе сказать… Учить меня начали, по-моему, лет с четырех. К пяти я читал и писал. А потом… потом частные учителя, учеба, учеба, снова учеба и редкие выходы в свет.
— Погоди, но друзья у тебя были?
— Леонид. Наш садовник. Забавный был мужичок. С чекушкой постоянно ходил. Когда на меня сильно наваливалось, я в сад выходил и забирался в кусты. Он меня пару раз видел. Я не помню, то ли мне за логарифмы, то ли за интегралы по рукам линейкой съездили. А мне обидно стало жуть. Я уже тогда волком выть готов был. Ну, он мне чекушку там в кустах цветущих и протянул.
Тут Вешкин по-доброму улыбнулся.
— Помню, он мне еще тогда сказал: «Держись, мелкий. Они умрут, ты сам решать будешь как жить». Я к нему ходил в кусты эти, года два, пока не спалили меня с перегаром…
— Его уволили?
— Ага. Мне по шее надавали, загрузили так, что в туалет некогда сходить было, а потом… потом в четырнадцать меня в лицей отправили. Типа не социализированный я, нужен коллектив, — с усмешкой произнес Кирилл. — Там-то я с привязи и сорвался.
— В смысле?
— Ну, пару раз сбегал. Один раз даже до Казахстана добрался.
— Зачем?
— Сам не знаю. Протестовал. Сбежать пытался. Мы там, кстати, с Соколовым были. Он тоже рванул со мной, но он просто натура такая. Взбредет что-то в голову — делает. Прямой как палка.
— И что ты там делал?
— Пил, курил, употреблял наркотики, трахался… При наличии денег — найти это не сложно. Сложнее сделать так, чтобы тебя сразу не нашли.
— Вас нашли?
— Конечно. Нам хватило мозгов пользоваться банковскими карточками, когда кончилась наличка, — усмехнулся Вешкин.
— И что потом? Скандал? Не выпороли хоть? — спросил Фирс и закинул последний кусочек сэндвича в рот.
— И скандал, и порка, — кивнул Кирилл. — Правда… Я не знаю, почему это произошло тогда… Я в общем не стал терпеть отца и его побоев.
— Сбежал?
— Нет. Начал драться… Как там у простолюдинов говорят? В отмах пошел?
Фирс задумчиво посмотрел на своего сводного брата.
— Ну и ляпнул
тогда те слова садовника нашего. Подожду, пока вы все умрете и буду жить, как сам решу, — вздохнул Вешкин. — Отец отступил. Но с тех пор… мы с ним не общаемся. Только в деловом плане. Как… как сотрудники.— Погоди, зачем было сбегать? Ну, учился дома. Но ведь все было… — непонимающе пробормотал Фирс.
— Было что? Еда? Одежда? Да, но ведь и у тебя была. Да, другая, но босым и голодным ты не ходил. Так?
— Ну, так.
— А мать я видел даст бог раз в месяц. Отца бывало и по полгода не видел. Только учителя и няньки. Меня никто не обнимал. Никто не теребил по голове со словами «Поедем со мной в гараж?». У меня даже игрушек не было. Я узнал, что такое телефон в лицее. Да и то, не дали бы, если бы я белой вороной не выглядел.
— Какое-то у тебя… странное детство было.
— Ебанутое детство было, — буркнул Кирилл. — Меня готовили как главу рода, юриспруденцию читали трижды в неделю профессора. Математику давили так, что меня воротит от одной мысли о ней. Этикет, история родов империи… Раз за разом. Раз за разом. Снова и снова, до идеала.
Тут Вешкин тяжело вздохнул и произнес:
— Отец считал, что так надо. Мать ему не возражала и была занята своими делами. А я… А мне вообще хоть кто-то спросил — оно мне надо?
— Ты будущий глава рода…
— Не сутулься — ты будущий глава рода. Ну, кто так интеграл выводит? Ты ведь будущий глава рода! Веди себя прилично — ты будущий глава рода! Прекрати лыбиться как идиот! Ты будущий глава рода! Не смотри на грудь! Ты будущий глава рода! — начал пародировать разные голоса Вешкин. — И так раз за разом. Раз за разом… Каждый божий день… А я?
Фирс задумчиво посмотрел на него, в то время как Вешкин продолжил говорить.
— А я — Кирилл, понимаешь? Я-то настоящий. Я рифмы люблю, хоть и получается у меня дерьмово. Я может хер клал на всех французских и итальянских поваров. Я вот такой сэндвич хочу, — качнул он рукой с недоеденным обедом Фирса. — С неровным хлебом, с торчащим салатом. Я бы многое отдал, чтобы его мне мама сделала.
Фирс шмыгнул носом, вздохнул и снова уставился на парковку. Стараясь сменить тему, он начал рассказывать:
— Я… Я магом хотел стать. Поступить планировал. Долго денег собирал, чтобы пройти первое возвышение.
Вешкин молча откусил сэндвич и принялся жевать не перебивая.
— Крутился как мог. Поначалу подрабатывал. То листовки, то курьером. Потом повезло — удалось таксистом устроиться. Там человека встретил, он мне посоветовал головой работать. Головой зарабатывать всегда получается больше. Вот я и… как-то так сложилось, что у меня получилось выбить у Шолохова небольшую партию. И пошло, поехало. До сих пор развожу кофе по кофейням. Ну, и еще своя кофейня сейчас.
Тут Фирс скомкал пакетик у себя в руке и продолжил.
— На момент последнего поступления я собрал девяносто тысяч. Для меня это просто огромные деньги… А надо сто пятьдесят. Я очень сильно пытался где-нибудь достать шестьдесят тысяч, — произнес Фирс и по-доброму улыбнулся. — Ничего не вышло, и я уже домой пришел. Родители заметили. Мать отговорить пыталась, чтобы я отступил, а отец… Отец… он заначку семейную достал и мне отдал.
— Ты прошел возвышение? — спросил Кирилл, закидывая последний кусочек в рот.