Диана: одинокая принцесса

Аналогичного философского взгляда придерживался и другой «старожил» Стивен Барри:

«В моем увольнении нет ничего удивительного. Вряд ли стоило надеяться, что Диана захочет видеть рядом человека, который знал Чарльза раньше, в те времена, когда у него были другие женщины»[81].

А вот для Эдварда Одина увольнение стало настоящим ударом. Его семья верой и правдой служила монархам на протяжении нескольких поколений со времен королевы Виктории. {31}

31

К слову заметим, что Один был сильно озадачен интеллектом принцессы. Особенно когда в процессе подготовки к туру по Австралии и Новой Зеландии Диана не смогла назвать столицу государства, которое собиралась посетить с официальным визитом[82].

Самое удивительное заключалось в том, что нередко увольнение обслуживающего персонала происходило по весьма обыденным причинам. Например, Оливер Эверетт. Принцесса сообщила, что никак не может встретиться с ним, поскольку у нее назначена аудиенция у королевы. Оливеру срочно нужна была ее подпись под какими-то документом. Предположив, что Диана немного слукавила, он направился в ее апартаменты. Оказалось, что принцесса никуда не уезжала, а в момент появления своего секретаря выясняла отношения с супругом. Оливер поймал хозяйку на лжи – и ему больше не было места в ее штате. Она сделала все возможное, чтобы выжить беднягу из своего окружения. А ведь когда-то ради службы у принца и по его личной просьбе Эверетт оставил перспективную карьеру в Форин-офисе.

Какие бы причины ни заставляли прислугу покинуть Кенсингтонский дворец, какие бы дифирамбы ни пели газеты новому кумиру Флит-стрит, ясно было одно. За прошедшие несколько лет с момента свадьбы Диана изменилась. Отныне она была уже не той юной двадцатилетней девушкой, со смущенным видом входящей в собор Святого Павла под восторженные взгляды толпы. За эти годы принцесса многому научилась. Только смогут ли эти новоприобретенные знания удержать значительно накренившийся фрегат «Супруги Уэльские»? Смогут ли они спасти его от штормов супружеской жизни, а заодно и поддержать на плаву всеобщую веру в силу чистой любви?

Виндзорский треугольник

В 16 часов 20 минут 15 сентября 1984 года после девятичасовых родов в больнице Святой Марии Диана произвела на свет мальчика – Генри (Гарри) Чарльза Альберта Дэвида. Так же, как это было в случае с Уильямом, первое имя младенца выбрала Диана, последующие – Чарльз. {32}

Время второй беременности стало одним из самых счастливых в жизни супругов. Диана признавалась, что «в те шесть недель, которые предшествовали появлению Гарри, мы были близки, как никогда прежде»[1].

32

Принц Уэльский хотел назвать своих мальчиков Артур и Альберт соответственно.

Все резко изменилось после рождения Гарри. По словам принцессы, Чарльз был сильно разочарован. Увидев младенца, он воскликнул:

– О боже! Мальчик! Да еще рыжий!

Позже Диана признается:

«После процедуры амниоцентеза мне сообщили, что вторым ребенком будет мальчик. Я знала, что Чарльз очень хочет девочку, поэтому решила ему ничего не говорить и скрывать пол младенца до самого рождения. Когда же Чарльз увидел Гарри и выразил свое недовольство, внутри меня словно что-то захлопнулось»[2].

Принцесса опять нарисовала очень мрачную картину. Но так ли обстояло дело на самом деле? Да, у Виндзоров существует такая традиция – сначала родить мальчика, потом девочку. Однако вряд ли ее несоблюдение могло привести к семейному кризису.

Сомнение вызывает и упоминание о цвете волос Гарри. Рыжий всегда считался «фирменным знаком» Спенсеров и не должен был стать для Чарльза сюрпризом.

Согласно некоторым свидетельствам, принц нисколько не удивился.

«Я не думаю, что Чарльз был разочарован, когда узнал, что у него родился еще один сын, – утверждает один из его близких помощников. – Мне кажется, это заблуждение, вызванное будущимисобытиями в жизни принцессы. У меня сложилось впечатление, что Чарльз был восхищен появлением Гарри»[3].

А как же тогда воспоминания Дианы? Возможно, она просто неправильно интерпретировала слова мужа.

«Воскликнуть, да еще с презрительной интонацией – для Чарльза это было совершенно не характерно, – замечает один из его друзей. – Он мог сказать: „Ооо! Рыжие волосы!“, но это была бы всего лишь ирония. Когда принц прочитал воспоминания своей супруги об этих событиях, они его очень расстроили»[4].

Тем не менее Диана продолжала настаивать на своем. Она считала, что во взаимоотношениях с Чарльзом действительно произошел надлом, причем возник он еще до появления Гарри на свет:

«Промежуток времени между рождением Уильяма и Гарри покрыт мраком депрессии. Я просто вычеркнула этот период из своей жизни, поскольку в нем было слишком много душевных страданий. Удивительно, что Гарри вообще появился на свет»[5].

Это признание выглядит, по меньшей мере, странным. Даже если оставить за скобками другое воспоминание – о близости с мужем в последние шесть недель перед родами, удивление вызывает совсем не это. Ведь, если разобраться, у нее были все необходимые компоненты для женского счастья – собственный дом, муж, дети… Диана находилась в таком положении, о котором многие представительницы прекрасной половины человечества могут только мечтать, и она, несомненно, с головой погрузилась в одну из самых благородных житейских забот – материнство. «Дети – они и были ее жизнью», – замечает дворецкий Дианы Пол Баррелл[6].

В Кенсингтонском дворце на выкрашенных в персиковый цвет стенах гардеробной висело два десятка фотографий принцессы с Уильямом и Гарри. Фотографии детей стояли на рояле, на письменном столе Дианы, на полках – словом, везде. На дверях принцесса расклеила записки «Я люблю Уильяма и Гарри», и дабы слова не расходились с делом, старалась ради своих мальчиков, как могла. Например, однажды она распорядилась поставить во внутренний дворик Кенсингтонского дворца огромный надувной замок. Пока дети осваивали новый аттракцион, слуги надели на себя костюмы медведей и разыграли нападение. Но Уильям быстро разобрался что к чему, узнав слуг по ботинкам.

Когда дети подрастут, Диана пригласит на чай в Кенсингтонский дворец известную американскую модель Синди Кроуфорд, от которой Уильям был без ума. Увидев своего кумира живьем, принц засмущался, покраснел и не смог вымолвить ни слова[7].

«Дети превратились в самую главную составляющую ее жизни, занимали все ее время, – вспоминает стилист принцессы Сэм Макнайт. – Больше всего Диана хотела, чтобы у принцев была самая обычная жизнь, насколько это вообще возможно в их положении. Свою миссию она видела в том, чтобы подготовить детей к их будущей роли, но так, чтобы сохранить при этом обычные человеческие качества»[8].

В отношениях с сыновьями Диана старалась избегать так называемого «иерархического воспитания» (как однажды емко выразился известный австрийский дирижер Герберт фон Караян), когда между родителями и детьми устанавливается непреодолимый психологический барьер.

«Она была удивительным образом настроена на те чувства, эмоции и переживания, которые испытывали Уильям и Гарри, – говорит ее подруга Козима Сомерсет. – Диана постоянно находилась с ними в тесном контакте. Она была способна не только слушать, но и услышать своих детей, умея ценить их собственные мнения»[9].