Дикарь
Шрифт:
Слава те… кто бы ты ни был, добрый здешний бог.
Стрелы.
Которые?
Миха перебирал пальцами и, когда почувствовал отклик, то ли силы, то ли еще чего-то, выдернул. И отступил, позволяя Дикарю самому работать.
Раз. Стрела ложится на лук. Гладкий. Хороший. Дорогой.
Лук сделать непросто. И Дикарь радуется этой замечательной вещи, которую надо будет забрать. По праву.
— Заберем.
Драгра добрался до двери и, протянув руку, коснулась её. Зашипело, плавясь, дерево. Мать твою, ходячее химическое оружие.
Дерево поддавалось.
Животные внутри бесились. Овцы
Мертвецу плевать.
Он выламывал дверь. Деловито и сосредоточенно.
— Давай, — Миха вдруг понял, что время уходит. — Давай же.
Дикарь не спешил. Он несколько раз натягивал и отпускал тетиву, прислушиваясь и к ней, и к оружию. Стрела одна. И выковыривать её из стены сарая времени не будет.
Плечи лука потянулись друг к другу.
И плотная струна тетивы врезалась в пальцы. Легла стрела, которой Дикарь аккуратно расправил оперение. Щелчок. И тетива хлопнула по неловким пальцам. Но стрела сорвалась в полет.
И вошла ровно в спину покойника.
Тот замер.
Неужели не вышло? Если так, то… то что делать-то? Умирать героически? Миха не для того выжить пытался, чтоб теперь героически помереть. Он зарычал.
И рыком на рык отозвался драгра. Рука его взметнулась, изогнулась неестественно, пальцы заскребли по желеобразной плоти, пытаясь добраться до древка. А по телу словно судорога пробежала.
Вот так тебе, тварь.
Мертвец, будто сообразив, что достать стрелу не выйдет, вернулся к двери. Может, он и помирал, но не так, чтобы быстро. До пацаненка доберется.
От двери летели куски.
Бесновались животные.
Выл покойник. И собаки тоже. Дурдом. Миха ради интереса запулил в спину еще пару стрел, но те вываливались и шипели. А та единственная, засевшая, держалась. Вокруг нее медленно расползалось темное пятно.
Слишком медленно.
Раздался пронзительный визг, переходящий в рев, и из-за двери, опрокидывая мертвеца на землю, выскочила свинья. Как свинья. Свиноматка. Огромная. Матерая. Покрытая складками плоти. Она, ошалев от ужаса, протянула драгра по земле. А потом, движимая древним инстинктом, вцепилась в него зубами. Взвыла от боли. Тело ее шипело и покрывалось черными пятнами, но разъяренная свинья не останавливалась. Ее короткие ноги вязли в кисельной плоти, а полусгнившая морда вцепилась в руку. Свинья мотала головой. И… и Михе даже показалось, что вот сейчас.
Уже.
Что вот-вот все закончится.
Но резкое движение. И запах крови, которая пролилась на драгра. Свинья оседает кучей плоти. И из-под нее медленно и неумолимо выползает тварь, которую Миха уже возненавидел почти также, как своих создателей.
Стрела по-прежнему торчала в спине.
Пятно расползалось. Но…
Миха успел добраться до двери.
И встать перед проломом.
И это было глупо. Очень глупо. Он не справится. Не с ожившим мертвецом. Этому мертвецу, если подумать, до Михи дела нет. И можно отойти. В конце концов, это же почти обстоятельство непреодолимой силы. Совесть заткнется. Со временем. А времени, если и дальше глупить, будет немного.
— Я с тобой, — рядом ввинтился бледный барон. — Это ведь из-за меня.
— Да
и я уж лучше так, чем… — Такхвар сплюнул под ноги.В общем, идиотская мысль о героической смерти оказалась на диво заразной.
— Ица, — Миха оглянулся. — Ты как?
Тот пожал плечами и высунул голову через Михины ноги.
— Плохой, — сказал он, глядя, как медленно, как-то дергано, бредет по двору драгра. Шаг и остановка. Шаг и… остановка. Может, повезет, все-таки?
— Если убежать…
— Драгра способен двигаться быстрее скачущей лошади, — сказал Такхвар. — И он умен. Выманивает.
Понятно.
Понятно, что все хреново. Еще бы стрелу, да нету. Драгра же остановился, сообразив, что уловка его разгадана. Засвистел.
Защелкал.
— Что ж, — вздохнул Такхвар. — Одно радует, что людей он драть не станет. Если сами не полезут.
Не полезут.
Собаки и те благоразумно заткнулись. Люди же, спали они или нет, сидели по домам. И это тоже было правильно. На хрен лезть в чужую драку.
И Миха бы не полез.
Но клятва.
И мальчишки. Как их бросить то? Что этого вот барона недоделанного, который обеими руками сжимает нож, что Ицу. Тоже ведь помрет, если барона не станет.
Из-за ошейника.
Дерьмово.
И не понять, что с этим дерьмом делать. А пятно ползет-то, пятно не исчезло, и пожирает мертвеца, только слишком уж медленно. Или…
— Сюда иди, — сказал Миха и шагнул навстречу. — Догони, если сможешь.
Почти.
Он и вправду был очень быстрым, этот оживший мертвец. А еще когтистым. И смердящим. И кажется, разумным, потому как довольно быстро сообразил, что добраться до Михи не сумеет
Сообразил и отступил.
Повернулся к сараю.
И напяливши маску честного зомби, заковылял к барону. А тот стоит столбом.
— Эй, — Миха швырнул камень. — Я тут…
Драгра даже не обернулся.
На бег перешел.
Рывок. И рык. И тишина.
Перед драгрой встал Ица.
Без оружия. Даже камня, даже палки не было. Он просто встал и сказал что-то короткое на своем, непонятном языке. И звук его речи отозвался в Михиной груди болью. Такой протяжной, ноющей. Будто осколок там, рядом в сердце, зашевелился.
Драгра замер.
Он стоял, слегка наклонясь вперед, сгорбившись под тяжестью собственных плеч, свесивши голову, отставив руку. Он стоял и слегка покачивался.
А Ица медленно. Очень медленно, словно завороженный этаким небывалым зрелищем, тянул руку. И никто, ни сам Миха, ни барон, и даже Такхвар не могли остановить это, казавшееся неспешным, движение. Вот раскрылась ладонь.
Миха видел её неожиданно ясно.
Гладкая кожа. Смуглая. И белесый шрам, что начинался между большим и указательным пальцем, пересекая эту ладонь. Узоры линий.
Судьбы?
Сердца?
Хрен его знает. Но они были. И эта ладонь коснулась покатого лба нежити. А та качнулась.
И опала.
— Ох… хренеть, — выдавил барон. А Ица молча вытер измазанную руку о косяк двери. Дерево, в отличе от смуглой кожи, зашипело. — Ты… ты это… спасибо.
И в порыве любви к ближнему, обнял мальчишку и так, что ребра того затрещали.
— Будь здоров, — вежливо ответил Ица.
— Нет, тут… тут… ты меня спас! Он нас спас! Такхвар…
— Вижу.