Дикая Африка

Наконец носорог рассмотрел меня во всех подробностях и пришел к выводу, что опасности нет. Он хрюкнул еще разок и удалился, победоносно помахивая хвостиком, а я перевел дыхание и опустился на землю. Ноги стали какими-то ватными, и прошло некоторое время, прежде чем мне удалось собраться с силами и вернуться в лагерь.

Следующие два дня мы шли по долине Луфупа. Здесь собралось такое множество дичи, что трудно было понять, как все эти бесчисленные зебры, гну, импалы и другие копытные животные находят достаточно корма. Создавалось впечатление какого-то огромного естественного зоопарка. Хищные звери были представлены в основном леопардами и гиенами; львиных следов почти не встречалось.

Дойдя до очередной деревни, мы решили дать людям день отдыха, поскольку дальше предстоял большой переход до фактории Ульманна на Кафуэ. Этот отрезок пути нам хотелось пройти без остановок.

По выражению одного английского путешественника, «исследование Африки состоит в том, что вы ковыляете по невообразимой дороге от одной грязной деревушки к другой, еще более грязной». Спорить с этим мнением трудно, но все же мои дорожные впечатления оказывались, как правило, богаче.

В ночь перед выступлением к нам забралась большая гиена. Со свойственным этим зверям нахальством она тихонько направилась прямо к лагерной «кухне», где лежали большие куски мяса (на утренней охоте я подстрелил гну). Сожрав все, что попалось ей на глаза, ненасытная тварь обратила внимания на большой чугунный горшок, в котором были остатки нашего ужина. решив отведать на десерт человеческой пищи, гиена сунула морду в горшок, и это оказалось большой ошибкой: вылезти обратно она не могла, угодив, как волк в сказке, в неожиданную ловушку. тут началась невероятная суматоха и крик. Гиена, невзвидев света, в ужасе кинулась бежать с горшком на морде и налетела на спавших у огня носильщиков. Те спросонок решили, что к ним пожаловал голодный лев, и повели себя соответственно. Разбуженные воплями, мы с Хэммингом выскочили из палаток и долго не могли понять, кто на нас напал и есть ли раненые. Особенно странным казался доносившийся из леса беспорядочный звон – это гиена, не разбирая дороги, улепетывала прочь, натыкаясь горшком на деревья. Мы зажгли факелы и, осмотрев следы, постепенно восстановили ход событий. Страх носильщиков сменился весельем, и скоро все улеглись спать. Утром мы предприняли исследование ночной гостьи, но не нашли ни гиены, ни горшка. быть может, она до сих пор бегает в чугунном наморднике, звеня и завывая, словно четвероногий призрак.

Во всяком случае, если кому-то из читателей, охотясь на африканских равнинах, посчастливится подстрелить эту гиену, то я прошу переслать мне горшок. Он займет почетное место среди моих охотничьих трофеев.

Десятого июня мы достигли берега Кафуэ и вскоре подошли к фактории. Это было очень кстати – одежда наша совсем износилась, а запасы провианта также подходили к концу. кроме того, меня здесь ждал подарок – ирландский терьер, сучка по имени Бобзи. Брат владельца фактории, уезжая в Европу, оставил ее мне, вспомнив, видимо, о моем пристрастии к собакам. Особенно ценным качеством Бобзи была невосприимчивость к сонной болезни – проведя уже полтора года в царстве мухи цеце, она не обнаружила никаких симптомов заболевания.

Идя вдоль Кафуэ, через несколько дней мы остановились возле туземной школы, организованной преподобными Филипсом и Мастерсом. Это своеобразная школа входит в систему «Духовно-промышленной миссии Ньясаленда» и вполне заслуживает подробного описания.

Должен признаться, большинство африканских миссий вызывает у меня двойственной отношение. Отдавая дань мужеству и терпению самих миссионеров, я в то же время считаю, что их деятельность приносит вред. Причина кроется в незнании святыми отцами психологии местных жителей.

Как правило, негры, независимо от племенной принадлежности – отчаянный лгуны, если не по убеждению, то по натуре. Установить мотивы вранья бывает нелегко – сплошь и рядом приходится сталкиваться в совершенно бескорыстной ложью, не сулящей автору никакой выгоды. Понятно, что в таких условиях общение с туземцами было бы крайне затруднено, не будь они так наивны. Нелепость их выдумок бросается в глаза, и это помогает выделить из потока небылиц несколько крупинок правды.

Все сказанное относится лишь тем, кто еще сохранил первобытное простодушие своего племени. В условиях миссионерской школы картина меняется – туземцы привыкают лгать ради выгоды и очень скоро достигают в этом искусстве больших высот. Принадлежность к христианской церкви связана со многими льготами: новообращенные освобождаются от всех государственных повинностей, получают бесплатную еду и одежду и т.д. В результате крестик на шее рассматривается ими как могущественный амулет, обладание которым сильно облегчает жизнь. Взамен миссионеры требуют соблюдения определенных формальностей, в простоте душевной предполагая наличие у своей паствы и соответствующих чувств. В действительности негры остаются теми же язычниками, что и прежде, но приобретают вкус и привычку к лицемерию. И если раньше их можно было считать просто детьми, то теперь это испорченные дети.

Чтобы убедиться в справедливости такого взгляда, достаточно понаблюдать за ходом каких-нибудь работ, порученных миссионером своим беспечным духовным чадам. Сначала они хором поют псалмы, и делают это с большим увлечением – почти все негры очень музыкальны. Затем растроганный священник читает проповедь. Слушатели переговариваются, обмениваются шутками, а временами затевают короткие молчаливые потасовки, ухитряясь при этом сохранить серьезное и внимательное выражение лиц. Так проходят утренние часы. Солнце поднялось уже высоко, и работа идет вяло; лишь когда миссионер оказывается поблизости, люди принимаются усердно копать огород и забивать колья ограды, не забывая громко кряхтеть и постанывать от непосильного напряжения. Скоро приходит время обеда, затем отдых, пение, еще часок-другой имитации тяжелого труда – и рабочий день закончен.

Однажды я поделился своими впечатлениями с неким миссионером. «Жизнь коротка, – с глубоким вздохом ответил святой отец, – и мы должны постараться хотя бы спасти их души, а все остальное приходится предоставить Божьему промыслу.» Ну что тут скажешь...

По моему глубокому убеждению, христианином может быть лишь человек, привыкший к ответственности за себя и свое дело. И такого же взгляда придерживается руководство «Духовно-промышленной миссии». Все здесь поставлено на разумную основу. Не гонясь за количество новообращенных, Филипс и Мастерс установили незыблемое правило: каждый, кто хочет быть принят в школу при миссии, должен овладеть каким-нибудь ремеслом. Сами они умели делать все на свете, а потому могли предложить желающим обучение по любому профилю, от кузнечного дела до садоводства. тех, кто оказывался ленив или тупоумен, отчисляли из школы, равно как и показавших слишком низкий нравственный уровень. Я уверен, что именно подобные заведения принесут – и уже приносят – наибольшую пользу диким племенам Африки.

С особой благодарностью я вспоминаю преподобного Мастерса – он с виртуозной ловкостью починил одно из ружей, которое мы уже собирались отправиться на ремонт в Европу.

Простившись с энергичными миссионерами, мы двинулись дальше и вскоре пересекли границу Государства Конго. Здесь со мной произошел небольшой эпизод, который я теперь вспоминаю с удовольствием, но тогда повергший меня в ярость.

Тропинка, хотя и узкая, была ровно и прямой, так что появилась возможность прокатиться на велосипеде. Вскочив в седло, я нажал на педали и в сопровождении Бобзи неторопливо поехал вперед. Мысли были заняты недавно полученным письмом их Германии, и все привычные инстинкты африканского охотника отступили на второй план. Их приятной задумчивость меня вывело тихое ворчание, перемежавшееся поскуливанием и визгом. Глянув вниз, я увидел, что Бобзи прыгает у колес, всячески стараясь привлечь мое внимание. Умная собачка старалась не зря: в нескольких десятках метров впереди через тропу неторопливо шествовало стадо слонов.

Осторожно притормозив, я соскочил с велосипеда и тут вспомнил, что ружье осталось в караване. В это время справа зашевелились кусты, и два длинных бивня сверкнули на фоне густой зелени. Вслед за первым самцом появился второй; перейдя тропу, они присоединились к стаду.

Ветра не было, и животные пока не обнаружили присутствия врага. Слоны спокойно паслись. Оба самца отошли в сторону и принялись посыпать спины песком. Закончив свой песчаный душ, они во внезапном порыве дружеских чувств переплелись хоботами и теперь стояли рядом, покачиваясь из стороны в сторон и тихонько бурча.

Меня охватило бешенство – оказаться безоружным чуть ли не посреди слоновьего стада, рядом с двумя великолепнейшими самцами! как ни удивительно, в тот миг мысль о собственной беззащитности даже не пришла мне в голову – слоны давно уже стали для меня прежде всего желанной дичью. Я сошел с тропы, и сухая ветка громко хрустнула под ногой. Бурчание разом смолкло, а хоботы поднялись вверх. Видимо, толстокожие почуяли мой запах, но, не видя человека, не очень встревожились. После минутного замешательства старый слон возглавил движение, и все стадо бесшумно и неторопливо скрылось в зарослях.

Успокоившись, я понял, что отсутствие винтовки сослужило мне в данном случае хорошую службу. Мы еще не успели получить разрешение на охоту на территории Государства Конго, и убитый слон мог обернуться штрафом и конфискацией оружия. А будь ружье у меня в руках, я наверняка не сумел бы избежать искушения.

Через день караван достиг Луапулы, которая по справедливости должна была бы считаться второй по длине – после Нила – рекой на Земле. Здесь требуется пояснение. недалеко от озера Танганьика среди болот находят истоки небольшой реки, известной под именем Чамбеши. Вбирая в себя множество ручьев и постепенно расширяясь, она впадает в озеро Бангвеоло и вытекает из него уже под другим названием – Луапула. Становясь все больше и больше, река достигает озера Мверу и опять-таки вытекает из него. Отсюда она несет воды к Атлантике, получив свое третье, всемирно знаменитое имя – Конго.