Дикая карта

К каждому можно подобрать ключ. В особо сложных случаях — отмычку, что таки да способна открыть замок на двери, ведущей к душе человека. Другое дело, что большинство душ даже мимолётно изучать не хочется — либо серые, как штаны пожарника; либо откровенно грязные, как бомжатская одежонка, провонявшая всеми возможными и невозможными миазмами. Боря Клин, хвала богам, был из числа тех, к кому действительно стоило подбирать тот самый ключ. Клац… и замок открывается, давая доступ в его душе, позволяя говорить нормально, без возводимых барьеров недоверия. Призрак с Тротилом как «медиаторы», абсолютное отсутствие попыток поиметь, вторичность именно коммерческой составляющей. На что тогда упор? На главное — возможность заниматься любимым делом и развивать охват оружейной сферы. Ах да, ещё гарантия серьёзности намерений, но за оную вполне сошли кой-какие намёки на случившееся, а также на грядущий проект. Тот самый, связанный с долей в запланированном казино и не только, плюс союзом с не самой мощной, но всё ж группировкой теневого мира Новиграда.

Карты Француза при таких вот раскладах были заметно менее привлекательными для Клина. Хотя надо отдать Борису должное — он собирался уйти мирно, по хорошему, избегая конфликтов и не утаскивая за собой то, что не являлось чисто его активами, материальными и иными. Материальные — это, понятное дело, накопленные запасы уже восстановленного и недавно «поднятого» оружия и боеприпасов. Равно как и пара мобильных мастерских. Мобильных, потому как всё хозяйство легко погружалось в небольшой грузовичок или пару легковушек, а размещалось в том же гараже или подвале. Нематериальные же активы — люди, производившие тот самый ремонт и модернизации стволов, равно как и возможность перетащить за собой ещё кое-кого из «копателей».

Человек по природе своей ищет место, где ему… хорошо. Не обязательно и не первично в плане материальной выгоды. Душевный комфорт тоже важен, а то и важнее прочего. На это и ловились некоторые «копатели», соблазняемые нотками азарта и авантюризма, которые Француз примораживал, замещая иным, отнюдь не радующим.Посему… раскол. И лишь от этого человека зависело, будет он мирным, как бы мирным или всё скатится в открытый конфликт. Как раз сегодня к вечеру Француз с Клином должны были встретиться лично и поговорить о «цивилизованном разводе» без криков и бития посуды. Лично я предпочёл бы именно такой расклад. Однако мы предполагаем, а незримые боги располагают. В смысле, не всё от нас зависит, слишком много есть и посторонних факторов, влиять на которые сложно, очень сложно, а то и вообще нереально ввиду неосведомлённости и многочисленности.

В любом случае, сейчас у меня должна вот-вот состояться другая встреча. Та самая, могущая произойти несколько раньше, но по здравому размышлению перенесённая на несколько дней из-за желания собрать об одной персоне побольше информации. Не только об относительно далёком прошлом, но и о нынешнем житии-бытии. Ага, а вот и Болт возвращается, целеустремлённо топая в сторону мою и автомобиля, прислонившись к коему. Я сейчас стоял и, докуривая очередной «camel», смотрел на проходящих мимо людей. Люди, они такие, за ними наблюдать интересно, если только не зацикливаться. Вот идёт замученный работяга, явно придавленный ценами, хлопотами и вообще непонятно куда катящейся жизнью. Поддатый, ну так это и в советские времена было. Некоторые вещи принципиально не меняются и даже «полусухой» закон, бывший в действии какое-то время тому назад, ни черта не исправил. Разве что пили откровенное дерьмо, ещё большее, чем обычно. Вот небольшая стайка школоты, не то сбежавшая с парочки последних уроков, не то отпущенная на законных основаниях. Шум, гам, перекрикивая друг друга, спорят о разных жвачках и конфетах, что теперь в любом киоске продаются, были бы только деньги. А денег, их постоянно не хватает. У родителей, ясно дело, откуда у детишек они, помимо мелочи на завтраки и тому подобные детские расходы. Вот женщина средних лет…

— Там она, Итальянец, — доложил Алекс, за пару минут до этого посланный проверить, на месте ли объект моего интереса. — Выглядит нормально, работает, даже улыбается клиентам. И ведь даже не скажешь, кем раньше трудилась в разное, но чаще всего тёмное время суток.

— Напомнить одну интересную поговорку?

— Не-не-не, — сразу отгородился от меня защитным жестом Болт. — Я от латыни далёк и приближаться к ней не хочу. Предпочитаю великий и могучий во всех его ипостасях. Это ты Итальянец, босс, а я так, мимо проходил.

— Suum cuique, — улыбаюсь, видя обречённое выражении лица сегодняшнего моего сопровождающего. — И ведь не поспоришь, действительно каждому своё. Только оно, «своё», порой меняется с течением то времени и изменением человека.

— Это верно.

— Вот сейчас я и проверю, что изменилось, что осталось, а что, возможно, усовершенствовалось. И можно ли усовершенствовать иное, уснувшее или подморозившееся после тяжелых то и травмирующих событий.

Оставив Болта рядом с машиной и одновременно контролирующего ситуацию вне того места, куда я сейчас собрался, сам потопал к дверям… книжного магазина. И отнюдь не для того, чтобы прикупить себе пару-тройку новых томов в библиотеку — хотя не мог такого исключать — а по совсем иной причине. Так уж сложилось, что внутри находилась та самая Вика, в прошлом Ласточка. Мда, пришло время познакомиться лично, а не через отчёты и доклады.

Запах книг. Он, надо вам сказать, особенный, его ни с чём не спутаешь. Более того, все книги пахнут по разному: новые, только что вышедшие из печати; успевшие постоять на полках в ожидании того момента, когда их всё-таки купят; побывавшие в руках и читанные некоторое число раз, после чего отправившиеся во вторичный «букинистический» оборот. Про качество той самой печати также забывать не стоило — разная бумага и пахнет по разному. Газетная хуже всего, неприятно этак, а вот другие, более качественные сорта — совсем иное. А есть ещё переплёты, особенно кожаные. Хоть и редкость это по нынешним то временам. Хм, редкость редкостью, но и впечатление от таких вот добавлений самое что ни на есть положительное.

Эх, есть с чем сравнивать, ещё как есть! Сразу вспомнились времена, отстоящие от нынешней даты лет так на несколько. Те самые, когда найти в магазинам нечто относительно приличное было довольно сложно. И ведь что характерно — книг на полках было валом, но вот каких книг — тут разговор отдельный, весьма матерный. Собрания сочинений «дорогих и любимых вождей», биографии и автобиографии их же. Опусы, которые за тех или иных коммунистических или коммуносочувствующих бонз писали «литературные негры», вроде «Малой земли» и «Возрождения» с «Целиной» пятикратного бровеносца всея страны советов. Неудобочитаемые «производственные романы» о «героических» трудовых буднях колхозников и шпалоукладчиков вкупе со сборниками ужасающих стихов абстрактного Краснопупенко «Бодро шагает пролетариат» прилагались в воистину ужасающих количествах.

Что ещё? Классика из числа признанной безвредной, советского розлива детективы, от которых печальная зевота начиналась, мизерное количество советской же фантастики — не любили этот жанр за его стремление описывать разные миры, а не только «победившего соцреализма» и прочих родственных «измов» — и фантастики импортной, но опять же «высочайше одобренной». Тоскливо, в общем, было в книжных советской поры, очень тоскливо. И даже то немногое, что пользовалось у читающих людей популярностью, выпускалось весьма печальными тиражами, которых всегда не хватало. Хорошие и популярные книги являлись — особенно вне столиц — таким же труднодоставаемым дефицитом как копчёная колбаса, модная одежда, записи хорошей музыки и тому подобные товары. Мда, вот он какой был, сюрреализм в цвете! Воистину Дали и Гигер отдыхают, нервно покуривая за углом. Казалось бы, что мешало выпускать действительно большими тиражами сметаемые с прилавков книги, особенно одобренные условными «комитетами по цензуре»? Ан нет, типографии были загружены совершенно иным барахлом, которое уныло стояло на полках, а потом отправлялось на прокорм мышам и тараканам в различные склады и запасники.

Мысли поневоле шевелились в голове, в то время как тело уже находилось внутри книжного. Ну что тут сказать — разница уже была заметна даже в сравнении с последними годами существования СССР. Тогда книги западных фантастов и детективщиков хоть и стали появляться, хм, куда как чаще, но достать их всё едино было большой проблемой. И сразу вспомнилась такая феерическая хрень как советская программа «книги в обмен на макулатуру».

Вот она, знакомая книга. Джеймс Хэдли Чейз, «Мёртвые молчат». Память подсказывает, что именно такую я-Всеволод покупал четыре года назад наряду с ещё несколькими. По той самой «макулатурной» программе, чтоб ей пусто было. Естественно, любители хороших книг сами макулатуру не собирали, а просто перекупали «талончики» у тех, кто этим промышлял. И ведь, что особо безумно, за деньги не продавали. Только таким вот извращённо-экзотическим манером приходилось действовать. И стоило, хм, ни разу не дешевле, чем если бы продавалось нормально, напрямую, без шаманско-советских танцем с бубном. Впрочем, удивляться этому не стоило, ибо что поделать — государство победившего аж на семь десятков лет сюрреализма во всей красе. Того, который лучше всего на полотнах Босха отображен… или Брейгеля, тут уж кому как нравится. До «Каприччиос» Гойя этому было далеко, ибо эстетики ни разу не присутствовало.

Ай, ладно, вот это точно безвозвратно сгинуло, гарантия. В отличие от многого иного, что нашёптывала самую малость вернувшаяся память. Посему возвращаемся к делам нашим нынешним, ставим обратно на полку знакомуй и уже не раз читанный томик, после чего неспешно так начинаю прогуливаться по всем углам магазина. Продолжаю, так сказать, изображать из себя обычного клиента. Хм, а может и не изображать, поскольку обнаружились несколько томиков ещё одного классика мирового детективного жанра, на сей раз Стаута. Вот и читал, и помню сюжет, а всё равно хочется взять, заново перелистать в свободное время. Было бы оно ещё в достаточных количествах, однако… Хочется верить в лучшее. Поэтому хватаю все четыре заинтересовавших меня книги и неспешно двигаюсь туда, где чуть ли не с самого начала приметил девушку Вику.