ДИАБЛЕРО, (не) бойся своих желаний. Том 2

Так что рано для меня еще панегирик сочинять, поживем пока. Ну да, моя схема получилась совсем не в духе Сири. Без войн, сражений, убийств, риска. Я предпочитал обходить все острые углы, избегать опасности. Правильно она как-то сказала, что я любовник, а не воин. Что же, какой есть, но обманывать, в том числе и себя, по этому поводу я не собираюсь. Лучше горькая правда, чем сладкая ложь.

Остаток дня прошел достаточно спокойно, если не сказать буднично. Я посетил спортзал, бассейн, сауну и завершил день в санаторском баре. В качалке я проверил свои текущие физические кондиции и остался вполне ими доволен: на третий разряд хоть сейчас можно нормативы сдавать. Ещё удивился — чего это я раньше не начал в качалку ходить? Заниматься я по-прежнему не хотел и не видел в этом смысла, но здесь было полно красоток спортивного вида в облегающих одеждах, которые выполняли весьма и весьма волнительные упражнения. Одни наклоны вперед чего только стоили!

Многие девушки посматривали на меня, некоторые, вроде, даже с интересом, может, даже какие-то знаки подавали, невербальные. Точнее сказать не могу, поскольку у самого не было эмпирического опыта в таких делах, а Сири отказалась в этом помогать, сославшись на дела во всемирной паутине. Ага, догадываюсь я какие у неё дела, либо друзей по переписке нашла, либо думает, как захватить мир в очередной раз…

После тренажерного зала заметно выросло количество просмотров моей страницы в соцсетях, и незнакомые дамы начали лайкать выложенные там Сири фотки и посты, писать двусмысленно-бессмысленные комментарии, хвалить, а то и открыто набиваться в друзья.

Сидя в баре и попивая пивко, я, не чинясь, добавлял всех в друзья и всем отвечал, поскольку это реально была минута славы, когда ещё такое повторится? Так-то я их, дам, понимал: спортивный, красивый, перспективный, загадочный, как тут не запасть? Однако при этом выпивать этим вечером мне пришлось-таки в гордом одиночестве. Сири была непьющей и составляла мне компанию изнутри, из авернофона, а присутствующие в баре девушки хоть и поглядывали на меня с интересом, но почти все были с компаниями. Ещё я заметил, что бывшие там мужики наоборот, зыркают на меня со злостью, если не сказать с вызовом. Вероятно, уже пошли какие-то слухи по базе, о которых я не знаю.

Санаторий, кстати, действительно оказался, в том числе и санаторием для военных и чиновников. Тут можно было неплохо подлечиться, поправить физическое и душевное здоровье после трудной спецоперации. Просто универсальное заведение, всем хорошо, только до города далеко ехать. Потому и вставать приходится рано. Помня об этом, я не стал засиживаться и напиваться сверх меры и в каком-то веке ушел спать вовремя.

* * *

Мне снился сон. Не могу сказать, как именно, но я понимал, что это сон. Я снова был в гостях у бабы Тони, в сенях со скрипучим крашеным деревянным полом, как и в тот раз, когда пришел на разборки, права качать. В помещении царил такой же тусклый желтый свет, придававший коже нездоровый желтушный оттенок. В воздухе всё также витал дух старости, угасания и одиночества.

Баба Тоня суетилась, что-то перебирал в сундуке, на полочках, проверяла сушеные травки на стенах, помешивала варево в чугунке на газовой плите. Суетилась, хоть и медленно, но постоянно двигалась.

— Что же ты, Ванечка, не оставишь в покое-то никак меня, старую? Чего тебе неймется-то, милок? Была бы молодухой, тогда ладно, так мне годков-то ужо немеряно… Всё думаешь обо мне, всё вспоминаешь, да всё недобрым словом. Нешто насолила тебе чем? Али плохо у меня жилось? Как сыр в масле не катался, но и бед не знал, лихих да беззаконных. Черти тебя по ночам палками не колотили, кровушку твою стриги не сосали… Даже Жученька моя, лапочка, тебя ни разу не подрала по сурьезному…

Антонина Матвеевна стала не то, чтобы замедляться, просто амплитуда ее колебаний по комнате начала сокращать радиус, концентрируясь всё больше возле меня, пока, наконец, она не остановилась и не вперила в меня колючий взгляд своих чёрных, как уголь, глаз. И глаза эти были уже не иллюзорные, в отличие от остального облика, а настоящие, глаза карги.

— Гложут мысли тебя тёмные, душат думы скоромные, не задумал ли чего лихого со старухой учудить?

По мере того, как баба Тоня говорила, иллюзорный облик всё больше спадал, обнажая её истинное естество.

— Так ты брось это, чай не враги мы с тобой. Отринь думы раскольничьи, не бери грех на душу. Али поселился в душе твоей червь [worms], что точит тебя днями и ночами, покоя не дает, на криву дорожку выводит?

Карга стала головы на две выше, чем была обычно в образе «бабуси», и намного шире в плечах. Кожа позеленела, черты лица исказились. Шея пропала, голова втянулась в плечи, нос загнулся крючком, рот ощерился клыками, по телу выступили бородавки и какие-то растительные элементы вроде коряг, вьюнов, листьев, почек, костей и шипов. Теперь она нависала надо мной.

— А есть ли у тебя душа-то? Своя ли она тепереча?

В облике бабы Тони становилось всё больше уродства, заметная глазу асимметричность и разноразмерность конечностей, скрученные суставы, узловатые наросты. Длинные руки спускались ниже пояса. Лопатообразные кисти оканчивались длинными черными когтями. Словно в пику рукам ноги стали тонкими и короткими. Кряжистое пузо свисало морщинистой складкой. Лобок обильно зарос гнилостного цвета мхом. Обвисшие чуть ли не до пупа морщинистые сиськи слегка покачивались в такт дыханию.

— А может помочь тебе? Давай-ка заключим малёхонький договорчик. Я тебя дня за три на ноги поставлю. Будет тебе твой третий уровень, будет… Демонёнка даже, какого-никакого, на поругание отыщу. Вот только придется замараться маленечко. Испачкать белы рученьки в красной кровушке. Зато сам жив будешь, будешь здравствовать. И мысли дурные отпустят. Рассеются, как страшный сон!

Карга рассмеялась каркающим неприятным смехом.

— А цену-то вообще смешную назначу, мизерную. Не в тягость будет она тебе, а в радость. Всё как ты любишь, по мужской, стало быть, части…

Баба Тоня одной рукой стала мять левую титьку, а другую руку опустила к заросшему мхом лобку, начав его поглаживать.

— Заделаешь мне ребятёночка, всего-то делов. Ты же любишь это дело, да и на меня давно заглядываешься! Мне ребятёночка, да ещё одного сестрице моей названной и будет всем нам счастье…

Дверь за спиной заскрипела. Я резко обернулся и увидел, как в сени, гадко улыбаясь, вошла вторая карга, копия бабы Тони, но не с зеленым, а скорее серным оттенком кожи…

* * *

Проснулся я от собственного крика, осознав, что сижу на кровати и ору в голос! Что и не удивительно… Вот к кому надо отправить нашу «филиппинскую» девочку-волшебницу на стажировку, к бабе Тоне, чтоб поучилась как мужиков правильно импотентами во сне делать!..

При всём при этом, при всей своей реалистичности сон был именно сном, не осознанным сновидением, не виртуальной реальностью. Вроде как он был посланием, записью, которую записали где-то там у себя и переслали мне по «сновиденческой» почте.