Девятьсот бабушек (сборник)

— Здесь собрались лучшие умы человечества, — напомнил Эпиктистес, — десять человек и три машины. Запомните, нас тринадцать. Это может быть важно.

— Следите за миром, — сказал Алоизий Шиплеп. — Я говорил это вчера, но повторю еще раз. Мы сохранили мир в нашей памяти и теперь наблюдаем за ним. Изменится он хоть на йоту, и мы это сразу поймем.

— Дави на кнопку, Эпикт, — распорядился Григорий Смирнов.

Из механических глубин Ктистек-машина Эпиктистес выпустила аватара — полуробота, полупризрака. В один из дней 1323 года на полдороге из Менде в Авиньон, что в древнем округе Лангедок, Джона Люттерелла сразила неизвестная болезнь. Его отвезли на небольшой, затерянный в горах постоялый двор. Возможно, там он и умер. Во всяком случае, до Авиньона он не добрался.

— Ну как, Эпикт, сработало? — спросил Алоизий.

— Давайте взглянем на свидетельства, — предложил Григорий.

Все четверо — три человека и призрак Эпикт, похожий на противогаз с разговорной трубкой, — повернулись к свидетельствам и разочарованно переглянулись.

— Все та же палка с пятью насечками, — вздохнул Григорий. — Наша тестовая палка. В мире не поменялось ничего.

— Искусство тоже осталось прежним, — сказал Алоизий. — Наскальная живопись, которой мы занимались несколько последних сезонов, ничуть не изменилась. Мы рисовали черной краской медведей, красной — буйволов, а синей — людей. Когда мы найдем краску другого цвета, то сможем изобразить птиц. Я очень надеялся, что эксперимент подарит нам новый цвет! Я даже мечтал, что птицы появятся на рисунке сами собой, у нас на глазах…

— Из еды все тот же огузок скунса, и больше ничего, — вздохнула Валерия. — А я так надеялась, что эксперимент превратит этот огузок в бедро оленя!

— Еще не все потеряно, — сказал Алоизий. — У нас остались орехи гикори. Об этом я молился перед началом эксперимента. Только бы орехи гикори остались с нами, вот как я молился.

Они восседали вокруг стола совещаний, под который приспособили большой плоский камень, и кололи каменными топорами орехи гикори. На них были невыделанные шкуры, надетые прямо на голое тело. Мир оставался прежним, хотя они и пытались его изменить с помощью магии.

— Эпикт нас подвел, — констатировал Григорий. — Мы создали его тело из самых лучших палок. Сплели его лицо из лучших сорняков. Наши песнопения наполнили его магией. Все наши сокровища — в его защечных мешочках. И что же волшебная маска предлагает в ответ?

— Спроси лучше у нее, — сказала Валерия.

Они были лучшими умами человечества — трое смертных: Григорий, Алоизий и Валерия (единственные люди на Земле, если не считать живущих в других долинах) и дух Эпикт — противогаз с разговорной трубкой.

— И что нам теперь делать, Эпикт? — спросил Григорий. Обойдя Эпикта, он наклонился к разговорной трубке.

— Я помню женщину, к носу которой приросла сосиска, — сказал Эпикт голосом Григория. — Это как-нибудь поможет?

— Возможно, — сказал Григорий, снова занимая место за столом совещаний. — Это из одной старой… (ну почему старой, я придумал ее сегодня утром!)… народной сказки про три желания.

— Пусть лучше расскажет Эпикт, — предложила Валерия. — У него получается лучше. — Обогнув Эпикта, она подошла к разговорной трубке и выпустила через нее клуб дыма — она курила большую рыхлую сигару, свернутую из черных листьев.

— Жена тратит первое желание на сосиски, — начал Эпикт голосом Валерии. — Сосиски — это куски оленьего мяса, натрамбованные в перевязанную оленью кишку. Муж злится из-за того, как жена потратила желание, потому что она могла пожелать целого оленя, из которого получилось бы много сосисок. Он злится так сильно, что в сердцах желает, чтобы сосиска навечно прилипла жене к носу. Так и происходит. Жена в истерике. До мужа доходит, что он истратил второе желание. Что дальше, я забыл.

— Ну как ты мог забыть, Эпикт! — кричит в смятении Алоизий. — Возможно, от твоей способности к запоминанию зависит будущее мира. А ну-ка, дайте мне поговорить с этой треклятой маской! — И Алоизий направился к разговорной трубке.

— О да, вспоминаю, — продолжил Эпикт голосом Алоизия. — Мужчина тратит третье желание на то, чтобы избавить нос жены от сосиски. Таким образом все возвращается на круги своя.

— Мы не хотим, чтобы все оставалось на кругах своих! — простонала Валерия. — Это невыносимо: из еды только огузок скунса, из одежды — только обезьяньи манто. Мы жаждем лучшей жизни. Мы желаем верхнюю одежду из шкур оленей и антилоп!

— Прими меня как пророка или не принимай вообще. — И Эпикт замолчал.

— И хотя мир был таким всегда, мы имеем намеки на кое-что другое, — сказал Григорий. — Какой народный герой сделал дротик? И из какого материала?

— Народный герой — это Вилли Макджилли, — сказал Эпикт голосом Валерии, которая первой добралась до разговорной трубки, — а выстругал он его из красного вяза.

— А мы? Сможем ли мы выстругать дротик, как народный герой Вилли? — спросил Алоизий.

— У нас нет выбора, — сказал Эпикт.

— А сможем ли мы сконструировать метатель дротиков и перебросить его из нашей среды в…

— А сможем ли мы убить дротиком аватара, пока он не убил кого-то еще? — взволнованно спросил Григорий.

— Конечно, мы попытаемся, — сказал призрак Эпикт, который являлся не чем иным, как противогазом с разговорной трубкой. — Эти аватары мне никогда не нравились.

Но вы напрасно считаете, что призрак Эпикт был всего лишь противогазом. Нет, в нем было много, много чего еще. Внутри находились красный гранат, настоящая морская соль, порошок из высушенных глаз бобра, хвост гремучей змеи и панцирь броненосца. По сути он был первой машиной Ктистек.

— Приказывай, Эпикт! — воскликнул Алоизий, приладив дротик к метателю.

— Стреляй! Достань предателя-аватара! — прогудел Эпикт.

На закате непронумерованного года на полпути из ниоткуда в никуда аватар упал замертво, пораженный в сердце дротиком, выструганным из красного вяза.

— Ну как, Эпикт, сработало? — спросил, волнуясь, Чарльз Когсворт. — Скорее всего, сработало, ведь я снова здесь. А ведь в последний раз меня не было.

— Давайте взглянем на свидетельства, — бесцветным голосом предложил Григорий.

— К черту свидетельства! — воскликнул Вилли Макджилли. — Вспомните, где вы услышали это впервые.

— Уже началось? — спросил Глассье.

— Уже закончилось? — удивился Одифакс О’Ханлон.

— Дави на кнопку, Эпикт! — рявкнул Диоген. — Такое чувство, будто я пропустил что-то важное. Давай по-новой.

— О нет, нет! — всполошилась Валерия. — Только не по-новой. Это же путь к огузку скунса и безумию.

Перевод с английского Сергея Гонтарева

ИМЯ ЗМЕЯ

Когда Папа Пий XV — Конфитеантур Домино Мизерикордия Иезус — провозгласил свою доктрину, то даже истово верующие восприняли ее с некоторой долей скепсиса. Спекулятивная, риторичная, полная условностей — так ее называли. И никто не рвался воплощать в жизнь сомнительные идеи Пия XV. Да уж, он явно не был одним из выдающихся Пап века.