Дикари Гора

— Что Ты думаешь об этом? — спросил меня Самос.

— Я когда-то разделил пагу с Зарендаргаром, — сказал я.

— Не понял, — опешил Самос.

Мы почувствовали, что баржа медленно повернулась в канале. Затем, мы услышали скрип вёсел, втягиваемых внутрь судна по правому борту. Баржа, мягко качнулась, ударившись о кожаные кранцы, висящие на причале.

— Мы прибыли в мой торговый дом, — сказал я.

Я поднялся с низкой скамьи и пошел к двери, открыл её и оказался на корме баржи. Двое из моих людей держали швартовые концы, один со стороны бака, другой по корме. Я ступил на планширь баржи и спрыгнул на причал.

Самос, стоял у порога дверного проёма.

— Это было интересное утро, — заметил он.

— Да.

— Я увижу Тебя на встрече Совета через два дня.

— Нет.

— Не понял.

— Зарендаргар находится в большой опасности, — пояснил я.

— Мы можем только порадоваться этому, — ответил Самос.

— Команда палачей уже находится на Горе.

— Это так.

— Как Ты думаешь, сколько их? — спросил я.

— Двое.

— Как минимум, — поправил я Самоса, — скорее всего, их будет больше. Я не думаю, что для охоты на такого война как Зарендаргар, кюры пошлют только двоих.

— Возможно, — не стал спорить Самос.

— Когда-то я разделил пагу с Зарендаргаром, — сказал я.

Самос вышел на кормовую палубу баржи. Он поражённо смотрел на меня. Казалось, в его взгляде больше не было нашего утреннего духа товарищества.

— Что за чушь Ты несёшь? — прошептал он возмущённо.

— Конечно, Зарендаргар должен быть предупреждён, — ответил я.

— Нет! — закричал Самос. — Надо позволить убить его, и чем быстрее, тем лучше!

— Я не думаю, что в данной ситуации, кюры будут убивать быстро.

— Это не твоё дело.

— Моими становятся те дела, которые я хочу сделать моим, — ответил я.

— Белым даже не разрешают находиться в Прериях, — напомнил мне Самос.

— Конечно, но некоторые должны быть, — сказал я, — кому-то даются, подобные льготы, хотя бы для взаимовыгодной торговли.

Я просмотрел через низкий настил надстройки баржи на канал за ней. На расстоянии приблизительно в сто футов плыла маленькая лодка охотника на уртов. Его девушка, с веревкой на шее, сгорбилась на носу. Такая веревка обычно бывает длиной приблизительно футов двадцать. Один конец завязан на её шее, другой закреплён к кольцу на форштевне. Охотник стоял у неё за спиной, со своим гарпуном в руках. Такие охотники выполняют важную функцию в Порт-Каре, их задача прореживать популяцию уртов в каналах. По команде мужчины девушка, нырнула в канал. Позади охотника, на корме, были свалены окровавленные, белёсые тела двух водяных уртов. По виду один из них мог весить приблизительно шестьдесят фунтов, а другой, как мне кажется, потянул бы, на все семьдесят пять или восемьдесят. Я видел, как девушка плыла в канале, сред мусора, с веревкой на шее. Использовать рабыню в качестве наживки для подобной охоты, дешевле и эффективней, чем скажем, кусок мяса. Девушка двигается в воду, чем привлекает уртов, и если не происходит неожиданностей, может использоваться снова и снова. Некоторые охотники используют живого верра, но это менее удобно, так как животное, визжащее, и испуганное, не так-то просто заставить выпрыгнуть из лодки, да и втащить обратно та ещё задача. С другой стороны, рабыню не надо уговаривать. Она знает, что, если она не будет послушной, она будет просто связана по рукам и ногам, и выброшена за борт уртам на съедение. Кроме того, подобный метод охоты, не столь уж опасен для девушки, как это могло бы показаться. Очень редко урт нападает из-под воды. Будучи атмосферно-дышащим млекопитающим, он обычно всплывает и атакует жертвы с поверхности. При этом его приближение к живцу хорошо видно, так как нос, глаза и уши его длинной треугольной головы торчат над водой. Конечно, иногда урт появляется сразу рядом с рабыней и нападает на неё с большой стремительностью. В такой ситуации, у неё уже нет времени, чтобы возвратиться к лодке. Тогда уже жизнь девушки зависит от крепости руки, остроты глаза, скорости, силы, опыта и умения охотника на уртов, её владельца. Иногда бывает, что хозяин сдаёт свою невольницу охотнику в аренду, это считается, эффективным наказанием.

Очень немногие рабыни подвергнутые подобному, после дня или двух проведённых в каналах, по возвращении не прилагают максимальных усилий, чтобы услужить хозяину.

— Ты не должен предупреждать Зарендаргара, — меж тем отговаривал меня Самос. — Он и так знает, что будет разыскиваться. То, что случится, в действительности, будет на совести одного из тех самых монстров, с которыми мы говорили этим утром.

— Но он, не знает, что охотники за головами уже высадились на Гор, — попытался объяснить я. — Он, возможно, не знает, что они вычислили его местонахождения. И он не знает, с кем именно придётся иметь дело.

— Эти его собственные проблемы, — не отставал Самос. — Не твои.

— Возможно.

— Однажды, он заманил Тебя на лед, чтобы подставить другим Кюрам.

— Он исполнял свои обязанности так, как должен был делать это.

— И теперь Ты решил отблагодарить его за это? — съязвил Самос.

— Да — сказал я спокойно.

— Да он убьёт Тебя, немедленно, как только увидит! — воскликнул Самос.

— Что ж, то, что он — враг, это правда. Но я обязан рискнуть.

— Он, возможно, даже и не узнает Тебя.

— Возможно, — не стал я спорить. То, что я задумал, было опасно. Так же, как для людей всю кюры на одно лицо, а точнее на одну морду, точно также много кюры считали трудным отличить людей друг от друга.

С другой стороны, я был уверен, что Зарендаргар меня узнает. Впрочем, как и я его. Сложно не узнать такого как Безухий, или Зарендаргар, того кто стоял выше колец, боевого генерала кюров.

— Я запрещаю Тебе идти, — сделал ещё одну попытку Самос.

— Ты не сможешь меня остановить.

— От имени Царствующих Жрецов, я запрещаю Тебе идти.

— Мои войны — это мое собственное решение. Я сам объявляю их, по своему собственному усмотрению.

Я смотрел мимо Самоса, на лодку и охотника в канале. Девушка уже снова сидела на носу лодки с мокрой верёвкой, свисающей с её шеи. Она сидела нагой, согнувшись и дрожа от озноба и пережитого страха. Она сматывала верёвку аккуратными кольцами, укладывая её в деревянное ведро, стоявшее перед ней. Только когда она полностью уложила центральную часть верёвки, соединяющей её шею с кольцом, она получила толстое шерстяное одеяло, сделанное из шерсти харта, и, дрожа, закуталась в него. Её мокрые волосы, казались неестественно чёрными на фоне белого одеяла. Она была миловидна. Мне было интересно, сдавалась ли она в аренду в качестве наказания, или она принадлежала охотнику. Непросто было сказать.

Большинство гореанских рабынь миловидны, либо красивы. Это и понятно. В рабство всегда стремятся обратить как можно лучше выглядящих женщин — это вопрос выгоды. И, конечно, рабынь разводят, для этого отбираются только самые красивые из женщин, обычно их спаривают с красивыми шелковыми рабами мужского пола. При этом и тем и другим на головы надевают непрозрачные мешки, а женщину ещё и привязывают.

Женское потомство этих спариваний, само собой разумеется, необыкновенно изящно. Мужское потомство, что, на мой взгляд, очень интересно, часто рождается красивым, сильным и довольно мужественным. Это, возможно, потому что большинство шелковых рабов-мужчин были обращены в рабство не потому, что они слабы или женоподобны, а как раз наоборот потому, что они — мужчины, и часто истинные мужчины, которым придётся служить женщинам, полностью, тем же самым способом, что рабыня служит своему свободному господину. Безусловно, что также верно, есть немало довольно женоподобных шелковых рабов-мужчин, некоторые женщины предпочитают этот тип, возможно потому, что они боятся истинных мужчин, а от такого шелкового раба они не ждут, что могут проснуться связанной, порабощённой, и начать учиться быть женщиной. Большинство женщин, однако, через некоторое время, устаёт от подобного типа шелкового раба из-за банальности и скуки. Очарование и остроумие могут быть интересными, но если их вовремя не соединить с интеллектом и истинной мужской силой, они станут неубедительными.

Женоподобных шелковых рабов, вообще-то, редко отбирают для племенных целей. Гореанские заводчики рабов, имеют некоторые предрассудки в этом отношении, и предпочитают, разводить тех, кого они считают здоровыми, чем тех о ком они думают как о больных. Они всегда отбирают для этого сильных особей, предпочитая их слабым. Некоторые рабыни, кстати, считаются породистыми, выведенными посредством нескольких поколений рабских спариваний, и их владельцы хранят бумаги-родословные подтверждающие это.

Подделка или фальсификация подобных родословных по гореанским законам считается серьёзным уголовным преступлением. Многие гореанские мужчины полагают, что все женщины рождаются для ошейника, и что ни одна женщина не может полностью ощутить себя женщиной, пока не найдётся сильный мужчина и не наденет на неё ошейник, пока она не найдёт себя низведённой до её глубинных женских инстинктов у его ног.

В случае породистой рабыни, конечно, она по закону и без преувеличений, в любом понимании, рождена для ошейника, из чисто коммерческих и практических соображений, как удачное вложение денег со стороны владельцев.