Диалоги с Иосифом Бродским

СВ: Кстати, одно обстоятельство меня удивляет. Поэзия ваша весьма эпична и все более и более эпичнеет, что ли…

ИБ: «Эпичнеет» — это замечательно…

СВ: Но при этом вы до сих пор не разразились каким-нибудь монументальным романом в стихах.

ИБ: Вы знаете, я ведь два раза предпринимал подобную попытку. Ну, по молодости лет я написал эту ахинею — «Шествие». Мне тогда было чуть больше двадцати. Потом, когда все уже посерьезнело, я написал нечто, что — даже и сейчас, когда я оглядываюсь на это — хотя это уже почти и невозможно — мне представляется произведением чрезвычайно серьезным.

СВ: «Горбунов и Горчаков»?

ИБ: Да. А что касается «Комедии Дивины»… Ну я не знаю, но, видимо, нет — уже не напишу. Если бы я жил в России, дома — тогда, может быть, я и предпринял бы подобную попытку в третий раз. Знаете, ведь такие вещи можно сочинять, только находясь в каком-то естественном контексте. Когда ты начинаешь думать: ладно, я им сейчас всем врежу — и старым, и малым. То есть и предшественникам, и потомкам, да? Подобный сентимент может вас одолевать исключительно в том случае, если вы находитесь в своей естественной среде. Когда же вы из нее выпадаете — или выбываете — то существование начинает носить несколько более отчаянный характер. И уже не до грандиозных замыслов.

СВ: А с другой стороны то, что по-русски называется несколько высокопарным словом «изгнание», дает фантастическое преимущество в виде эффекта остранения.

ИБ: Совершенно верно. Но у меня уж этого самого остранения навалом. Я вообще чересчур уж наостранялся, вы знаете. Это уже превратилось в инстинкт. Зарекаться, конечно, не надо, да я и не зарекаюсь, но по тому, как жизнь идет — крупных произведений мне уже не сочинять. А читателю — не читать. Не говоря уж о том, что они не читают того, что уже написано людьми получше нас — скажем, «Гильгамеш», Гомера или, допустим, того же Данте.

СВ: Ну люди всегда предпочитают читать современников. И за это их стыдить не приходится, хотя есть такая вечная тенденция: вздымать руки к небу и сокрушаться, что вот, не читают Гомера, а читают, как когда-то Саша Черный сказал, «поэта Бородавкина». Но это же ерунда. Потому что современный поэт всегда скажет нечто, что гораздо больнее резанет по коже, чем любой классик. Так всегда было и будет. Это совершенно нормальная вещь.

ИБ: Не знаю, не знаю… Может быть… Ну может быть я чего-нибудь предприму вроде оденовского «For the Time Being», если Бог даст. Это, знаете ли, не от меня зависит. Ведь сочиняешь более или менее в зависимости от того, как твоя собственная просодия развивается. А вовсе не потому, что тебе есть что сказать. Вы знаете, ведь существует какой-то такой непосредственный диктат языка: слова начинают звучать — то-се, пятое-десятое. Не знаю, может быть, моя просодия и доизменяется до какого-нибудь эпоса. С другой стороны, вот Монтале ничего такого не сочинил эпического. Да и Элиот тоже ничего такого особенно эпического не сочинял, хотя он, конечно, примером служить не может. И Йейтс ничего эпического не сочинял.

СВ: И Мандельштам… А у Пастернака его стихотворный роман «Спекторский» — не из лучших его сочинений.

ИБ: Ну, Пастернак сочинил этого самого «Доктора Живагу».

СВ: Пардон, это же проза!

ИБ: Нет, это именно тот самый случай, тот самый ход и тот самый резон, о котором мы говорили: диктат языка.

СВ: Иосиф, вы меня несколько ошарашили своей горячей защитой вашего права на существование не в качестве профессионального автора, а в качестве метафизической единицы, и я склонен поверить искренности ваших заявлений. Но все-таки в ваших высказываниях меня продолжает тревожить одно противоречие. С одной стороны, вы настаиваете на том, что существование важнее творчества. С другой же утверждаете, что когда вам не пишется, то и жить не хочется.

ИБ: Это и есть существование. А составление книг — это и не существование, и не творчество. И я даже могу сказать, что именно диктует рассуждения, подобные вашим, Соломон: это — принцип прозы, применяемый к изящной словесности. Мы живем в обществе, которое рехнулось на идее культуры как продукта. Поэтому оно требует книг, книг, книг. Из-за этой игры культура и зашла в тупик. На самом-то деле, когда ты сочиняешь, ничего не понятно: кто там читает, кто чего понимает? Или ничего не понимает? Или все понимает? И так и должно быть! А если жить ради выпуска книг, то тогда ведь надо и рецензии на книгу читать, небось. А потом, исходя из рецензии, себя как-то соответственным образом вести. Да вы что? Лично меня — знаете, что больше всего устраивает? Вполне устраивает! Судьба античного автора, какого-нибудь Архилоха, от стихов которого остались одни крысиные хвостики, и больше ничего. Вот такой судьбе можно позавидовать.

Именной указатель

Адамович Георгий — 190,191,194, 291,308

Андропов Юрий — 127,128

Анненский Иннокентий — 295, 314

Анреп Борис — 247

Ахматова Анна — 7,10,13,14,30, 36,43,45,47,50,56-59,93,100, 101,106,108,109,138,142-144, 157,161,181,190,192,204,206, 213-215,218,223-228,230-256, 261-278,289,295,310,312-314, 317

Багрицкий Эдуард — 308

Байрон Джордж — 5,51,96,138-140,149,152,233,272

Бакст Леон— 173

Баланчин Джордж— 189,190,193,196,197,291,292

Баратынский Евгений — 52,56,173,227-230

Барышников Михаил — 177,179-181,184,214,283,296,297,302-305,307

Батюшков Константин — 51

Бах Иоганн-Себастьян — 100, 204,213,240,241,263

Бахтин Михаил — 174,290

Беккет Сэмюэл — 14,135

Белый Андрей — 150,289

Бенкендорф Александр — 107

Бердяев Николай — 49,191

Берия Лаврентий — 55

Берковский Наум — 230

Берлин Исайя — 173,181,247,248,266,269

Бернс Роберт — 34

Берриман Джон — 145

Бетховен Людвиг ван — 44

Битов Андрей — 287

Блерио Луи — 246

Блок Александр — 22,50,155,227,228,233,240,251,274,275,277,288,295,301,314

Бобышев Дмитрий — 226,227,232

Бодлер Шарль-Пьер — 96

Брежнев Леонид — 130,186,197

Брендель Альфред — 217

Брехт Бертольд — 14,105

Брик Лиля— 251

Британишский Владимир — 34

Булгарин Фаддей — 191

Бунин Иван — 188,189,250, 271

Буссенар Луи — 72

Вагинов Константин — 289,290

Валадон Сюзан — 35

Валери Поль — 101,190,192,276

Введенский Александр — 288

Вейдле Владимир — 292

Вивальди Антонио — 240,241,263

Вигдорова Фрида — 9,74-76 Вийон Франсуа — 210

Винокуров Евгений — 128,129

Власова Людмила — 185-187

Вознесенский Андрей — 194,307,308

Вордсворт Уильям — 99

Вяземский Александр — 51-53,152,206,227,230,295

Галчинский Константы — 264

Гаршин Владимир — 266

Гегель Георг Вильгельм Фридрих — 66

Герцен Александр — 173

Гете Иоганн Вольфганг фон — 5, 6, 14,211,214

Гинзбург Александр — 64

Гинзбург Лидия — 236

Гитлер Адольф — 19,32,49,53,106,146,147

Гитович Александр — 238

Гладилин Анатолий — 309,310

Гоголь Николай — 173

Годунов Александр — 167,182,188

Годье-Бржеска Генри — 208

Голенищев-Кутузов Арсений — 51

Гомер— 150,318

Горбовский Глеб — 307

Гордин Яков — 10,34

Горенко Андрей — 239

Горенко Ханна — 239