Difficult to cure

— Тебе не кажется, что ты немного не тому человеку адресуешь этот вопрос? — сварливо ответил он, старательно пытаясь сосредоточиться на деле; в конце концов, не говорить же, что с ногами у неё всё в порядке, а колени и вовсе надёжно затмевают разум. Стоп, что?! — Если бы ты не была моей студенткой и будь я лет на пятнадцать моложе — вот тогда над твоим вопросом я с удовольствием бы подумал. Приведи форму в сообразный вид, пожалуйста. И вернёмся к повестке дня: что вы не поделили с тем бедолагой? — виртуозно, как ему показалось, выкрутился он.

Целевая аудитория, подумать только! Взгляд от орла переместился к открытым ключицам. Форменное безумие. Эта родинка слева… Нет, надо срочно сворачивать разговор и гнать её вон из кабинета. Хотя, что именно чревато большими неприятностями: оставить её здесь или отпустить на все четыре стороны, сказать наверняка невозможно… Самое отвратительное, что она совершенно точно не транслирует, тут другое, и это «другое» вызывает нешуточное беспокойство.

«С чего вдруг ты вообще осознал её не бесполым подростком, а весьма перспективной девушкой? Многообещающей, так сказать… То есть, конечно, лично тебе ни черта не обещающей».

— Какой ты нудный, — к счастью, не замечая его терзаний, всплеснула руками она и безнадёжно вздохнула. — Ничего мы не делили, просто он идиот и выбесил меня тупыми шутками. Наверное, стоило игнорировать, но я на взводе с утра, — нахмурилась она, наконец-то занявшись юбкой. — Ты сам как, нормально? Давно не пересекались… Запас зелья пополнить не нужно? — выпрямившись, сменила тему Иванна; колени наконец-то скрылись из виду, но, увы, легче не стало.

«Дались тебе эти дурацкие колени!» — обругал себя Игорь.

Действительно, от мысли о том, что какие-то несколько месяцев тому назад он неоднократно засыпал сном младенца на этих самых коленях и при этом никакие глупости, подобные сегодняшним, ни разу не приходили на ум, было, мягко говоря, не по себе. Память тут же ехидно выудила из своих тёмных недр воспоминание об их судьбоносной встрече в лаборатории, точнее — о времени, что он провёл на сундуке, прижимая Иванну к себе.

…Её пальцы, когда она склонилась проверить, нет ли у него жара, были прохладными, но эта прохлада как будто вытягивала на себя поселившийся в костях промозглый азкабанский холод. После возвращения оттуда, даже разводя огонь до такой степени, что каминная решётка раскалялась докрасна, и обкладываясь грелками, он никак не мог согреться, но стоило просто обнять чёртову пигалицу, как холод отступил. Ощущение было неожиданным, волшебным и упоительным, у Игоря даже не нашлось сил, чтобы попытаться её хоть как-то успокоить и внятно объяснить хоть что-то. Тем более, объяснить можно и позже, к тому же существуют старые добрые ментальные практики и безотказный Обливиэйт — это если девица вдруг окажется несообразительной. Уже на границе забытья и яви он почувствовал прикосновение к руке, и к ощущению блаженного тепла присоединилась чудесная пустота в мыслях. Доводящие до безумия воспоминания, что непрерывно крутились в голове с самого возвращения из Великобритании, вдруг исчезли. Несколько часов сна без сновидений — столь желанная и недоступная роскошь — стали вдруг реальны.

Да, правильно, что тогда он не стал менять ей память… Но как такое было возможно: касаться её и не отмахиваться при этом от мыслей совершенно абсурдного содержания, просто из-за отсутствия таковых? Можно поздравить себя с окончательным выздоровлением? Ну, нет, здравым это чувство никак нельзя назвать.

— …Ау! Игорь! Профессор Каркаров, вы здесь?

Вернувшись в реальность из закоулков памяти, он не сразу понял, что она говорит что-то.

— Прости, отвлёкся. Что ты сказала? — спросил он, отчаянно надеясь, что она не заметила его наверняка осоловелый взгляд, направленный на её ключицы.

— Меня беспокоит твоё состояние, — нахмурилась она, начиная движение ему навстречу.

Он машинально отступил назад; конечно, за всё это время кое-какие навыки экранирования эмоций наработать удалось, но сейчас на них надежды не было.

— Я в полном порядке, просто немного устал. Всё же, давай вернёмся к основной теме беседы. Могу я попросить тебя не устраивать кровавой бойни в стенах Дурмштранга? — излишне резко сказал он.

— Да чего я такого сделала? — растерянно воскликнула Иванна, в изумлении глядя на него и, к счастью, замерев на месте. — Между прочим, буквально вчера два обалдуя учинили самую натуральную магическую дуэль на третьем ярусе Джунглей! И никто им ни слова не сказал! А неделю назад кое-кто подложил в трапезной бомбу-вонючку, и опять же никаких дисциплинарных мер! А ещё, если вспомнить…

— Ива, чихал я на этих «анонимных» нарушителей, — выказывая раздражение он, тем не менее, не мог мысленно не умилиться щепетильностью, с которой Иванна обходила упоминания конкретных фамилий, которые и без того были всем известны. — Я не желаю, чтобы в расписании взысканий числилось твоё имя.

— Ой, да какая разница? Все получают взыскания. У меня всё равно сейчас есть свободное время: с тобой возиться не нужно, к экзаменам готовиться рано, монументальные синтезы у нас с Янко в отдалённых планах, — с делано-небрежной напыщенностью затянула она, сложив руки на груди. — Вообще, я всё время была паинькой, хаос в мир не несла — как-то даже стыдно за бесцельно прожитые годы.

— Ты что, бредишь? — Игорь уставился на Иванну, которая явно считала, что очень остроумно пошутила, и пожалел, что нельзя просто взять и пристукнуть её.

Вот нельзя было привыкать к тому, что с ней никогда нет проблем. Расслабился.

— Ладно тебе, правда. Что такого я сказала? Когда ещё развлекаться, как не сейчас? — Иванна даже не собиралась прекращать валять дурака. — Сам-то на старших курсах, небось, половину преподавателей в страхе держал! Да не бойся, я не собираюсь отлынивать от взысканий, пользуясь служебным положением, — с наипротивнейшей снисходительностью закончила она.

Рефлекторно, прежде чем успел остановить себя, он шагнул к ней и молниеносным броском руки аккуратно, но всё же ощутимо сомкнул на её шее пальцы, вынудив Иванну врезаться лопатками в дверь. Чёртов орёл протестующе всколыхнул крылами, однако, к счастью, не помешал Игорю, угрожающе нависнув и глядя в глаза, совершенно ровным, увещевающими тоном произнести:

— Иванна Мачкевич, ты не станешь впутываться в неприятности.

Она оторопело моргнула в знак согласия — кивнуть по-настоящему не позволяла его ладонь. Вот чего он точно не ожидал найти в её глазах, так это взрыва восторга. По её телу прошла крупная дрожь, из-за которой опять затрепетали орлиные крылья, сердце забилось сильнее — он ощутил пальцами пульс, её щёки порозовели, а дыхание сбилось, причём вовсе не из-за того, что ей мешали дышать его пальцы — это усилие было чётко рассчитано и контролировалось, несмотря на многочисленные отвлекающие факторы.

Иванна замерла, бессильно привалившись к двери спиною, всё такая же разрумянившаяся и с горящими глазами… В идее того, что она может его хотеть, с одной стороны, не было ничего странного и, наверное, даже невероятного. С другой же стороны, это было действительно неожиданно, даже учитывая архетипичность, если не сказать — банальность, ситуации увлечённости девочки из хорошей семьи взрослым мужчиной в ореоле зловещей репутации. Не то чтобы он как-то разочаровался в Иванне, просто она всегда казалось ему слишком разумной, чтобы иметь подобные слабости.

«Сам-то лучше что ли? Непреклонный аскет выискался, поборник нравственности, блюститель морали, сломленный видом голых коленок».

Глядя на её слегка обветренные губы, объективно — совершенно обыкновенные и ничем не примечательные, он мысленно перебирал сценарии дальнейшего развития событий, столь далёкие от норм нравственности, что на беспокойство о том, что она может что-то считать, оставалось только махнуть рукой. Чудодейственная мантра «несовершеннолетняя студентка, дочь аврора» пока что успешно помогала держать себя в руках, но было совершенно очевидно: когда он поцелует её, остановиться уже не сможет.