Ди Канио Паоло. Автобиография

Инстинктивно я хотел схватить Киоуна и как–нибудь тоже сделать ему больно. Я ударил его ногой по голени. Он резко развернулся, мы схватили друг друга за горло. Все это произошло очень быстро и кончилось через двадцать–двадцать пять секунд.

Петтер Руди оттащил меня в сторону. Я был вне себя от гнева. Боль из области носа распространилась на всю голову. Я понятия не имел, что происходит. Но Петтер сдерживал меня, и постепенно я успокоился.

Пол Элкок решительно направился ко мне. Моей первой мыслью было: «Черт, теперь нас обоих выгонят с поля! Совсем неподходящий момент для красной карточки!» Но потом я заметил, что он даже не смотрит на Киоуна. Он идет прямо ко мне, как будто Киоуна на поле вообще не было. И тут я понял, еще до того, как судья обратился ко мне, что накажут только меня. И это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Подобные стычки происходят постоянно, и арбитр, даже самый некомпетентный или неопытный, обычно удаляет с поля обоих футболистов.

Но не Элкок. Он показал красную карточку только мне. И это окончательно вывело меня из себя. Это была вопиющая несправедливость. Я согласен, что меня нужно было удалить за реакцию на удар Киоуна, в независимости от того, намеренно он это сделал или нет (я до сих пор этого не знаю). Я согласен, что когда я подбежал к Виейра, все подумали, что я собираюсь его бить. Когда речь идет обо мне, люди думают только о плохом.

Но я не могу понять, почему Элкок не наказал нас обоих. Если бы нас обоих выгнали, ничего бы не произошло. Но вместо этого мне стало ясно, что виноватого сделали из меня одного. Элкок даже не спросил мнения бокового судьи. Он показал мне красную карточку без колебаний. Позднее, когда я ушел с поля, судья на линии подошел к Элкоку и сказал, что Киоуна тоже надо было удалить.

Конечно, в тот момент я об этом не догадывался. Я только знал, что наказали меня одного. И поэтому я оттолкнул Элкока. Я не собирался валить его на землю. Своим жестом я просто выражал несогласие с его решением. Я отворачивался от него, как будто говоря: «Да ладно, забудь. Иди отсюда». У меня не было желания его оскорблять. Я ему ничего не сказал. Я был просто сердит и расстроен, что меня удалили.

Люди считают, что это было «нападение». Поверьте, если бы я хотел напасть на Элкока, если бы я хотел его побить, все бы выглядело совершенно иначе.

Но он упал на газон. Я миллион раз смотрел этот эпизод на видео и до сих пор не могу понять, как так можно было упасть. Если бы я толкнул свою восьмилетнюю дочь Людовику, она бы так не упала. Она бы, возможно, сделала пару шагов назад, и все. А Элкок просто стал пятиться, волоча ногу по земле, перед тем как плюхнуться на пятую точку. Это выглядело довольно странно. Когда я увидел, что он упал, я был удивлен так же сильно, как остальные. Сначала я подумал, что кто–то сидел у него за спиной, как в немых комедиях. Это единственное объяснение такому нелепому падению. Другого нет.

К тому времени, как он поднялся, я уже уходил с поля. Вокруг меня царил полный хаос. На боковой линии я видел Дэнни Уилсона с мрачным и в то же время несколько озадаченным выражением лица. Болельщики сходили с ума. Они знали, что наблюдают за чем–то скандальным. Я держался за нос, из которого текла кровь. Я показывал на него Элкоку, пытаясь объяснить, что произошло, но бесполезно.

Как часто случается в подобных ситуациях, трагедия превратилась в фарс. Когда я шел вдоль поля в направлении туннеля, Найджел Уинтерберн оказался рядом со мной. Он перебежал через все поле с единственной целью оскорбить меня. Сначала я даже не заметил его среди хаоса, но потом услышал его хриплый голос, оравший мне в ухо, перекрикивая шум.

«Ты чертов ублюдок! — вопил он. — Тебе конец! Ты чертов итальянский ублюдок! Конец тебе!»

Он повторял эти ругательства снова и снова. Посмотрев позже этот момент на видео, могу сказать, что он не унимался секунд тридцать–сорок. Когда я поднял глаза и посмотрел на него, произошло самое смешное: он дернулся в сторону и закрылся рукой от страха. Посмотрите этот эпизод на видео, если у вас будет такая возможность. Очень весело. Вот Уинтерберн тявкает, как сумасшедшая собачонка, а в следующее мгновение отскакивает назад, намочив штаны от страха. А ведь я на него только взглянул и все. Тогда мне, конечно, это не показалось смешным, но теперь, два года спустя, когда я смотрю это на видео, я просто хохочу.

И, кстати, это заметил не только я. Когда я приехал в «Вест Хэм», первое, о чем мне напомнили новые одноклубники, стал эпизод с Уинтерберном. Они смеялись до упаду, просто животы надрывали со смеху: «Посмотрите на Уинтерберна! Он напоминает испуганного щенка!»

И они правы. В тот момент у Уинтерберна действительно был перепуганный вид. В таких ситуациях в человеке просыпаются первобытные инстинкты. Я не собирался драться с Уинтерберном из–за его оскорблений. Моя реакция была типична для улицы. Этому нельзя научиться, с этим нужно вырасти. Мой взгляд как бы говорил: «Ты, правда, хочешь драться?» Этого было достаточно, чтобы сделать из него посмешище.

По иронии судьбы, сейчас он мой одноклубник в «Вест Хэме». Я не злопамятный человек. Кто старое помянет — тому глаз вон. Думаю, он придерживается такой же точки зрения. Мы оставили обиды в прошлом. Тот факт, что теперь он мой одноклубник, позволил мне понять, что в футболе, как и в жизни, никогда нельзя предугадать, когда ты снова встретишься с тем или иным человеком. Не уверен, станем ли мы друзьями. Но знаю наверняка, что могу полностью на него рассчитывать, и он тоже вправе рассчитывать на меня. Уинтерберн в тот день поддерживал своего товарища Киоуна. Возможно, он неправильно себя вел, но это просто показывает, что он за человек. Я знаю, что мы можем поладить ради дела.

Уилсон ничего не сказал, когда я прошел мимо него и зашел в туннель. Кровь кипела в моих венах, а в голове крутилось множество мыслей. Стюарды казались, как в тумане, когда я шел мимо них. Бенни Карбоне вихрем ворвался в раздевалку вслед за мной. В той игре он не принимал участия из–за дисквалификации и наблюдал за матчем из ложи.

«С тобой все в порядке, Паоло?» — спросил он. Казалось, он видит перед собой призрак.

Я не ответил. Все что мне хотелось в тот момент — это поговорить с Беттой. Она тогда находилась в Италии и, как я предполагал, могла смотреть матч по телевизору. Я хотел успокоить ее. Но, как выяснилось, она даже не знала, что произошло.

«Не волнуйся, сегодня случилось кое–что неприятное, но все в порядке, все будет в порядке, — сказал я ей по телефону. — Меня удалили с поля, я разозлился и толкнул судью. Думаю, у меня будут из–за этого проблемы, но все образуется».

Для меня было очень важно, чтобы она услышала о произошедшем из первых уст. Ее первой реакцией были слезы.

«О, нет, Паоло, что ты натворил? — сказала она, всхлипывая в трубку. — Зачем? Зачем? Что они теперь с тобой сделают? Господи, Паоло, ты все такой же, когда же ты поумнеешь? Господи, что теперь с тобой будет, Паоло?»

Я постарался успокоить ее, как только мог, а затем отправился в душ. Бетта — главное для меня в жизни. Благодаря ей, я чувствую себя спокойным и уравновешенным. Я не мог позволить ей волноваться из–за меня».

Когда я вышел из душа, меня ждал Маттео Роджи. По случайному совпадению он как раз приехал в Шеффилд, и, оглядываясь назад, могу сказать, что мне очень повезло, что он оказался тогда рядом. Он сказал, что меня ждет машина, чтобы отвезти меня домой, и что руководство клуба хочет, чтобы я уехал в Италию, пока страсти не улягутся. К тому времени, как я закончил одеваться, прозвучал свисток на перерыв, и команда вернулась в раздевалку.