Девятый ключ
Шрифт:
– Проверить, как у меня дела? И часто ты заглядывал с такими проверочками?
– Ну вот что я тебе скажу. От твоего Джесса я не в восторге, – заявил он.
– Папа!
– А что ты хотела от меня услышать? – Отец развел руками, словно говоря: «Ну подай на меня в суд». – Парень практически живет вместе с тобой. Это неправильно. В том смысле, что ты еще слишком молода.
– Он умер, помнишь? Вряд ли моей добродетели что-то угрожает. – А жаль.
– Но как ты собираешься переодеваться и тому подобное, если в твоей комнате парень? –
Я покачала головой.
– Папа, ты не понимаешь. Мы с Джессом обо всем договорились. Я не…
– Я не шучу, Сюзанна.
Когда отец называет меня Сюзанной, это уже серьезно.
Я закатила глаза.
– Ладно, пап. Но что касается Джесса… Пожалуйста, не говори ему ничего. Джессу и так нелегко приходится, понимаешь? Я имею в виду, он умер прежде, чем вообще получил шанс реально пожить.
– Эй, – перебил меня папа, одарив одной из своих широких невинных улыбок. – Я когда-нибудь раньше тебя подводил, золотко?
Да, хотелось ответить мне. Тысячи раз. Где он был, например, в прошлом месяце, когда я так переживала из-за переезда в другой штат, начала занятий в новой школе, предстоящего соседства с кучей едва знакомых людей? Где он был буквально на прошлой неделе, когда один из таких же, как он, призраков пытался меня убить? И где он был в прошлую субботу, когда я влезла в заросли ядовитого дуба?
Но ничего подобного я не сказала. Вместо этого я произнесла то, что, как я чувствовала, от меня ожидалось. Именно так мы и ведем себя со своими близкими.
– Нет, отец, – улыбнулась я. – Ты никогда меня не подводил.
Папа крепко обнял меня, а потом исчез так же внезапно, как и появился.
Я спокойно сыпала хлопья в чашку, когда мама вошла в кухню и включила свет.
– Ты в порядке, дорогая? – с тревогой спросила она.
– Конечно, мам, – ответила я, забросив несколько хлопьев – сухих – себе в рот. – А что не так?
– Мне послышалось… – Мама испытующе посмотрела на меня. – Дорогая, мне показалось, что я слышу, как ты сказала… М-м-м… Ну… Мне послышалось, ты разговаривала с… Ты сказала «отец»?
Я прожевала хлопья. Я давно привыкла к таким вопросам.
– Я сказала «капец». Молоко в холодильнике. По-моему, оно испортилось.
Мама явно почувствовала облегчение. Дело в том, что она ловила меня за разговорами с отцом так часто, что я уже сбилась со счета. Она, наверное, считала, что у меня поехала крыша. В Нью-Йорке она частенько отправляла меня к своему психологу, который заявил, что с головой у меня все в порядке, просто я подросток. Черт, я навешала немало лапши на уши старого дока Мендельсона, уж поверьте.
Но в некотором роде мне было жаль маму. В том смысле, что она хорошая женщина и не заслуживала дочери-медиатора. Я знала, что никогда не оправдывала ее надежд. Когда мне исполнилось четырнадцать, мама провела для меня отдельную телефонную линию, полагая, что куча мальчишек будет обрывать наш телефон, и мамины друзья просто не смогут к ней дозвониться. Можете себе вообразить, каким разочарованием для нее стало то, что я не общалась по своей личной линии ни с кем, кроме Джины, да и то все наши
разговоры обычно сводились к рассказам подруги о ее свиданиях. Меня же соседские ребята никогда особенно не стремились куда-нибудь пригласить.– Ну что ж, – бодро сказала мама. – Если молоко скисло, полагаю, у тебя нет другого выбора. Придется попробовать кесадильи Энди.
– Круто, – простонала я. – Мам, ты понимаешь, что здесь купальный сезон круглый год? Мы просто не можем объедаться зимой так же, как привыкли делать это дома.
Мама вздохнула с легкой грустью.
– Дорогая, ты правда так сильно все это ненавидишь?
В ответ я взглянула на нее так, словно на этот раз ради разнообразия крыша поехала у нее.
– То есть? Что заставляет тебя думать, будто я ненавижу это место?
– Ты. Ты сама только что назвала домом Бруклин.
– Ну да, – смущенно согласилась я. – Но это не означает, что мне здесь не нравится. Просто это пока не дом.
– А что нужно, чтобы ты могла почувствовать себя здесь как дома? – Мама откинула прядь волос, упавшую мне на глаза. – Что я могу сделать, чтобы это место стало для тебя домом?
– Господи, мам! – воскликнула я, уворачиваясь от ее руки. – Ничего, ладно? Я привыкну. Просто дай мне время.
Мама на это не купилась.
– Ты скучаешь по Джине, так ведь? Я заметила, что ты не обзавелась здесь по-настоящему близкими друзьями. Такими, как Джина. Хочешь, чтобы она приехала тебя навестить?
Я не могла представить Джину с ее кожаными штанами, пирсингом в языке и африканскими косичками в Кармеле, штат Калифорния, где все носили хаки, а трикотажные двойки были практически предписаны законом.
Тем не менее я ответила:
– Думаю, это было бы здорово.
Хотя это казалось маловероятным. У родителей Джины было не так уж много денег, поэтому вряд ли они могли вот так запросто отправить ее в Калифорнию. Хотя прикольно было бы посмотреть на общение Джины и Келли Прескотт. Я была почти уверена, что пух и перья летели бы во все стороны.
Позже, после того как я поужинала, потренировалась и сделала домашнее задание (кесадилья в конце концов встала-таки комом у меня в желудке), я решила еще раз перед сном попытать счастья в надежде добраться до Рыжего, несмотря на предупреждение отца. Номер домашнего телефона Тэда Бомонта, которого, разумеется, не было в справочнике, я раздобыла крайне изощренным способом: выудила его из мобильного Келли Прескотт, который одолжила на заседании ученического совета под предлогом необходимости позвонить по поводу восстановления статуи отца Серра. В свое время я отметила, что в телефоне Келли есть функция адресной книги, и теперь стянула оттуда номер Тэда, прежде чем вернуть аппарат хозяйке.
Ну да, грязная работка, но кто-то же должен был это сделать.
Разумеется, я забыла принять во внимание тот факт, что к телефону может подойти Тэд, а не его отец. Что парень и сделал после второго гудка.
– Алло? – сказал он.
Я сразу узнала голос. Это был тот самый бархатистый голос, который ласкал мою щеку на вечеринке у бассейна.
Ладно, признаю. Я запаниковала и сделала то же, что и любая обычная американская девчонка в подобных обстоятельствах.
Я повесила трубку.