Дикарка для ректора Высшей академии ведьм

Тело мгновенно покрывается испариной, мышцы ватные, будто полдня убивалась на тренажерах. Как, оказывается, энергозатратно подсматривать за ведьмами, которые находятся не рядом! Но! От этой мысли хочется петь и плясать. Я почувствовала Силу другого человека за несколько штатов от себя. Надо будет рассказать Сильвии. Пусть порадуется.

На этой радостной ноте я засыпаю. Утром просыпаюсь ни свет ни заря. Меня прямо разрывает от желания попробовать создать жестокую иллюзию для Майло и посмотреть, что из этого выйдет. Точнее, разрывает от желания попробовать, а вот причинять ему страдания совсем не хочется. Но это сопутствующий ущерб.

Стучу к нему в спальню, и он отвечает «войдите». Уже проснулся и тупо сидит на заправленной кровати. Меня аж в дрожь бросает от его нарочитой безропотности. Человек не должен быть таким. Бедняга.

Я закрываю за собой дверь и воссоздаю в его памяти момент, когда мать заперла его в подполе. Осыпающаяся сквозь половые доски пыль, её громкие разгневанные шаги над головой. Темное и узкое пространство. Запах плесени и сырости. Иллюзия получается. И выходит очень плотной. Мне больно видеть, как Майло, стоя на коленях и сгорбившись, стучит в воображаемый потолок и умоляет его выпустить. Из глаз текут настоящие слезы. Ему было около семи лет, когда мать запирала его в погребе. Потом она начала использовать кладовку под лестницей, потому что под пол он перестал помещаться. Тва-арь.

Но парадоксально, морок получился настолько плотным, что проходит минут десять, наверное, а Майло все ещё скулит и просит его выпустить. Раз получилось, надо попробовать поработать с иллюзией. Делаю так, чтобы мать его выпустила. Парень распрямляется и слегка разведя руки направляется в сторону, где в его воображении стоит эта тварь, просит его простить и обнять.

Это ужасно, но я собираюсь ещё его помучить. Заставляю мать вынуть револьвер и выстрелить в сына. Попадаю в бедро. Майло с истошным воплем падает на пол. Трясется и извивается, держась за простреленную конечность. Естественно, физически на нем повреждений никаких, но мозг уверен, что нога невыносимо болит. Бедняга. Нет. Надо это прекратить!

Собираюсь снять иллюзию, но за спиной щелкает дверь. В комнату вбегает Марсела в ночнушке, а следом Стефан в одних шелковых брюках. И с защитным амулетом на шее. Зевает, оглядывая картину в комнате. Марсела выдыхает, осознав, что произошло.

— Вы бы хоть предупредили, мисс Мэтьюс, — сокрушается она и выходит.

— Молодец, Анис, — давя зевок, произносит следом Стефан. — Вижу, ты разобралась, как делать иллюзии прочными. Не держи его истекающим кровью долго, а то физически потеряет сознание.

На этом он уходит. В нем сострадания ни на грош. А я чувствую себя совершенно последней тварью, которая мучает инвалида. Противно от себя.

Смотрю на Майло и заставляю его мать выстрелить себе в голову. Он видит, как её тело падает и… на трех конечностях, волоча пострадавшую ногу, срывается к ней. Нависает над воображаемым трупом и пытается уговорить очнуться. Нет. В галазах жгутся слезы, в пору себе мозги высадить с такими приходами. Я надеялась, что такое воздаяние наоборот приободрит Майло. Эффект обратный. Он в истерике. Ревет, как умирающее животное.

Слабо представляю, что сейчас будет, если я сейчас сниму морок. Вдруг Майло на меня нападет? Это было бы логично за то, что я натворила. Меняю иллюзию. Мама оживает и обнимает его. Поразительно, он в это… верит! У меня в голове не укладывается. Просто треш какой-то. Но раз работает. Позволяю ей извиниться за зверства. И Майло плачет у неё на плече. Счастливый. Вот оно! Пожалуй, остальные разы я буду тренироваться устраивать её покаяние. А пока освобождаю несчастного парня от морока, и он вскидывает на меня взгляд, в котором я читаю больше живости, чем вчера после собачек. Интересно, может ли её покаяние как-то вернуть Майло в норму. Ну хоть немного?

Я приглашаю его завтракать, мы едим вдвоем. Стефан решил доспать. И это на руку. После завтрака я отвожу Майло обратно и провожу второй эксперимент. Мне удалось создать плотную иллюзию. Значит, я могу. Значит, надо попробовать создать положительный образ. Снова воссоздаю его травническую лавку, но морок и в этот раз не держится. Рассеивается, как и вчера. Выходит, все зависит от эмоций, которые испытывает субъект? Положительные образы не вызывают эмоционального всплеска, и потому не держатся?

Остаток дня я провожу с Майло. Стефан заходит после обеда справиться, как дела, но видит, чем я занимаюсь, и уходит. Время для самостоятельной работы. Ага. Я работаю не столько над собой, сколько над психикой Майло. С каждым новым извинением матери ему прямо ощутимо лучше становится. Это почти физически больно раз за разом перебирать жестокие ситуации из его жизни и давать им счастливые завершения, но я методично делаю это. А к вечеру, вымотанная, иду спать, чтобы завтра продолжить то же самое, но утро начинается совсем не так, как я ожидаю.

40

Теодор

За неделю постоянных заседаний и кулуарных политических встреч я почти ничего не добился, поэтому пришлось отложить расследование секретов прошлого Анис на более свободное время. И оно выдалось сегодня.

Чтобы попасть в архив, где можно найти нужную информацию, я напросился на аудиенцию с главой секретной службы Всеотца. Вообще этот человек — тот ещё паук. О его существовании знают единицы. Он скрывает свою Силу от Оракулов и существует скорее как мрачная тень в Ковене. И естественно, соглашается беседовать не со всеми. К счастью, у меня, похоже, есть то, что он мог бы попросить взамен, и сейчас я узнаю, что именно.

Его помощник провожает меня к нему в кабинет. Шикарное помещение, отделанное темным дубом, с высокими окнами и тяжелыми портьерами на них. В глубине стоит массивный стол, а сам Дамиан Шейн стоит у окна спиной ко мне. Он не Леонард Ваншальт и не носит дурацких плащей — дорогой костюм, аскот, идеально начищенные ботинки — выглядит сдержанно, но роскошно. Я далеко не последний человек в Ковене, но чувствую, что влияние и мощь этого колдуна меня раздавит, если он этого захочет.

— Давайте начнем с вашей просьбы, Теодор, — произносит он не поворачиваясь.

Знает, что ответную услугу получит в любом случае.

— Мне нужен доступ к секретным архивам. Расследую происшествие, которое произошло от тринадцати до восемнадцати лет назад, мистер Шейн, — подхожу к нему.

Встаю рядом и смотрю в окно — внизу оживленный манхэттенский проспект, ездят машины, ходят пешеходы-точки. Отсюда осознаешь бренность мира.

— Ищете что-то конкретное? — как бы невзначай интересуется Дамиан.

Подавляет, хотя меня нелегко испугать. Да даже заставить чувствовать себя неуютно нелегко. А рядом с Дамианом мне прям очень дискомфортно.