Диагноз: Любовь

— А ты умеешь их жарить? — продолжила она.

— Если готовить по рецепту, — сказал Эд.

— Может, я помогу? — спросила я, чувствуя себя забытой.

— Ага, — ответила Алисия, открывая ящик со столовым серебром. — Можешь накрыть на стол.

— Ладно. Здорово. — Я неохотно кивнула ей.

Позже, когда мы ждали, пока приготовится индейка и поднимется тесто для домашнего хлеба, я сидела с Эдом на ступеньках заднего крыльца и смотрела, как он курит. Он никогда раньше при мне не курил, хотя я иногда могла учуять от него запах табака, особенно после его выступлений. Было довольно неприятно наблюдать, как он вдыхает ядовитый дым; для меня это было как те реалити-шоу, в которых люди едят экскременты ради шанса выиграть миллион долларов.

— Мне очень нравится твоя семья, — произнес Эд, выпуская колечко дыма. — Я чувствую, что мог бы пробыть с ними целую вечность.

— Они, вообще-то, не моя семья. Но ты им тоже понравился, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос не звучал чересчур угрюмо. А чего, собственно, я хотела? Чтобы они возненавидели его? Внезапно я вспомнила, что чувствовала нечто похожее в классе миссис Сэндлер, когда Эдвин был еще ребенком. Накануне своего отъезда, прощаясь с нами, он заставил плакать нашу учительницу. Возможно, сейчас я переживала из-за того, что Эд понравился им больше, чем я. Или же мне хотелось, чтобы они его возненавидели, потому что он недостаточно сильно любит меня.

— Наслаждаешься вечером? — спросил Эд, выпуская еще одно колечко дыма.

— Да… я просто… немного размякла.

— Размякла, — повторил он. — Или впала в меланхолию?

Я улыбнулась, злясь на себя, и прижалась к его плечу. Когда он обнял меня, я постаралась не вдыхать тошнотворный запах табака.

Неожиданно позади нас открылась дверь и на крыльцо высунулась Алисия, чтобы сообщить, что ко мне пришли.

— Ко мне? — удивленно спросила я, и тут в поле зрения очутились знакомые очки Бадди Холли. — Мэттью? — опешив, вскрикнула я и вскочила на ноги. Рука Эда соскользнула с моего плеча. От волнения у меня перехватило дыхание и стало трудно дышать.

— Привет, Холли, — сказал Мэттью, который выглядел смущенным и немного нервным. Его каштановые волосы растрепались на ветру и торчали неаккуратными прядями, а на куртке под левой грудью я заметила небольшую дырку. Он был похож на мокрую курицу.

— Как ты нашел меня? — спросила я, подходя ближе, чтобы неловко обнять его и закрыть собой сидящего за моей спиной Эда.

— С помощью твоего брата, Бена. — Мэттью оглянулся, увидел, что все на него уставились, и добавил: — Я не хотел мешать…

— Ты вовсе не мешаешь, — улыбнулась ему Роксана, поднимаясь из-за кухонного стола. — Хочешь выпить?

Когда Мэттью покачал головой, к нему подошла Алисия и протянула руку. Казалось, она флиртовала, когда говорила моему бывшему парню, что они уже знакомы.

— Реанимация Сент Кэтрин, помнишь? — спросила она. — Я была с братом Холли, когда ты в прошлом году забирал его в операционную.

— У Алисии тогда были черные волосы, — пояснила я, поскольку Мэттью недоуменно моргал ей в ответ и молчал.

— Ах да, — понял наконец Мэттью. — Репортер. Четвертый канал, правильно?

— Алисия Акстелл, свежие новости для вас! — произнесла она с улыбкой, упирая руку в бедро. В этой позе она больше напоминала девушку с обложки «Плейбоя», чем ведущую новостей.

— Я очень давно не видел тебя по телевизору, — сказал Мэттью.

— Это потому, что она теперь работает в Вотерстоунс, — вмешалась Ди, подходя к нам и вытирая руки передником. Она представилась Мэттью, не обращая внимания на внезапно нахмурившуюся Алисию.

— Как насчет Эда? — спросила Алисия, кивая головой в сторону крыльца. — Мэттью уже знаком с Эдом, Холли?

На этот раз наступила моя очередь хмуриться. Ну почему ей так нравится быть провокатором? Когда Мэттью посмотрел через мое плечо, я повернулась и увидела Эда, который собирался войти в дом.

— Привет, — сонным голосом сказал Эд, хотя мы еще даже не пробовали индейку и было совсем не поздно.

— Привет, — ответил Мэттью, напомнив мне пилигрима, который пытается освоить фонетику американских индейцев.

Когда я поинтересовалась, приехал ли наш гость в Лондон, чтобы праздновать День благодарения, Мэттью ответил:

— Ну, мне не за что благодарить. — Потом, почувствовав на себе общее внимание, добавил: — Моя мать попала в больницу. Но с ней уже все в порядке.

Он подошел ко мне и, понизив голос, спросил, не пройдусь ли я с ним, пока не готов обед?

Я повернулась к Эду, но тот лишь пожал плечами.

— Давай, — сказал он. — Я подожду.

* * *

На улице было сумрачно, и небо казалось таким же темным, как и земля. Тротуары Лоррейн-авеню покрылись коркой черного снега, который, похоже, решил сгнить, а не растаять.

— Как ты? — спросил Мэттью, засовывая руки в карманы.

— Я в порядке. Я… да, в порядке, — сказала я, думая о том, что мне противно касаться или целовать Эда, когда от него несет табаком. — Вообще-то я не знаю, как я. Но гораздо более важно, как себя чувствует твоя мать.

Мэттью кратко сообщил, что с ней случился небольшой сердечный приступ, но ей сделали пластическую операцию на сосудах, и теперь все хорошо. Затем он перешел к более важной для него теме.

— Наша прошлая встреча была отвратительно странной. То есть я хочу сказать, что был рад тебя видеть и все прошло отлично, если не считать нашего расставания. Я не знал, как сказать тебе то, что мне хотелось тогда сказать…

— Слушай, я хочу быть с тобой честной, — заявила я, собравшись с духом. — Я вроде как встречаюсь с кем-то.

Мэттью моргнул.

— С кем-то? С психотерапевтом, что ли?

— Нет! — рассмеялась я. — Я хотела сказать — с парнем. Я встречаюсь с… этим парнем. Мне следовало упоминать о нем в своих письмах.

— Встречаешься, — произнес Мэттью, почесав затылок. — Значит, у вас серьезные отношения?

— Это не отношения, — выпалила я. — Я даже не знаю, как это назвать. Я просто не хочу ничего скрывать от тебя. Раз уж ты стоишь передо мной и пытаешься объяснить, что произошло во время нашей последней встречи.

— Ты влюблена в этого… парня?

Я подумала о том, как Эд говорил, что меня нужно как следует оттрахать, чтобы я смогла стать хорошим врачом.

— Я этого не хочу, — сказала я.

Мэттью рассмеялся. Он смеялся так громко, что ему стало плохо. Только когда он закрыл лицо руками и опустился на кромку тротуара, я поняла, что это уже не смех, а стон.

— Какого черта я тут делаю? — с горечью в голосе спросил он.

— Ты тут из-за матери, — напомнила я.

— Это не объясняет того, что я приперся на День благодарения к тебе и твоей семье.