Дикарка для Хулигана

Молча прибиваю её к себе, дрожащими руками гладя её спину. Дикарку и саму нехило потряхивает. Сдерживая слёзы, крепко зажмуриваюсь, но они всё равно ползут к вискам.

Стыдно ли мне, что Диана это видит? Нет. Если бы кто-то другой стал свидетелем того, что я реву, то я бы на месте его придушил, но Ди понимает, как никто другой. Она тоже много лет хранила тайну, которая жрала её изнутри. Её молчаливая поддержка куда важнее, чем сотни слов.

— Я люблю тебя, Дикарка. — толкаю тихо.

Она только сильнее сжимает хватку.

Когда давление за рёбрами отпускает, глубоко вдыхаю. Тыльной стороной ладоней стираю с лица влагу и поднимаюсь. Замираем друг напротив друга, удерживая зрительную связь. Ди стирает пальцами следы моей слабости и, толкнувшись ближе, покрывает лихорадочными поцелуями всё лицо. Гладит руками голову, шею, плечи.

— Всё нормально, малышка. — сиплю ей в шею, оборачивая руками плечи. — Хочешь поехать со мной?

Сам не понимаю, почему вдруг предлагаю это. Она ещё не выздоровела полностью. Да и той девахе вряд ли понравится, что на неё будут смотреть как на диковинного зверя. Диана отодвигается назад и качает головой. У самой в глазах соль, но она сдерживается. Знаю, что делает это для меня.

— Нет, Егор. Ты сам должен с этим разобраться. Позвони мне, когда будут новости. Я буду ждать.

— Хорошо, Котёнок. Позвоню. Обязательно.

В палате застаю тишину. Девчонка спит. Лицо изрезано тёмными влажными дорожками, что ещё сильнее укрепляет мою уверенность в том, что мои слова смогли пробить её броню.

Разочарованно вдыхаю и выхожу из палаты, чтобы покурить и проветрить голову. В дверях оборачиваюсь и цепляюсь взглядом на торчащий из-под тумбочки лист бумаги. Не знаю, что меня к нему привлекает, но возвращаюсь и поднимаю.

Больничный лист с перечнем лекарств и доз.

Кладу его на место, но сквозняк из коридора опять сдувает его на пол. И тогда я замечаю номер телефона, написанный тонким, красивым, но дрожащим почерком. В том, кто его там оставил, сомнений нет. Цифры в нескольких местах смазаны мокрыми каплями.

Это номер Артёма? Кого-то из её семьи? Какой области этот код?

Выхожу на улицу, закуривая ещё в дверях. Судорожно тяну дым, пока он не переполняет лёгкие. За рёбрами всё, сука, трясётся. Непослушными пальцами вытягиваю из кармана куртки мобилу и пробиваю в браузере номер. Всё, что узнаю — Санк-Петербург. Значит, она всё же из Питера. Вбиваю цифры, но так и не жму кнопку вызова. Мне, блядь, до поросячьего визга страшно. И я не понимаю, чего боюсь больше: услышать голос брата или понять, что я ошибся и эта деваха просто не в себе.

Вместо этого набираю Дикарку. Про цифры молчу. Сначала самому надо разобраться. Не хочу, чтобы она себя накручивала.

Предупреждаю, что деваха спит, и я буду здесь, пока не проснётся. Дианка соглашается без лишних слов.

Нервными шагами пересекаю соседний от клиники сквер. Пару раз заглядываю в палату, а потом опять шляюсь по улице. Когда возвращаюсь в третий раз, дверь распахивается, и девчонка влетает мне в грудь. Автоматически ловлю её за локоть, не давая упасть.

Она дрожит, в глазах паника. Суматошно бегает взглядом по моему лицу и выталкивает с паникой:

— Лист с номером?

— Я забрал. — отбиваю холодно, стараясь скрыть истинные эмоции.

— Хорошо. — выдыхает она.

Наконец-то она заговорила. Теперь я получу необходимые ответы.

— Значит, овощем больше не прикидываемся? — бомблю с улыбкой, а она вдруг тухнет. Прямо на глазах меняется. — Расскажешь?

Она качает головой и возвращается в палату. Ложится на постель и вперивает взгляд в потолок. Все мои попытки вернуть её в реальность с треском проваливаются. Если в прошлый раз у неё были хоть какие-то эмоции, то сейчас их тупо нет. Глаза абсолютно, мать вашу, пустые. Чёрные дыры, за которыми ничего нет. Я сыплю вопросами, стараюсь снова пробиться, тормошу её за плечи, но она даже не моргает. Нависаю прямо над её лицом, но деваха будто сквозь меня смотрит. С психами и неадекватной злостью вылетаю из палаты.

Какого дьявола она так себя ведёт? Что творится в её блондинистой башке? Пишет номер, радуется, что его забрал я. На её лице такое облегчение было, что последние сомнения в том, кого я услышу на том конце трубки, растаяли. Я знаю, что мне ответит Артём. Брат, о судьбе которого я ничего не знал на протяжении шести лет. А я, мать вашу, не могу решиться ему позвонить. Я не знаю, что сказать. Как вести себя. Как он отреагирует. Что скажет.

Еду на квартиру и до ночи настраиваюсь на то, чтобы просто нажать сраную кнопку. Опять набираю Ди, но в этот раз вру. Говорю, что останусь в больнице, чтобы попробовать ещё раз достучаться до девчонки. Если дам слабину и скажу правду, то она примчится ко мне, а через это я должен пройти в одиночку.

На нерве приговариваю пару стопок водки, чтобы унять внутреннюю дрожь и сковывающий движения страх. Гашу свет в спальне и прикладываюсь спиной к стене. Веки опадают вниз, пока слушаю длинные гудки. Мотор замирает где-то в горле, когда проходит соединение. Каждую вену прошивает ледяным током. Голос отказывается подчиняться.

— Алло? — слышу голос, который безошибочно распознаю даже через шесть лет.

Я, блядь, перестаю дышать.

— Артём Северов? — выталкиваю, скрипнув зубами, только чтобы убедиться, что это правда, а не моя расшалившаяся фантазия.

— Да. А ты кто? Откуда у тебя этот номер?

Я зависаю ещё на первом слове. Меня, сука, по каждой жиле ебашит дрожью. Не удивительно, что он меня не узнал. Когда мы виделись в последний раз, мой голос всё ещё ломался. На какое-то время задерживаю дыхание, справляясь со шквалом мыслей и чувств.

— Номер написала девушка, которую мы с отцом подобрали девять дней назад с ножевым ранением бедренной артерии.

Я стараюсь звучать холодно, ровно, безэмоционально. Если хоть на мгновение ослаблю самоконтроль, то, сука, тупо буду сопли на кулак наматывать.

— Где она? — высекает резко.

— В больнице.

— В какой, блядь, больнице?! — срывается на крик.

Я понимаю, что он сейчас чувствует. Уже по интонациям ясно, как она ему важна. Судя по звукам, раздающимся в динамике, он одевается. А это значит, что скоро он будет здесь. Мой брат вернётся в родной город. Я увижу его. Я попрошу прощения за всё.

— В нашей больнице, братиш. — выталкиваю с трудом.

Ответом мне служит тишина и дробное дыхание. Блядь, я говорю с Артёмом. Я всё ещё в это не верю. Так, вашу мать, просто не бывает. Это нереально. Это ошибка. Это сон. И, судя по всему, не только я так думаю.

— Что за шутки?

Хотел бы я сам это понять.

— Никаких шуток. Самому нихуя не смешно. — мне, блядь, выть охота, но вместо этого заталкиваю в голос улыбку. — Не думал, что судьба такая юмористка.

Секунда… Всего секунда с того момента, как я замолкаю, а брат говорит. Секунда, которая кажется вечностью. Секунда, за которую я умираю сотню раз. Секунда, за которую моё тело распадается на атомы, а потом сквозь адскую боль стягивается обратно.

— Егор?

Ну вот и всё. Дороги назад не будет.