Диггер по прозвищу Жгут (Нечто)

Даша с понимающим видом кивнула, словно была прекрасно осведомлена обо всех делах Роста. И тут же торопливо сказала:

— Я никому ничего не говорила о тебе, поверь. И не скажу.

Рост улыбнулся:

— Сейчас это уже не имеет значения.

Какое-то время они шли молча. Даша продолжала крепко держаться за руку Роста, украдкой поглядывая на него. Наконец она заговорила:

— Ты знаешь, Ростислав… Ты думаешь, я полная дура… И шлюха к тому же…

— Перестань.

— Нет, послушай. Антона я знаю почти полгода, и до этого у меня были мужики, на пай-девочку я не похожа, ты, наверное, заметил. Просто я хочу, чтобы ты знал — ни с кем мне не было так хорошо, как с тобой.

Рост решил ничего не отвечать на это признание.

— Антон… он, в общем, неплохой человек. Просто у него была очень тяжелая жизнь.

«У кого она легкая», — угрюмо подумал Рост и сказал:

— И поэтому ты позволяешь ему отрабатывать на себе удары? Зуб тебе он вышиб? Только не ври, твое лицо как букварь для дошколят, и так все написано.

Лицо женщины залила краска.

— Ты… да, в общем… А сейчас я от него убежала.

— Убежала?

— Да. Я боюсь, мне кажется, у него что-то с головой, — произнесла вполголоса Даша, будто Жгут был где-то рядом.

— С чего бы это?

— Не знаю. Мы сидели возле костра, я пошла воду в чайник наливать, возвращаюсь, а он сам с собой разговаривает и ест мух.

— Мух? Ты серьезно? — не поверил Рост.

Она кивнула.

— Сидит, хихикает, как сумасшедший, потом раз! — прямо на лету муху поймал и в рот, — брезгливо сказала Даша. — Потом снова р-раз! Еще одну поймал, и так ловко! И все время живот гладит… и говорит так успокаивающе, будто… беременный, ты понял? Он словно разговаривал с кем-то…

Она подняла голову и, встретившись взглядом с Ростом, выдавила кривую улыбку:

— Ты не веришь мне.

— Да нет, верю… — «И он еще удивляется, почему у него понос», — подумал про себя Рост. — Он видел тебя?

— Нет. Я тихонько поставила чайник и ушла.

Рост даже не знал, что на это сказать, и решил сменить тему.

— А чем ты раньше занималась?

— Не поверишь. Работала учителем в начальных классах.

Роста словно по затылку стукнули.

— Ты что, серьезно?

— Ну да. Что, не похоже?

— Да нет, то есть… хм…

— А похоже, что у Кеши два высших образования? — вздохнула Даша. — Собственно, здесь много таких. Просто не сумели в свое время приспособиться к жизни там, теперь вынуждены приспосабливаться здесь…

— А как здесь очутилась?

— Витек же рассказывал, — ответила она, и Рост заметил, как похолодел ее голос. — Отец успел до тюрьмы продать квартиру каким-то приезжим, меня в интернат. А комиссия по опеке эту квартиру проворонила, до суда дело так и не дошло, и в итоге… как видишь.

— Родные остались? — поинтересовался Рост.

— Сестра и дядя. И сын.

Роста почувствовал второй удар по затылку. Значит, дети все же есть.

— И сколько ему?

— В этом году будет тринадцать, — не без гордости ответила Даша и, поймав недоуменный взгляд Роста, сказала:

— Я родила в семнадцать. Ты не думай, у нас хорошие отношения… Его забрал дядя, когда я оказалась в интернате.

— Так что к ним не поедешь?

Даша горько усмехнулась и похлопала себя по рубашке.

— Как? У меня не то что паспорта нет, мне ходить не в чем.

Рост задумался. Определенно, если все пойдет хорошо, он поможет этой женщине.

Примерно метров за триста до дома Даша вдруг остановилась.

— Иди один. Антон не должен видеть нас вместе.

49

Близился день поминок Алекса, сорок дней. Это событие было решено отмечать в его квартире, где все еще жила Нелли. Утром все сходили на кладбище, посидели немного у родителей погибшего друга, затем отправились домой. Нелли ушла пораньше, чтобы успеть все подготовить. Мать Алекса сидела с покрасневшими от слез глазами и говорила так тихо, что приходилось напрягать слух. Первое время она держалась, затем не выдержала и расплакалась. Сквозь слезы она в который раз умоляла рассказать, что же произошло на самом деле, и ребята заторопились уйти.

Войдя в квартиру Алекса, троица обомлела. Нелли было не узнать, вместо взбалмошной девчонки, которая терпеть не могла платья и юбки и использовала минимум косметики, перед ними стояла шикарная женщина в строгом черном платье до щиколоток, с красиво уложенной прической. Ее нервное состояние выдавали только глаза, в которых пряталась безграничная боль. Она пригласила всех к столу, который и вовсе потряс молодых людей. Тут было все — салат из крабовых палочек, конечно же, всеми обожаемый традиционный «оливье», маринованные опята, семга, холодец с хреном, только что вынутый из холодильника, караси, обжаренные в сметане, перец фаршированный, огромная индейка, покрытая золотистой корочкой, из разломов которой тянулись струйки пахучего пара, хрустящие, обжаренные в масле тоненькие ломтики картофеля, несколько видов «нарезки», миниатюрные бутербродики из французского батона, щедро намазанные красной икрой, жюльен и много чего еще.

— Круто, — только и смог выговорить Юра. — Да этим можно роту солдат накормить.

— Роту не надо, — плотоядно улыбнувшись, сказал Жуля. — А нас — надо.

Он быстро уселся за стол, сразу подвинув к себе курицу и миску с холодцом, затем принялся разливать по рюмкам водку. Юра вспомнил эти рюмки — он подарил их Алексу на прошлый день рождения. Изящные, сделанные из серебра, в форме миниатюрных тюльпанов, на каждой из них было изображено бушующее море, в волнах которого едва виднелся корабль, вступивший со стихией в неравную схватку.

Юра обратил внимание на стоящую на компьютерном столе фотографию Алекса, заключенную в золотистую рамку. В глаза сразу бросалась черная лента, безжалостно разрезающая рамку наискосок. Алекс дерзко смотрел прямо в объектив, на лице играла открытая, немного снисходительная улыбка, длинные волосы трепал ветер, и было трудно поверить, что этот обычный на первый взгляд студент почти полтора года безжалостно вырезал бездомных бродяг.

«Он так мечтал стать хирургом», — вспомнил Юра и отвернулся — фотография вызывала смутные, тревожные воспоминания, которыми не хотелось с кем-либо делиться.

Нелли села за стол последней. Юра обратил внимание, что ее тарелка пуста, и когда собрался ей что-то предложить, она молча покачала головой. Сам он тоже не мог смотреть на еду, поймав себя на мысли, что в последнее время вообще обходился только жидкостью, преимущественно водкой.

— За Алекса, — произнес Юра, поднимая рюмку. Все встали и молча выпили. Следующие несколько минут прошли в полном молчании, только слышалось чавканье Жули. Замечаний ему, однако, никто не делал — это было бесполезно.