ДИАГНОЗ и другие новеллы

ИНЕ СМОТРИТ на часы на Дороге Примирения. 12.45. Она вздрагивает, переводит взгляд на свои ручные часики, останавливает проходящего мимо патера, спрашивает на своём ломаном итальянском, который час, показывает ему свои часы.

— Время без пятнадцати час, синьорина. Это — летнее время. Вы этого не знали?

Вы этого не знали? Разумеется, это — летнее время. Всегда, когда Ине и Мортен в Риме, наступает лето. Недоразумение! Ошибка!

— Мортен, Мортен! Я ведь не слишком опоздаю? Ты ведь стоишь там наверху, на башне, и ждёшь меня?

Ине мчится к замку… На самом верху башни стоит множество людей. Не Мортена ли она видит там в стороне, налево?

Com’e bello ilmio Mario! [161]

ВРЕМЯ ПОЧТИ ЧАС. Мортен вплотную подходит к статуе архангела Михаила на башне. Вынимает нож из ножен. Он теперь — силён и решителен. Он теперь тот, кто со всем справляется сам. Он не такой, как император Адриан. Он не нуждается в помощи рабов, чтобы умереть.

Сначала он делает жёсткий разрез на пульсе у запястья. Затем всаживает нож под левую грудь и падает на него.

161

О, как красив мой Марио! (итал.).

Ине врывается на сцену. Ей не по себе. Она видит, что люди толпятся в стороне возле архангела Михаила.

Она прокладывает себе путь. Смотритель здания… Два смотрителя и один полицейский. Они склоняются над каким-то человеком.

— Morto, signore. [162]

Ине бросается пред ним на колени.

— Мортен, Мортен!

Она тормошит его.

— Вставай, Мортен! Слышишь, вставай!

— Morto, morto!

Она падает на тело Мортена.

— О Мортен, ты умер?

162

Он умер, синьор (итал.).

Она воздевает руки к небу.

Ведь это только недоразумение! Ошибка!..

— Вы знаете его, синьорина? Знаете, кто он? Она плачет, смотрит на полицейского. Он хватает её за руку.

— Вы знаете, как его зовут?

— Si, si [163] . Марио Каварадосси.

Тут появляется другой.

Он кладёт ей руку на плечо.

— Он уже мёртв, Ине. Идём!

Она холодно смотрит на него. Холодно и жёстко…

— Это конец, Ине, теперь — конец…

Она вырывается из его рук.

163

Да, да (итал.).

— Ещё нет, по-настоящему ещё нет!

Она всецело входит в роль. Что-то словно поднимает её. Она знает, что ей надо делать. Роль затвержена наизусть. Либретто она знает как свои пять пальцев.

Она бежит к выступу, встаёт на перила.

— Ине, что ты делаешь? Остановись, Ине! Ты с ума сошла!..

— Avanti a Dio! [164]

Она бросается вниз и падает к мосту Святого Ангела на берег Тибра.

В ту же самую минуту в её почтовый ящик в доме на Черёмуховой улице опускается письмо.

164

Иду к Богу! (итал.).

СВОБОДА

Добрый вечер, говорим мы, размахивая руками. Мгновение спустя мы, боязливо оглядываясь по сторонам, закуриваем сигарету. Надеюсь, я ничего дурного не сказал?

В чём причина всей этой бессмысленной суеты?

Лишь краткий миг ползаем мы по земному шару во Вселенной. А потом медленно отступаем при виде трамвая!

Впечатление такое, что мы больше боимся жизни, чем смерти, словно наша боязнь пред ближним сильнее страха пред космической ночью.

Независимо от того, кто мы есть и что мы делаем, это будет забыто через сотню или тысячу лет. Не должно ли нам сделать кое-какие выводы из прожитого? Я полагаю — не должно ли нам использовать наше тщеславие себе на пользу, превратить его в средство духовного обогащения?

Безусловно, было бы ужасно, если бы всё в этой жизни запоминалось навсегда. Не даёт ли это почти непостижимую свободу думать о том, что завтра — да, завтра всё будет забыто?

Я вовсе не собираюсь призывать к безответственности. Но нам нет надобности огорчаться из-за нас самих. Мы не нуждаемся в том, чтобы нас непременно помнили после смерти. Мы свободны от подобных предрассудков. Мы можем жить здесь и сейчас.

ОПАСНЫЙ КАШЕЛЬ

СОЛЬВЕЙГ НЕ ЕЛА конфет с начинкой. Она могла взять кусочек шоколада к кофе или до, или после встреч в собрании миссионеров. Нередко она позволяла себе на завтрак целый марципановый [165] хлебец. И пока, занимаясь домашней работой, Сольвейг напевала без слов, она постоянно сосала леденцы и лакомилась пастилой. Она не была худенькой. Но конфет с начинкой она не ела.

165

Марципан — тесто из миндальной массы и сахара (итал.).

В конфетах мог быть алкоголь, или шерри, или такой ликёр, от которого кружится голова и впадаешь в грех. Никогда нельзя быть абсолютно уверенной даже в церковном вине. Она слышала, что и в «крови Иисуса» может содержаться алкоголь. Много раз она пробиралась в кабинет пастора за алтарём миссионерской церкви — удостовериться, нет ли в церковном вине ликёра или мадеры. Ей надо было лишь задать этот вопрос, ведь вино это казалось ей таким вкусным!

Она принадлежала к роду грешников. В её роду даже торговали пивом в небольшом магазинчике. Дабы искупить родовой грех, она, бывало, покупала на свои сбережения целую партию пива и выливала содержимое бутылок в сточную канаву. Ведь там алкоголю окончательно приходил конец. Но одна она была слишком слаба, чтобы опрокидывать пивные ларьки. Именно об этом она постоянно толковала с Иисусом и со своим попугаем.

Время от времени Сольвейг читала свою любимую историю во Второй книге Моисея [166] о чудесах Господа Бога [167] в Египте. Она улыбалась, и смеялась, и хлопала себя по бокам всякий раз, когда Бог Израилев насылал своих судей на грешный народ. Больше всего любила она историю о том, как Господь ожесточил сердце фараона [168] и превратил всю персть земную в мошек, садившихся на людей и животных. Хотя нет, не эта история была самая её любимая, и, листая дальше, Сольвейг быстро доходила до чуда на море, поросшем папирусом [169] . Больше других трогала её история о том, когда Моисея, и Аарона, и всех прочих Божий ангел провёл через это самое поросшее папирусом море [170] . Меж тем как безбожные египтяне были все как один потоплены! Ни один человек, как написано, не вышел оттуда живым. Она видела их всех, лежащих мёртвыми на берегу, так же явственно, как видели их некогда израильтяне. Но почему Господь не послал своих ангелов и сегодня, чтобы они могли навести порядок на земле в каждом большом или маленьком супермаркете? Это была одна из тех вещей, которые она не понимала.

166

Речь идёт об «Исходе».

167

Имеется в виду явление Моисею Бога, повелевшего ему идти к фараону для освобождения израильтян из рабства (Исх И: 4-10).

168

Точнее, вероятно, сердце фараона было ожесточено, и он не захотел отпускать израильтян. Тогда Господь послал египтянам девять казней египетских, в том числе указанных ниже в тексте мошек (Исх 11:4-10). Аарон — брат Моисея и по указанию Господа — его помощник.

169

Имеется в виду Чермное (Красное, устар.) море.

170

Aарон — брат Моисея и по указанию Господа — его помощник. После Пасхи 600 000 евреев под водительством Моисея вышли из Египта, и сам Господь направлял и освещал их путь, являясь то в столпе облачном, то в столпе огненном. А у Чермного моря Господь повелел Моисею взять жезл свой и разделить море так, чтобы оно расступилось и сыны Израилевы могли бы пройти по суше. Они спаслись от преследовавших их египтян, а после того, как народ Божий прошёл по суше, вода вернулась на своё место и потопила египтян (Исх 12:31–40; 13:20–22; 14:29–31; 15:1-18).

Но вот наступила осень, а с ней — простуда и кашель. Ни сок чёрной смородины, ни чай с лимоном больше не помогали. Ей необходимо что-нибудь вроде сока, но чуточку покрепче. Так объяснила она, зайдя в аптеку. Она получила бутылочку Бергенского грудного бальзама. «Как чудесно, — думала Сольвейг, — что в городе свой собственный бальзам от кашля, и такого нет нигде больше».

Придя домой, она тотчас же открыла маленькую бутылочку и сразу приняла столовую ложку бальзама. Он был крепок и непривычен на вкус, но всё-таки нужно позаботиться о своём здоровье. «Тело моё — тоже Божий храм», — объяснила она попугаю в тот же вечер.