Дикая энергия. Лана

Привратник очень медленно поднимает голову. Медленно-медленно протягивает руку, возвращая пропуска Максиму:

— Жаль, что вы так рано…

На столе пищит сигнал переговорного устройства. Привратник подносит к уху наушник, к губам микрофон:

— Вахта слушает.

У Макса не выдерживают нервы.

— Мы спешим! — говорит он резко. Полицейские на диване удивленно поворачивают головы.

— Понял, — говорит привратник. Кладет наушник и микрофон на место. Ни слова не говоря, начинает открывать кодовые замки — один, другой…

Когда дверь наконец приоткрывается, переговорное устройство звонит снова.

— Вахта, — говорит привратник.

Мы выходим на высокое крыльцо. Справа и слева горят мощные фонари. Ни в коем случае нельзя бежать.

— Одну минуту! — кричит привратник нам в спину. — Одну минуту!

Мы одновременно срываемся с места. Бежим по ступенькам вниз: только бы завернуть за угол, а там темнота…

На крыше здания СИНТ вспыхивает мощный прожектор. Щелкают разрядники полицейских — сзади, всего в нескольких десятках шагов.

— Держите ее! Это Лана!

Макс оборачивается на бегу. В руке у него — полицейский разрядник.

— Уходи. Я их задержу.

Влетая в узкий переулок, залитый контрастным светом прожектора, слышу за спиной перестрелку.

Я опять одна. И действую на свой страх и риск. Праздник Энергии закончился. Город опустел. На углу велорикша — вертит головой, пытаясь понять, откуда свет и что это за странные звуки. Медленно думает. Наконец решает уехать от греха подальше. Сбиваю его на тротуар, прежде чем он успевает поставить ноги на педали.

Мой внутренний ритм наконец-то прорывается наружу. Машина хорошая: большие колеса, и шестеренки вертятся без единого скрипа. На дикой скорости проезжаю три квартала, потом торможу — дым из-под покрышек — и трачу несколько драгоценных минут, чтобы как следует спрятать машину в тени подворотни.

Сама, ухватившись за край низко нависающего балкона, подтягиваюсь — и поднимаюсь вверх по стене, от балкона к окну, от окна к выступающей балке, от балки к другому балкону, и так до самого верха. Спрыгнув на залитую битумом крышу, низко пригибаюсь и бегу что есть сил.

Бежать легко. Внутренний ритм приходит в гармонию с внешним. А значит, я могу думать.

Ничего не готово. Синтетики разобщены, я ни о чем не успела договориться. Я не спросила их, готовы ли они рискнуть жизнью, готовы ли они умереть, если понадобится, ради того, чтобы был остановлен Завод… Да и что бы они ответили?

Мрачно улыбаюсь на бегу. Одно дело — легенда о всесильной Лане, которая дает энергию, дает жизнь. Другое дело — вот эта ночная гонка по крышам, и осознание, что я ни капельки не всесильна, и его послание: «Лана, помни слова Царь-Матери. Пощади их».

Спотыкаюсь и растягиваюсь на крыше во весь рост. Проклятое вечернее платье, будь я в штанах — не ссадила бы колени…

Поднимаюсь. Оглядываюсь. Позади и внизу, на перекрестке, мерцают фонари. Растекаются направо и налево. Берут меня в кольцо. У полиции есть новый опыт: им ведь удалось захватить диких на верхушках башен…

Снова бегу. Все дома на этой стороне улицы стоят вплотную друг к другу, так что я запросто перебираюсь с крыши на крышу. Пока передо мной не открывается улица — широченная щель, которую ни перепрыгнуть, ни перелететь. Оглядываюсь. Полицейские будут здесь через пять минут, и отсидеться на крыше на этот раз не удастся.

К торцевой стене приколочена пожарная лестница. Я спускаюсь за несколько секунд. Вагон на Завод будет отправлен утром, завтра — уже сегодня — через несколько часов. А меня, кажется, затравили. Как зверя.

Спрыгиваю на землю. Озираюсь. Вижу в нескольких шагах, прямо посреди дороги, канализационный люк.

Тяжеленная крышка. Нечем поддеть. Цепляюсь за край люка пальцами, ногтями, наконец сдвигаю на несколько миллиметров. Еще.

Вдоль улицы ложится свет фонарей. Полицейские гонят на веломобиле — прямо ко мне. Прямо по осевой. Рыча от напряжения, отодвигаю люк (вход в колодец становится похож на месяц накануне полнолуния) и ныряю вниз. Успеваю заметить фары полицейской машины — в нескольких шагах перед собой…

Через несколько секунд колесо попадает в открытый люк и машина — я слышу — терпит крушение.

Я пробираюсь вдоль бетонной шахты. Где-то льется вода. За спиной мечутся лучи фонариков — меня преследуют по пятам. А время уходит, секунда за секундой. Уходит драгоценное время!

Железные трубы. Гирлянды старых проводов, давно никому не нужных. Я пробираюсь, где на четвереньках, где в полный рост, обхожу завалы, перелезаю через оборванные провода. Мне не хватает очков ночного видения. Продвигаюсь почти вслепую, вытягиваю руку вперед, пытаясь нащупать проход…

Меня хватают за запястье.

Я не удерживаюсь и кричу. Эхо прыгает от стены к стене, полицейские слышат мой крик и поворачивают в мою сторону лучи фонариков…

— Тихо, — говорит у меня над ухом скрипучий голос. — За мной.

Я видела этого человека раньше. Это один из кротов, что предлагал мне помощь в клубе у Бана. Теперь он молча протягивает ночные очки.

Он двигается, как вода, непринужденно просачиваясь в любые щели. Я — за ним, чуть медленнее, но все-таки пробираясь в узкой щели между двумя бетонными блоками. Вспоминается та труба, в которой я застряла на Заводе. Алекс сказал бы клаустрофобия…

Воспоминание об Алексе подстегивает.

Полиция остается далеко позади. Крот доползает до пролома в бетонном покрытии и спрыгивает вниз. И я за ним.

Здесь можно выпрямиться в полный рост. Это огромный, давно заброшенный, темный и сырой коридор. Может быть, это один из пневмотоннелей, в котором гонялся еще Хозяин Завода?

— Что тебе нужно, Лана? — спрашивает крот. Здесь, в темноте, его глаза широко открыты. И на нем нет очков.

Я тяжело дышу. Из расцарапанной щеки капельками скатывается кровь. Вечернее платье разодрано в клочья.

— Что тебе нужно? — спрашивает он еще раз. — Помнишь, мы говорили тебе: все, что ни попросишь, сделаем для тебя?

— Пожалуйста, — говорю я умоляюще. — Дайте мне во что-нибудь переодеться.

Весь город под землей пронизан тоннелями. Вдоль тоннелей тянутся трубы, большей частью мертвые, пустые. Я сижу у одной из таких труб, в руках два старинных гаечных ключа. Я играю на трубе.

Труба дрожит, вибрирует. Вибрация передается моим рукам. Никогда в жизни, ни у кого на свете не было такого инструмента. Выбиваю ритм, он растекается по тоннелям от трубы к трубе. Проникает в отверстия, куда не пробраться человеку. В глубину и вширь. Где-то осыпаются с труб чешуйки ржавчины. Где-то сыпется песок, капает вода. Я играю.