Девятое Правило Волшебника или Огненная Цепь
Шрифт:
Никки глубоко вздохнула.
— Да, вы, несомненно, обо всем позаботились.
Тови скривилась.
— Ну… почти обо всем. Но есть одна небольшая загвоздка.
— А именно?
— Понимаешь, глупая сучка принесла только одну шкатулку, когда мы послали ее. Мы не могли допустить, чтобы шкатулки кто-то увидел — потому что, в отличие от зазнобы Ричарда, люди не забыли бы, что видели шкатулки Одена. А у Кэлен, видите ли, не хватило места в мешке. Сестра Улиция разъярилась и основательно избила девчонку — тебе бы понравилось это, сестра Никки, — а потом велела ей вынуть, если понадобится, вещи из мешка, чтобы поместились туда остальные две
Тови зажмурилось от накатившей боли.
— Но мы боялись ждать ее там. Сестра Улиция отправила меня и сказала, что догонит позже… — Тови застонала от нового приступа. — Первая шкатулка была у меня. Но Искатель — ну, во всяком случае, человек с Мечом Истины — напал на меня, ранил и отобрал шкатулку. Поскольку Кэлен забрала оставшиеся две, сестра Улиция, думая, что третья у меня, прежде чем покинуть дворец, пустила в ход магию Одена.
Никки, пошатываясь, поднялась на ноги. Ее подташнивало. Она с трудом верила своим ушам. Но сомневаться в правдивости умирающей не приходилось. Значит, Ричард прав во всем. Основываясь на крупицах сведений и на своем чувстве, он сумел разглядеть суть событий. И никто не желал прислушаться к нему… никто во всем мире, который сейчас незаметно погибал от ничем не сдерживаемой Огненной Цепи.
Глава 65
Душераздирающий вопль нарушил тишину ночи. Ричард, спавший в палатке, вскочил, мгновенно выпутавшись из одеяла. От этого вопля волосы становились дыбом. Он длился, не переставая, и Ричард почувствовал, что лоб его покрывается испариной. Казалось, крик проникает во все щели, заполняет все уголки обширного лагеря, рассеивая семена ужаса.
С тяжело бьющимся сердцем Ричард выскочил из палатки, поставленной вне ряда специально для него. Люди стояли повсюду, напряженно всматриваясь в темноту. Среди них Ричард разглядел и генерала Мейфферта.
Ричард уловил слабое свечение ложной зари, как в то утро, когда исчезла Кэлен — женщина, любимая им и позабытая всеми. Если бы она закричала так же, ее никто бы не услышал.
И вдруг вопль оборвался. Ночь стала еще чернее, чем была — как будто весь мир окунулся в бездну забвения, навсегда потерялся в море смерти. Ричард содрогнулся от прикосновения чего-то чуждого и одновременно манящего.
Однако тьма рассеялась так же быстро, как и настала. Люди озирались, не в силах что-либо сказать. Ричард подумал, что у змеи теперь осталось лишь три головы. Обращенные к нему лица выражали немой вопрос.
— Владетель забрал то, что ему принадлежало, — объяснил он. — Нужно радоваться, что преступная душа покинула мир. И пусть все те, кто служит смерти, обретут ее и получат по заслугам!
Улыбаясь и перешептываясь, люди разошлись по палаткам, наверстывать упущенные сны. Генерал Мейфферт внимательно посмотрел на Ричарда, коснулся кулаком груди и лишь затем последовал за остальными.
В полумраке лагерь казался теперь населенным только палатками и повозками. Ричард сразу уловил движение между ними — это Никки медленно приближалась к нему. Что-то нехорошее чувствовалось в ее походке и фигуре. Видимо, она только что пережила приступ ярости — причину которой, пожалуй, только он один мог правильно понять и оценить.
Волосы ее развевались на ходу, она казалась орлицей, слетевшей с неба, явившейся из ночи — сгусток напряжения, хищно изогнутые когти. Но по щекам ее ручьем текли слезы, зубы были стиснуты, и Ричард ощутил ее ярость и боль, ее грозную силу и хрупкость. Выражение ее глаз говорило больше,
чем он мог воспринять. Отступив к палатке, он стал ждать, боясь вопросами разбудить спящих и привлечь ненужное внимание.Она ворвалась в палатку, как штормовая волна взлетает над береговыми утесами. Он отошел к дальней стенке, не понимая, что с ней и чего она хочет.
Плача навзрыд от безграничного отчаяния, она упала наземь перед ним и обхватила его ноги. В одной руке у нее было зажато что-то белое. Ричард с ужасом узнал принадлежавшее Кэлен платье Матери-Исповедницы.
— Ох, Ричард, я так виновата! — едва выговорила она, содрогаясь от рыданий. — Прости, прости меня за все, что я с тобой делала… Прости… — твердила она снова и снова.
Он наклонился и погладил ее по плечу.
— Никки, что с тобой?
— Прости! — выкрикнула она, цепляясь за его ноги, словно осужденная на смерть и молящая короля о жизни. — Духи милостивые, как же я могла так вести себя!
Он присел и, разжав ее пальцы, снова спросил:
— Никки, что с тобой стряслось?
Плечи ее сотрясались от плача. Когда она подняла голову, Ричарда поразила ее мертвенная бледность.
— Ох, я так сожалею, что не верила тебе! Если бы я хоть чуточку задумалась, поверила бы, тогда могла бы тебе помочь — а вместо этого лишь мешала на каждом шагу. Прости, прости меня!
Такое глубокое горе ему редко приходилось видеть.
— Никки…
— Пожалуйста, — плача, попросила она, — пожалуйста, Ричард, покончи с этим!
— Что?
— Я не хочу больше жить. Мне так больно! Прошу, возьми свой нож и покончи с этим! Умоляю! Я так виновата перед тобою… Я не верила… хуже того, я тебе мешала на каждом шагу…
Он попытался поднять Никки, но она повисла, как тряпичная кукла, у него на руках. Сознание собственной неправоты убивало ее.
— Я теперь знаю, что ты был совершенно прав во всем, что говорил, и даже больше, чем думал сам. Теперь все пропало, и это моя вина. Прости… Я должна была верить тебе…
Она опять осела на пол. Ричард опустился рядом с нею и обнял, как недавно обнимал Джиллиан.
— Никки, ты единственная заставила меня продолжить поиски, когда я готов был сдаться. Если бы не ты, я отказался бы от борьбы!
Никки обняла его за шею. От душевных терзаний она пылала, как в лихорадке.
Долго еще она плакала и причитала, твердя, что виновата во всем и хочет умереть.
Ричард положил ее голову себе на плечо и нашептывал, что все будет хорошо, утешал бессвязными словами, весь смысл которых заключался в сочувствии, и укачивал ее, как маленькую.
Он вспомнил первую ночь, проведенную рядом с Кэлен. Им пришлось забраться на одинокую сосну. Кэлен чуть не затянуло в потусторонний мир, и он едва успел удержать ее. Она тогда точно так же плакала от горя и ужаса, но и от облегчения — ведь у нее теперь появился кто-то, способный подать руку помощи…
До того у Кэлен не было близких людей, чтобы утешить ее, когда она заплачет.
Он знал теперь, что и у Никки такого никогда не бывало.
Мало-помалу, согретая его лаской, она утихла и, доведенная до изнеможения, уснула. Тогда и он, чувствуя глубокое облегчении оттого, что сумел дать ей покой, позволили себе тихонько поплакать, пока она спала у него на руках.
Видимо, он ненадолго задремал, потому что, открыв глаза, увидел бледный свет, сочащийся сквозь полотно палатки. Когда он поднял голову, Никки пошевелилась, свернувшись клубочком, как ребенок, не желающий просыпаться.