Девятые Звездные войны
Шрифт:
Сам Пис, чей подбородок весьма болезненно проконтактировал с крышей такси, навзничь рухнул в траву.
— Ты, маньяк!— завопил водитель, трясущимися руками выметая из волос стеклянное конфетти.— Зачем тебе это понадобилось делать?
— Что мне понадобилось...— Пис недоуменно уставился на водителя.— А зачем тебе понадобилось здесь останавливаться?
— Да ты же меня звал! А остановиться я могу где пожелаю!
— Я не звал тебя, а ходить я могу тоже где пожелаю!
— И ЭТО ты называешь ходьбой?— Водитель злобно ухмыльнулся сквозь новообразовавшееся отверстие.— Все вы одинаковые, синюки с Земли! Никак
— Чего это мы не можем простить? И что значит "Придется раскошелиться"?
— Сто монет за стекло, двадцать — за потерянное время.
Настал черед Писа злобно ухмыльнуться.
— Когда рак на горе свистнет!
— Договорились! Только свистнуть придется мне!
С этими словами водитель взялся за большой, сложной формы свисток, свисавший на цепочке с его шеи.
— Мне придется дудеть в эту штучку. Никогда не знаешь, кто первым ответит на зов — полиция или оскары.
— Я заплачу!— поспешно сказал Пис, вскакивая на ноги и вытаскивая из карманов тощую пачку банкнот. Отслюнив названную сумму, он протянул деньги водителю.
— Вот так-то лучше,— проворчал то.— Не понимаю, что случилось с людьми — останавливают такси, а потом уверяют, что у них и в мыслях этого не было. Новая мода, что ли?
— Ладно, прости меня за машину,— сказал Пис.— Подкинешь в город?
— Десять монет, и учти — это полцены.
— Поехали.
Запасы наличных безудержно стремились к нулю, но Пис подумал, что водитель может оказаться неоценимым источником информации о состоянии дел на Аспатрии. Усаживаясь на переднее сидение, он заметил, что рукав нового костюма уже порвался. Взвыл унимагнитный двигатель, автомобиль рванулся вперед, пейзаж — назад.
— Ничего денек,— молвил водитель, готовый забыть и простить. Он оказался мужчиной с лошадиной физиономией и редкими светлыми волосенками.— Да и местечко самое подходящее, чтобы расслабиться.
— Да, приятное местечко,— согласился Пис, одобрительно кивая.— Я ничего не знаю про Точдаун-сити и...
— Не волнуйся, я довезу тебя куда надо.
— Точно?
— Конечно. Учти, что я ничего с этого не имею, никаких комиссионных, но напомни Большой Нелли, чтобы она записала, кто тебя прислал. Меня зовут Трев. Усек?
— Ты меня неправильно понял, Трев,— ответил Пис, изо всех сил изображая оскорбленное величие.— Мне нужно в "Голубую лягушку".
— Кишка тонка, военный...— Водитель дружелюбно ткнул Писа локтем в бок.— Ты, наверное, изголодался. Все легионеры, которых я сажаю в порту, голодные. Хорошая музыка тебе нравится?
— Музыка?— Пис почувствовал, что теряет нить разговора.
— Ага, музыка. У моего двоюродного братишки есть заведение — Гендель-бар. Высший класс — все там названо в честь высоколобых композиторов — но дешево. Я-то ничего с этого не имею, никаких комиссионных, но всего за двадцать монет тебе наложат полную тарелку спагетти с сыром "Шопен", с соната-кетчупом или...
— На слух красиво, но мне позарез нужно в "Голубую Лягушку".
— Как хочешь, но хотя я с этого ничего не имею, никаких комиссионных, если захочешь быстренько перекусить, там есть еще пиво "Штраус" и...
— Расскажи мне лучше про
оскаров,— прервал его Пис, которого больше всего интересовал именно этот аспект аспатрианской действительности.— Ты сказал, что если свистнешь, они прибегут?— Иногда прибегают.— Трев несколько секунд помолчал, показывая, как обидно, когда на советы от чистого сердца не обращают внимания.— А иногда — нет.
— Интересно, зачем они вообще это делают?
— Никто не знает. Они никогда ни с кем не разговаривают, но многое им не нравится — насильственные преступления в том числе — и, парень, если ты сделал что-то не по нраву оскарам — берегись!
— Линчуют?
— Не всегда, но если от полиции еще можно смыться, от оскаров — никогда!
Пис постарался осмыслить эту новую информацию и сопоставить ее с тем, что поведал Бад.
— Правда, что они могут читать мысли?
— Кое-кто говорит, что могут.— Трев задумчиво посмотрел на Писа.— А тебе, что за дело? Ты мошенник или...
— Конечно, нет!— ответил Пис и погрузился в мрачное обдумывание своих неудач.
Его не только лишили воспоминаний, он не только один на чужой планете, не только остался без денег и крыши над головой, он не только дезертир, за которым вот-вот начнется охота всего Космического Легиона — не исключено, вдобавок, что в картотеках Аспатрии он числится как преступник. А если это так, его непременно загонят, поймают и накажут неуязвимые телепаты-супермены, которые привыкли развлекаться, скармливая чудовищам раненых землян.
— Не унывай,— посоветовал ему Трев, поворачивая на широкий бульвар в центре Точдаун-сити.— Всегда есть кто-то, кому еще хуже.
С этим утверждением Пис смог бы поспорить, но тут он увидел четко выделяющуюся на фоне деловых вывесок ярко-синюю голоскульптуру исполинской лягушки. Не мигая, смотрел на нее Пис, пока такси не подкатило к ней и не остановилось.
Приближался момент истины, но Пис встречал его в состоянии, в котором предпочел бы любой истине десятилетия обнадеживающей Лжи.
Расплатившись с водителем, Пис решил, что пока его нервы не сдали окончательно, надо действовать и, расправив плечи, вошел в роскошные, услужливо распахнувшиеся перед ним двери "Голубой лягушки".
Фойе, в котором очутился Пис, было устлано коврами ручной работы, уставлено древней хромированной с мебелью, и он сразу понял, что все, о чем его предупреждали — святая правда. Даже сам воздух в Голубой лягушке” благоухал деньгами. В душу его закрались сомнения — хватит ли оставшихся десяти монет хотя бы на чашку кофе? Хватит ли ему времени или придется блефовать?
— Что угодно уважаемому сэру?
Метрдотель, появившийся из-за сверкающей декоративной решетки, был одет с вызывающей роскошью — в антикварные джинсы и свитер-водолазку. С пухл ого розового личика холодно смотрели бледно-голубые глаза, и взгляд этот яснее ясного говорил, что обладатель их ни на йоту не сомневается как в общественном, так и в финансовом положении посетителя. Пис инстинктивно прикрыл дыру на рукаве, но тут же понял, что нельзя переходить в оборону. Солдату, решил он, не раз обращавшему в бегство стаи разъяренных сорокороток, не стало пугаться престарелого официанта, в сколь бы роскошные одежды не был упомянутый официант облачен.