Ди III Гений

Дима перевёл внимание на Веру. Брюнетка рентгеновским взглядом просвечивала равнодушного Кона, который, сложив руки на груди, любовался взъерошенными тучами. Дима не понимал её недовольства, пока девушка не принялась за допрос Господства, что разом всё объяснило:

– Кон, признайся честно. Ты же знал, что я панически боюсь кошек?

– Нет, – со спокойствием памятника ответил лысоватый старичок.

Вера тяжело выдохнула, разжала кулачки и принялась настороженно осматриваться, полагая, видимо, что страшный для неё зверь залёг где-то поблизости, продолжая на неё охоту. Но кошки нигде не было видно.

– Ну всё, – Дима наконец решил возложить на свои плечи руководство операцией. – Успокоились и собрались. Кон, будь добр, выдай нам подноготную этого взрывного в эмоциональной составляющей клипа.

– Никакой подноготной нет, – продолжая равнодушно рассматривать тучи, ответил невзрачный экскурсовод. – Это лишь констатация факта.

– Ой ли? – с первых же слов не поверил ему Дима. – Хочешь сказать, что это копия реальности?

– Нет, – сделав недоумённый вид, Господство перевёл взгляд на молодого человека, вроде бы как не понимая вопроса.

– А раз клип искусственен, то имеет смысл, – тут же добил ангельскую сущность Дима его же логикой. – Думаешь, я не заметил, что ребёнок в состоянии истерики увидел меня? Хотя я для него дух, привидение. А увидеть он меня мог только в одном случае – сознание малыша перешло в неадекватную фазу. Попросту говоря, он от страха поехал кукухой.

– Да, – как ни в чём не бывало согласился старичок. – Это был его первый опыт перехода из реальности в виртуальность собственного подсознания.

Дима изобразил недобрый взгляд, всем видом показывая, что поймал Кона на лжи.

– Так выходит, – принялся он его разоблачать, – не только фанатизм способен вывести за грань?

– Конечно, – легко согласился Искусственный Разум. – Фанатизм я привёл в качестве примера, если ты забыл. А так любая сильная эмоция, выходящая за рамки своих нормативных пределов, способна отправить человека за грань. Так люди и сходят с ума. При запредельных эмоциях у кого-то срабатывает предохранитель, и он возвращается в реальность. А у кого-то этот предохранитель перегорает, и бедолага остаётся в собственной виртуальности навсегда.

– М-ля, – задумчиво произнёс Дима, мысленно обозвав себя дебилом.

До него только сейчас дошло, что первоначальный настрой на изучение феномена фанатизма был ошибкой. Сознательно стать фанатиком – это, конечно, прикольно, но реалии подложили другую свинью для изучения. И вопрос, который у него родился по этому поводу, ему очень не понравился. Как, простите, раскачать в себе запредельную эмоцию и при этом вовремя её откатить, не сойдя с ума? Это же психологический мазохизм чистой воды.

Неожиданно Дима поймал себя на том, что куда-то идёт, заложив руки за спину. Резко остановился. Обернулся и замер. За время размышлений он, оказывается, отошёл уже метров на десять. Вся группа в составе Кона, Веры, Танечки и тётки с ребёнком уставились на него с таким видом, будто он у каждого что-то взял и не вернул. Дима непонимающе вскинул брови и спросил: «Что?»

– Ничего, – ровным тоном кирпичной кладки ответила Вера. – Ты куда пошёл?

– На хутор бабочек гонять, – сострил он на её тупой вопрос, но тут же поспешил вернуться к коллективу, чтобы для успокоения попытать Искусственный Разум. – Кон, какие последствия для Наполеона имел этот испуг?

Император французов боялся кошек до состояния паники всю оставшуюся жизнь. А так, в общем-то, никаких. Он до двух лет рос спокойным, тихим ребёнком, но потом проявил необузданный темперамент. Набулио был самым непослушным из всех детей Летиции. Упрямый и всегда желал делать только то, что хотелось ему. Домашние называли его не иначе как «Ribulione». Что с корсиканского переводится как «ребристый». Аналог русского «ершистый». Его прельщало всё запретное, хотя мальчик знал, что его ждёт за это наказание. Мама не скупилась на розги. Тем не менее, истерики с катанием по полу закатывал регулярно.

Следующий клип их вновь встретил роскошным летом средиземноморского острова. Притом прибрежной полосой пляжа. Хотя такого понятия, как «пляж», аборигены стопудово не знали. Мерные спокойные волны выбрасывали на белый песок растительный мусор, огрызки брёвен, обломки досок. И всё это превращало кромку воды в импровизированную помойку.

Узкая, всего метров десять, полоска песка, зажатая между лесом корявых кустов и лазоревой водой моря, была истыкана «росшими» как из-под земли огромными обгрызенными валунами. Эта россыпь скальных «самородков» наблюдалась и в воде на мелководье, и наверняка уходила глубже. Пляжные камни в рост взрослого человека и выше порождали причудливый природный лабиринт, в проходах которого мелкая пацанва в пару десятков голов увлекательно играла в древнюю детскую игру: «в войнушку».

Вооружившись палками в качестве мечей, плетёными из веток щитами и такими же плетёными шлемами, малышня с истеричными воплями носилась по песку между камнями и с яростью берсерков лупила друг друга почём зря. Диме даже сначала показалось, что пацаны сражались каждый сам за себя, но, присмотревшись, через несколько секунд пришёл к выводу: бой идёт команда на команду. Вот только как они определяли, кто свой, кто чужой, абсолютно было непонятно.

Лавируя в проходах между камней и всякий раз инстинктивно уворачиваясь от озверевших мелких вояк, он даже не пытался найти главного героя в этой суматохе. Да в принципе в этом и не было необходимости. Практически все как один находились в неадекватном состоянии: озверевший азарт.

Глаза на выкате. Ор до срыва голосовых связок. Мимо проскочил мальчишка с разбитой головой. Но, судя по всему, он в состоянии эйфории не чувствовал боли. Диме даже не надо было настраиваться на их эмоции. Сама атмосфера боя была заразна. И он эту заразу мгновенно подхватил, резко почувствовав в себе азарт сражения.

Аж самому захотелось заорать что было мочи и побегать, но воздержался. Хотя глаза выпучил, но скорее от удивления. Пацаны рубились по-настоящему, лупя друг друга со всей дури. И это была ни жестокость, ни ненависть, а именно зашкаливающий азарт, вырывающий их из реального осознания происходящего и переваливая сознанием за грань, доводя себя до сумасшествия.

– Стоп, клип! – неожиданно скомандовала Вера откуда-то из-за камней, и, судя по голосу, она блудила уже в метрах десяти-пятнадцати от Димы.

Все замерли. Даже морская волна остекленела, нависая над прибережным мусором.

– Танечка, Ди, вы где? – продолжала голосить брюнетка.

– Я тут, – ответила ей блондинка со стороны моря. – Я пыталась в воду войти, да не тут-то было. Хожу по ней, как Иисус, аки посуху. Море оказалось твёрдым, как стекло. А на волнах перекатываться прикольно, как на аттракционе.