Дежурный по КТуркВО

И так вернулись в Ашхабад. Приехали утром, разгрузились, покушали, конечно, пульман и платформу за собою почистили. Старлей пошёл звонить с докладом о прибытии. Вернулся, ругается, что дивизион вышел на учения, приказано немедленно прибыть в расположение. Мы уговаривать, что и так с дороги, и сразу на учения – может, найдём отмазку? Но… приказ есть приказ, сели, поехали…

Вот такая случилась командировка за нашей секретной боевой машиной, схожая с краткосрочным отпуском…

Первая провинность и первые лычки

Из воспоминаний Игоря Кислицина, КТуркВО 1982 – 1984 гг

Одноэтажное здание штаба 2069 обс во времена моей службы находилось сразу за казармой. Вход был как раз напротив комнаты дежурного по части, в центре здания. Коридор можно описать литерой Т, где вертикальная черта вполовину короче накрывающей. С правой длинной части коридора находился постамент с застеклённым высоким и узким шкафом для хранения боевого знамени войсковой части.

На моей памяти знамя покидало опечатанное место хранения только на присягу и на построение, связанное прощанием с командиром части майором Мироновым Василием Петровичем, переводимым на другое место службы.

С противоположной стороны коридора было встроено единственное окно, позволяющее, например, тому же начальнику караула бесшумно и не заходя в помещение проверять состояние часового. Караулка находилась метрах в тридцати от штаба, начкары этим пользовались, проверяли пост как минимум раз за ночь. Часовые об этом знали, естественно, положенные два часа крепились и старались бодрствовать.

Хотя один из сослуживцев обладал даром спать стоя, с открытыми глазами и просыпаться только от громких звуков. Штабной писарь Дроздовский, который, часто бывало, продолжал свою работу после отбоя, рассказывал, что не раз слышал, как засыпающий часовой терял равновесие и устремлялся вперёд, нарушая тишину пустого здания топотом сапог. Многие просыпались в момент короткой пробежки, возвращались на постамент, но были и такие, кто с грохотом падал на пол.

Первые полгода службы, будучи в звании рядового и статусе «чижа», когда приходилось заступать в караул, почти всегда меня ставили часовым первого поста. Человеком я был ответственным и дисциплинированным, находясь на посту не позволял себе спать, но пару раз бывало, так уставал, что тоже «бегал» по коридору штаба. После такой пробежки, сон, естественно, пропадал.

Но однажды я позволил себе расслабиться. Накануне мы вернулись с учений, где я второй раз самостоятельно разворачивал и сворачивал станцию и «качал» связь радиостанцией Р-140. Учения длились дней пять, включали в себя один дневной и один ночной марш, во время которых я спал в кабине станции.

Водителем был узбек в статусе «дедушки», помощи от него не было никакой. По прибытии на место развёртывания он сразу удирал на ПХД, а ночью отсыпался в кабине. Канал связи требовалось поддерживать постоянно, на вызовы отвечать без задержек, дежурить следовало бы по очереди, но не в нашем случае. Поэтому, если я и засыпал, то спал достаточно чутко, всегда сидя в кресле с надетыми на голову наушниками в максимальной громкости, чтобы через эфирный шум вовремя распознать вызов.

В общем, днём мы вернулись в расположение, а уже вечером меня назначили в караул на первый пост. В предыдущий раз, находясь на первом посту, увидел писаря Дроздовского, который, выходя с бумагами от начштаба Арефьева, взглянул на меня, подмигнул и положил два пальца на свой погон и как бы перекинул их на мой. Это был знак, что я попал в списки тех, кому полагалось присвоение звание младшего сержанта.

В батальон я попал без соответствующей учебки, но увлекался электроникой в школе, неплохо разбирался в технике. Был знаком с теорией распространения радиоволн, понимал, как функционально устроены тракты приёма, передачи, усиления, согласования цепи управления и коммутации. Что за что отвечает и что происходит в блоках станции, когда вращаешь верньеры на панели управления или включаешь тумблера. Короче, эти знания позволяли мне быстро осваивать любую технику связи на уровне пользователя. В остальном я был обычным, наивным и честным, ответственным и дружелюбным молодым человеком, далёким от всяких интриг, зависти и прочей мерзости, с которой пришлось несколько раз сталкиваться во время службы.

Итак, в этот раз, заступив на первый пост ночью, находясь в третьей смене, не выдерживаю, приседаю на постамент в обнимку с автоматом и засыпаю. Начкаром был пожилой старший прапорщик из бригады, когда меня выводили на пост, спал на топчане у себя в каморке. По привычке, дремлю чутко и услышав, как открывается входная дверь штаба, успеваю вскочить на ноги и к моменту появления начкара в длинном коридоре уже стою на положенном месте. Понимая, что все мои трепыхания были хорошо слышны, тем более, прежде чем заходить в здание штаба, начкар наверняка посмотрел в окно.

Так и оказалось. Начальник караула вышел в коридор, назидательно смотрит в мою сторону. Я стою посту, как штык торчит на автомате! Старший прапорщик не стал подходить, кричать, казнить, вообще ничего не сказал, только ухмыльнулся, покачал головой, развернулся и ушёл. Жизнь пролетела перед глазами, но теперь уже ничего не исправить. О нарушении будет доложено командованию батальона, и моя армейская карьера полетит коту под хвост.

Хорошо, всё обошлось, прапорщик поговорил со мной наедине, я рассказал, что у меня только одно оправдание. Что сильно устал на учениях и заступил в караул прямо с колёс, не отдохнувшим. И вообще, такое со мной произошло первый раз, готов стойко понести всю тяжесть наказания.

Прапорщик оказался человеком понятливым, меня пожалел, понимаю, в батальон докладывать не стал. Свои первые лычки младшего сержанта я вскорости пришивал на погоны, оставляя позади самые тяжёлые полгода армейской службы.

Спиртовой угар и присяга на верность Родине…

Из воспоминаний Игоря Кислицина

История произошла в начале лета 1984 года. Первый ПУС 2069 батальона связи вернулся на место дислокации с очередных учений. Технику загнали в боксы, но малая её часть, в том числе и моя аппаратная, была запаркована прямо на территории батальона рядом со спортгородком.

На следующий день должно было состояться торжественное собрание части и присяга для солдат весеннего призыва. Курс молодого бойца проходили они на Золотом Ключике под руководством двух сержантов из взвода КШМ. В батальон вернулись днём, командиры зачитали нам задачи и поспешили по домам к своим жёнам. Из офицеров на весь батальон остался один дежурный по части.

День был пятничный, сходили в столовую на обед, после чего я с водителем и помощниками отмыли нашу станцию. Дело сделано, чувствовалось скорое наступление скуки. У меня, как у человека с незапятнанной репутацией, на станции в канистре хранилась часть спиртового запаса роты. Спиртом мы обслуживали аппаратуру, и иногда я заимствовал малую долю из запаса для внутреннего употребления.

Время к ужину, сливаю фляжку спирта и прихватываю с собой в столовую. Не особо скрываясь, но и явно не афишируя, начинаем дербанить её прямо за столом. Я тогда был дедушкой, угощал и дембелей и черпаков, но больше всех нагрузились трое погодков – я, Вишневский и Смирнов. Нагрузились достаточно крепко, слово за слово, Вишневский повёл нас знакомить с какой-то безотказной дамой, у которой был ребёнок лет пяти, и которая жила недалеко от штаба корпуса. Буквально за забором части. Такая полненькая хохотушка, с которой мы допивали остатки из фляжки.