Дикая принцесса

— Болит, — говорит она, слегка поворачивая ногу, чтобы я мог видеть. — Но я могу стоять на ней в душе лучше, чем раньше. Думаю, со мной все будет в порядке.

По тому, как она это говорит, я понимаю, что ей больно, но она стойко переносит это. Это достойно восхищения, правда. Давненько я не встречал людей, способных на такую твердость, как она. В последнее время ей пришлось столкнуться с большим, чем девушка вроде нее могла себе представить, но она справилась со всем этим и выдержала испытание. Это больше, чем я мог ожидать.

Когда мы оба закончили есть, я выбросил контейнеры, поставил стул на место и посмотрел на нее:

— Поспи немного, — советую я. — Я постучу и разбужу тебя утром.

Елена кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу, но не говорит того, что, как мне кажется, у нее на уме.

— Спокойной ночи, — наконец говорит она, глядя мне вслед, пока я иду к двери. — Увидимся завтра.

Оставлять ее здесь одну - одна из самых трудных вещей, которые мне когда-либо приходилось делать. Она выглядит такой красивой, даже в этом чужом халате, накинутом на нее, с влажными волосами, перекинутыми через одно плечо. Я хочу подойти к ней, сердце почти до боли сжимается в груди, когда я пытаюсь не представлять, как откидываю ее на подушки, распахиваю халат и ... Я вижу это так же ясно, как если бы я уже делал это, но я заставляю себя открыть дверь в свою комнату и прохожу через нее, оглядываясь назад и бросая еще один взгляд на нее.

— Спокойной ночи, Елена, — тихо говорю я, каждая частичка моего тела пульсирует от потребности.

А затем я закрываю за собой дверь.

3

ЕЛЕНА

Разочарование, когда Левин проходит через дверь между нашими комнатами и закрывает ее, ощущается как физическое, и в животе у меня завязывается узел, когда я слышу, как она закрывается за ним.

Я не очень-то верила, что он уступит только потому, что рядом кровать. Но я надеялась. В моей голове роились фантазии о том, как он откладывает еду в сторону и целует меня вместо этого, как он шепчет "Я слишком голоден для тебя, Елена" мне в губы, когда он прижимает меня к подушкам и обнаруживает, что под халатом, который я накинула после душа, нет ничего, кроме голой влажной кожи. Я представляла, как его руки бегут по мне, пока он поглощает мой рот, как он будет ощущаться внутри меня в постели и какие разные вещи мы могли бы попробовать на этот раз. Я представляла, как он снова засыпает рядом со мной, его рука перекинута через мою талию, как это всегда было на пляже, но на этот раз в тихой, спокойной комнате, с кроватью, подушками и одеялами, которые действительно согревали нас.

Все это было лишь фантазией. Я знаю это, но это не мешает мне сидеть здесь и бороться с собой, впиваясь зубами в нижнюю губу и слушать, как в другой комнате включается вода, давая мне нечто совершенно иное для подпитки моих фантазий.

Чувствовал ли он то же самое, пока я была в душе? Неужели ему тоже было трудно не ворваться и не присоединиться ко мне? Конечно, нет, учитывая, как сильно он сожалел о том, что произошло на пляже.

Просто ложись спать, Елена, укоряю я себя, сидя и пытаясь вытеснить из головы образы мокрого Левина несмотря на то, что в голове у меня очень четко вырисовывается картина: как я опускаюсь на колени на пол в душе и провожу языком по бороздкам мышц на его прессе.

Я сижу так, сердце бешено колотится, а руки сцеплены на коленях, пока не слышу, как в другой комнате выключают воду. Откинувшись на подушки, я стараюсь не представлять, как Левин голым проходит по комнате рядом с моей. Я закутываюсь в халат, натягиваю одеяло до подбородка и говорю себе, что надо заснуть.

Это чертовски невозможно. Не потому, что я не устала, я не уверена, что когда-либо в жизни уставала так сильно. Кровать не такая удобная, как та, к которой я привыкла дома, но после ночей на пляже и на грузовом корабле она кажется просто райской. Подушка уже кажется чем-то необычным, и я больше всего на свете хочу просто погрузиться в забытье. Однако я не могу избавиться от ощущения, что Левин совсем рядом. Я скучала по нему, пока мы были на грузовом корабле, скучала по тому, как он прижимался ко мне и обнимал меня, когда я спала, и это еще хуже сейчас, когда мы могли бы наслаждаться этим гораздо больше.

Если бы только он не был таким чертовски упрямым.

Я знаю, что не должна заходить в его комнату. Это ничему не поможет, а может и усугубить ситуацию. Но напряжение все нарастает и нарастает, разочарование гудит в моих венах, пока я наконец не издаю разочарованное мычание и не откидываю одеяла.

Дверь будет заперта. Я даже не смогу войти, не разбудив его.

Ручка поворачивается, и я испуганно отшатываюсь назад.

Значит ли это, что он хочет, чтобы я вошла? Или он просто забыл?

В глубине души я знаю, что почти наверняка он забыл. После всего, что он сказал, вероятность того, что он оставил дверь открытой, потому что хотел, чтобы я вошла, невероятно мала. Но я не могу не задаваться этим вопросом, и этого достаточно, чтобы подтолкнуть себя к тому, чтобы открыть дверь и войти в комнату.

Здесь темно и тихо, и я вижу фигуру Левина на кровати, лежащего на боку. Я на цыпочках подхожу к кровати, сердце бьется в груди так сильно, что становится больно. Я встаю на самый ее край, с трудом веря в то, что делаю, и протягиваю к нему руку, касаясь спиной его плеча.

Он двигается так быстро, что я даже не успеваю вздохнуть. В одно мгновение он лежит на боку спиной ко мне, и моя рука касается его плеча, а в следующее мгновение он уже сваливается с кровати, и я оказываюсь на спине на полу, задыхаясь от его тяжелой массы, которая прижимает меня к земле, а его предплечье нависает над моим горлом.

— Левин! — Я выкрикиваю его имя, но мое сердце внезапно забилось по совершенно другой причине. В окно проникает тусклый свет от уличных фонарей, и я вижу его остекленевшие глаза, с ужасом понимая, что он не совсем проснулся. Он отреагировал инстинктивно, не зная, кто находится в комнате, и теперь мне угрожает реальная опасность.

Однако мое тело, похоже, не совсем понимает это. Каждый сантиметр моей кожи словно покалывает от желания, пульс бешено бьется в горле, пока я смотрю на него, остро ощущая давление его тела на мое. Когда его предплечье прижимается к моему горлу, я понимаю, что он полностью обнажен, а мой халат распахнут, его кожа теплая и он уже твердый. Его член прижат к моему животу, пульсируя от желания, и я, не задумываясь, обхватываю ногами его бедра, выгибаясь к нему дугой и издавая низкий стон, наполовину хриплый из-за давления на мое горло.

От этого он просыпается.

— Елена? — Простонал он, и на одно мгновение прижался ко мне еще теснее, напряженная плоть его члена стала тереться о мягкую кожу моего живота, прижимая меня к полу, и я на мгновение испытала дикую надежду, что он проскользнет внутрь меня и трахнет меня прямо здесь, жестко и быстро, на полу гостиничного номера.

Он отступает назад и садится на корточки, глядя на меня в ошеломленном ужасе.

— Блядь, Елена... — вздыхает он, проводя рукой по губам. — Блядь, мне так жаль.

— Все в порядке. — Мое горло немного болит, но в целом все в порядке. Я тянусь к нему, полусидя, обвивая рукой его шею, пытаясь притянуть его к себе, не обращая внимания на распахнутый халат. — Мне это даже понравилось.

Левин смотрит на меня так, будто никогда раньше меня не видел, и отшатывается от моего прикосновения.

— Ты не можешь быть серьезной, — бормочет он, сжимая челюсть. — Елена, я мог же убить тебя.

Он не ошибается, я чувствовала, как близко он был к тому, чтобы пережать мне горло. Но это уже кажется чем-то далеким, как будто это случилось с кем-то другим. Он не причинил мне вреда, и я знаю, что он не хотел этого, и сейчас меня больше волнует, насколько он обнажен и насколько я близка к обнажению, и все возможности этого.