Дикая любовь

Сейчас уже слишком поздно.

Всегда есть вероятность, что придет груз, и все будет в порядке. Что это окажется всего лишь патруль.

Но я не думаю, что так будет, и это не так.

Груз уже наполовину разгружен, когда мы слышим их приближение. Я и Джейкоб — первые, потому что именно мы держим ухо востро и лучше всех обучены этому. Мы оба уже достали пистолеты и ждем, а Джейкоб делает быстрое движение двум ближайшим к нам людям, чтобы они предупредили остальных.

Я позволяю Джейкобу сделать шаг вперед, когда группа людей Диего приближается. Я вижу, как замедляются их шаги, когда они видят, что там есть и другие, помимо тех, кого они ожидали увидеть при разгрузке, но они не останавливаются и не поворачиваются, чтобы уйти. Я не виню их, мне приходилось сталкиваться с такими начальниками, как Диего, и я знаю, что для этих людей лучше пройти остаток пути и умереть, чем вернуться к тому, кто ими руководит, и сказать, что они развернулись и бросили работу. Тот, кто ведет их, отвечает перед Диего, а такой человек, как Диего, не собирается вознаграждать неудачу ничем, кроме более медленной смерти, чем та, которую они получат сегодня.

Тем не менее Джейкоб предлагает им выбор, когда они подходят ближе. Именно это заставляет организации вроде Королей думать, что они лучше, изощреннее, благороднее, что в некоторых обстоятельствах они готовы проявить милосердие.

— Убирайтесь отсюда, и мы не будем стрелять, — призывает Джейкоб. — Можешь вернуться к своему боссу и сказать, что груз уже разгрузили и вывезли, или еще что-нибудь, что поможет тебе сохранить нос чистым. Мне плевать, парни. Но вам лучше убраться, иначе мы так или иначе будем вынуждены отправить вас домой Гонсалесу.

Никакой реакции, кроме слабого щелчка заряжаемых патронов и негромкого бормотания одного человека, что-то говорящего другому, все, чего я ожидал. Раз уж они пришли, то не собирались возвращаться.

Джейкоб ждет достаточно долго, чтобы увидеть их наверняка. Чтобы понять, что они собираются стрелять в нас. Он не ждет достаточно долго, чтобы они выстрелили первыми, и это заставляет меня уважать его еще больше, чем я уже уважал.

Мой разум почти погружается в тихую пустоту, когда я стреляю, когда воздух вокруг меня наполняется звуками выстрелов, сероватым дымом и запахом раскаленного металла. А потом я вспоминаю, как сегодня видел спящую Елену, как мягкое спокойствие отражалось на ее лице, и жалею, что не поцеловал ее на прощание, прежде чем снова уйти. Что я вообще не сказал ей, что уезжаю, чтобы выполнить эту работу.

Если я умру, она так и не узнает, чем я занимался, пока все не закончится.

От этой мысли я вздрагиваю. Мысль о том, что я больше не увижу ее, отвлекает меня, хотя бы на мгновение. Не настолько надолго, чтобы меня убили, но достаточно, чтобы меня подрезали, и ощущение пули, пронзившей бедро, разорвавшей ткань брюк и пролившей горячую кровь по ноге, возвращает меня к реальности.

Я нажимаю на курок, и человек, стрелявший в меня, падает. Один из наших людей падает, и я снова стреляю, чувствуя, как меня задевает вторая пуля, достаточно, чтобы я переоценил ситуацию. Все происходит быстро. Так чертовски быстро. Джейкоб видит, что происходит, и роняет того, кто стрелял в меня, а я продолжаю стрелять, остальные люди с нами расходятся веером. Рука и бедро горят, боль пронизывает до костей, но я давно научился не обращать на нее внимания. С болью можно разобраться позже. А если я мертв, то ее вообще не будет.

Только когда все люди Диего пали, я начинаю чувствовать это. Джейкоб сразу же оказывается рядом со мной и смотрит на меня с беспокойством.

— Ты в порядке, мужик?

— Просто получил удар крылом, вот и все. Я доберусь до дома и подлатаю себя.

— Я могу отвезти тебя куда-нибудь поближе, если ты хочешь обратиться туда…

— Я лучше буду дома. — Я стиснул зубы, оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что больше никого не будет, кого мы не учли. — Давай закончим с грузом и…

— Нет, ты закончил. — Джейкоб свистит, и один из мужчин направляется к нам.

— Я могу остаться и закончить со всеми вами…

— Ты идешь домой. — В голосе Джейкоба звучит законченность, которая говорит о том, что он провел время, указывая другим мужчинам, что делать, и как бы меня ни раздражало, что мне отдает приказы человек, который формально не является моим начальником, а фактически моложе меня, я все равно чувствую горячую струйку крови по бедру и знаю, что он не ошибается.

Мне нужно подлатать рану. Так или иначе, мне нужно куда-то идти, чтобы сделать это, так что либо туда, где люди королей занимаются такими вещами, либо в мой собственный дом. Если я предпочту свой дом, то…

— Он отвезет тебя. — Джейкоб кивает в сторону мужчины, который спешит к нам. — Мы можем вызвать другую машину. Он отвезет тебя обратно, а потом просто доложит Коннору и Лиаму, когда сможет. Я проинформирую их после. — Он делает паузу. — То, что ты здесь, очень помогло. Ты так хорош, как я и слышал.

— Я ценю комплимент. Уверен, это не в последний раз.

Джейкоб издаёт сдавленный резкий смешок, который говорит мне о его согласии, и отворачивается, чтобы заняться остальными. Я следую за назначенным мне водителем к машине, а в голове уже крутится мысль о том, как вести себя тихо, когда я вернусь домой, чтобы не разбудить Елену. Я не хочу ее волновать.

Мне не так повезло. Я едва успел раздеться и порыться в аптечке, одной рукой прижимая полотенце, которое потом выброшу, к ране на ноге, как дверь со щелчком открылась, и я увидел Елену, которая стояла там с расширенными глазами, глядя на то, что она видит перед собой.

Блядь.

21

ЕЛЕНА

На минуту я не совсем понимаю, что вижу. Это мой муж, я знаю это, раздетый до трусов-боксеров, что само по себе отвлекает, но именно остальное заставляет меня задуматься. Он прижимает к бедру свернутое полотенце, одно из новых, которые мы купили, по которому стекает кровь и еще больше пропитывает полотенце в руке, и рука тоже кровоточит. Рана на руке выглядит еще хуже, лоскут кожи свисает, а рана широкая и кровоточит сильнее, чем должна, по моему мнению.

Я не имею ни малейшего понятия о контексте, но знаю, что все это вместе взятое указывает на то, что мой муж был где-то, о чем не удосужился сообщить мне. Это, в сочетании с вынужденным расстоянием, только еще больше расстраивает меня.

Я провела весь день и ночь, попеременно спя и плача, чувствуя себя потерянной и безнадежной, не зная, что делать дальше, как поступить. Я провела те часы, когда не спала и не плакала, размышляя, не нужно ли мне начать учиться закрываться от него, чтобы защитить свое сердце, пока оно не стало неподъемным.