Дикая любовь
Шрифт:
Маша вяло оттолкнула его.
— Разит от тебя, как от козла. У тебя воды нет?
— С тачкой весь день возился, — виновато засмеялся Губан. — Сейчас… Подожди, я сейчас… — он выхватил из стенного шкафа новое полотенце и кинулся в ванную. — А я ждал… Не поверишь, каждый день ждал, что придешь — хоть сейчас, хоть через год. А иначе — не по правде, несправедливо, иначе — за что мне?..
Он еще что-то говорил, захлебываясь словами, но как только послышался шум воды из душа, Маша вдруг ожила. Она быстро огляделась в квартире, обшарила куртки в прихожей, нырнула в шкаф. Нашла толстую пачку
Уже в толстой кожаной Губановой куртке, достающей ей почти до колен, она тихонько закрыла на щеколду дверь ванной, где слышался еще душ и счастливый голос Губана, и выскользнула из разгромленной квартиры.
Она отчаянно махала мчащимся мимо машинам, бросалась прямо под колеса. Машины визжали тормозами, шарахались в сторону, шоферы беззвучно матерились за стеклом. Наконец остановился новенький белый «мерседес». Маша распахнула дверцу: — Шереметьево!
— Сколько? — лениво отозвался водила, повернув к ней узкие темные очки.
— Тысяча, — наугад сказала Маша, она ни разу в жизни не ездила на такси, не знала, сколько надо платить и где аэропорт.
Тот молча врубил скорость.
— Десять! — крикнула Маша.
— Поехали.
Маша прыгнула на сиденье.
— Только быстрее. Пожалуйста! Я вас очень прошу, быстрее, быстрее…
Машина с места бесшумно набрала скорость. Маша сидела, напряженно подавшись вперед, глядя на дорогу. Водитель покосился на нее и только теперь заметил дешевые треники с пузырями на коленях и стоптанные туфли на босу ногу. Когда остановились на красный, подозрительно спросил: — А деньги-то у тебя есть?
— Что? — обернулась Маша.
— Бабки покажи!
Маша вытащила пачку. Водила присвистнул. Маша и сама только сейчас увидела под рублями зеленые долларовые бумажки. Комкая, запихнула деньги обратно в карман.
«Мерседес» миновал пост ГАИ на границе города и помчался дальше по шоссе. Ночью наконец выпал первый снег и уже шел не останавливаясь, валил крупными хлопьями, будто наверстывал потерянное время; в городе его сразу закидали рыжим песком, сгребли с тротуаров, закоптили выхлопными трубами, а здесь он лежал на полях до горизонта, на еловых лапах, на каждой самой тонкой веточке. Яркий белый свет слепил глаза, он погасил все остальные краски — за одну ночь мир стал черно-белым.
Водитель уже с интересом поглядывал на Машу. Включил магнитофон.
— Много зарабатываешь?
Маша кивнула, не слушая, она покачивалась вперед-назад на сиденье, томительно ощущая стремительно убегающие секунды.
— А быстрее можно? — спросила она.
— Успеем, — ответил тот, но газу не прибавил. — Встречаешь, провожаешь?
— Провожаю… То есть встречаю…
— Откуда?
— Из Америки.
— Помешались все на иностранщине, — сказал водила. Завод «мерседес» купил, — постучал он ладонью по рулю, — чтоб фирмачей встречать. На наших «Волгах» они не могут — у них жопы нежные для наших ухабов… Девку красивую посадишь, она тоже — или в «Интурист», или в Шереметьево…
Он вдруг притормозил и свернул на тропинку в лесок.
— Куда? — крикнула Маша.
— Сейчас… —
водила заглушил мотор, снял очки. — Договоримся. За «спасибо» довезу, — он уверенно обнял Машу.— Я опазываю! Ну, поехали, пожалуйста! — она, защищая локтем тяжелый карман куртки, пыталась вывернуться, но не грубо, чтобы не разозлить. — Потом…
— Успеем… Ну, покажи, как ты им делаешь спасибо…
Маша изо всех сил уперлась ему ладонью в подбородок.
— Сука… — прошипел тот. — Свой мужик, значит, и за десять штук не мужик? — он навалился на Машу, стаскивая треники.
Губан еще раз с разбега ударил в дверь плечом и вырвал с мясом щеколду. Встал посреди комнаты, остолбенело оглядывая разгром. Бросился на кухню, схватил пустой газетный сверток с масляными пятнами…
Как был, в футболке и шлепанцах, с мокрой головой он вылетел из подъезда к машине и напрямую, по детской площадке, распугивая мамаш с колясками, промчался через двор.
Около интерната Раиса Николаевна безуспешно пыталась остановить такси. Губан ударил по тормозам.
— Где она?!
— В Шереметьево! Скорей! — она села рядом. Губан рванул с места так, что ее бросило назад, на спинку.
Раиса Николаевна неприязненно покосилась на мрачного Губана.
— Она была у тебя?
Тот кивнул.
— Зачем?
— Наган стащила!
Директриса в отчаянии на мгновение прикрыла глаза.
— Ты быстрее можешь?! — крикнула она, хотя Губан и без того шел на пределе, рискованно бросая машину то влево, то вправо, объезжая пробки по встречной полосе. На поворотах машину заносило, комья мокрого снега из-под колес летели в прохожих.
Маша освободила руку и неожиданно сильно, умело ударила мужика крюком снизу по зубам. Тот отшатнулся, и Маша выскочила из машины, побежала к дороге.
Водила посидел немного, покачивая головой, приходя в себя. Оскалившись, глянул в зеркало — целы ли зубы. Надел очки.
Выехал на шоссе, открыл дверцу:
— Ладно, все. Садись… Бабки собери, — кивнул он на рассыпавшиеся в кабине деньги.
Отъехав немного, спросил:
— Кого встречаешь-то?
— Мужа, — ответила Маша.
— Так бы и сказала. А то деньгами трясет…
Вдали уже показались ажурные прожекторные башни аэропорта.
На выезде из города гаишник указал Губану жезлом на обочину, не спеша направился к машине. Губан выскочил навстречу:
— Извини, шеф, тороплюсь!
Торопиться надо в пределах правил, — равнодушно ответил инспектор. — Документы.
Губан автоматически хлопнул себя по футболке, по джинсам…
Раиса Николаевна с тревогой наблюдала из машины.
Гаишник подозрительно оглядел странный, не по сезону, наряд Губана, шлепанцы, не просохшие еще волосы.
— Пройдемте! — указал он на стеклянный терем поста.
Директриса вышла из машины.
— Извините, товарищ капитан. Я депутат Моссовета, — она достала красную книжицу. — Это мой водитель. Понимаете, я опаздываю в аэропорт, пришлось выдернуть его буквально из ванны. Через полчаса я буду возвращаться обратно. Если можно, давайте отложим формальности.
Инспектор внимательно просмотрел удостоверение, запоминая фамилию.
— На обратном пути остановитесь. Штраф все равно придется оформить…