Дикая принцесса

– В этом доме нет ничего твоего и все подчиняются моим приказам.

– И дану?

– Наглый мальчишка! Надеюсь, ты ничего здесь не трогал?

Мужчина прошелся по ванной, придирчиво осматривая полки, словно ожидая увидеть на них грязные отпечатки. Ри почувствовал, как начинают полыхать уши.

– Дану не запрещал мне брать мыло.

На лице камердинера появилась еще более презрительная гримаса.

– Дану не обязан расписывать каждый твой шаг. Все слуги подчиняются мне, и именно я решаю, кому что можно, а что нельзя. Покажи руки!

Ри глянул исподлобья и, чуть поколебавшись, протянул Эвретто руки ладонями вниз. Тот осмотрел грязные ногти и сбитые костяшки.

– Ты можешь использовать один брусок мыла. Покажешь мне руки потом, и я решу, можно ли допустить тебя к остальному. Новую одежду пока не трогай.

– Но...

– Я не желаю ничего слышать.

Эвретто ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Ри постоял еще немного, потом сжал зубы и полез в воду. Он остервенело тер себя куском лавандового мыла, скоблил кожу ногтями, так что оставались красные полосы. А волосы вымыл аж трижды. Вылезши и закутавшись в мягкое полотенце, он подошел к зеркалу и критически себя осмотрел. Его кожа больше не казалось такой смуглой, зато темные глаза на худом скуластом лице выделялись даже сильнее, чем прежде. Волосы от воды из темно-рыжих стали почти черными и торчали в разные стороны.

На полке рядом с зеркалом лежал гребень, и Ри поспешил им воспользоваться. Другие принадлежности: несколько пилок, флакончиков с маслами и лосьонами, а также ароматная пудра – заинтересовали его не меньше. Ри перепробовал все. К тому времени, как вернулся слуга с его башмаками, в ванной стояла головокружительная смесь из запахов и водяного пара. А посреди всего этого – Ри в красивой черной ливрее с золотыми галунами и вышивкой вдоль воротника и манжет. Короткие волосы, едва прикрывавшие уши, теперь были аккуратно зачесаны назад, так что их неровная длина не так бросалась в глаза.

Слуга замер от удивления, и Ри почувствовал, как внутри растекается тепло – удовлетворение. Впервые за два года на него смотрели не с жалостью.

– Благодарю, – улыбнулся он, принимая начищенные до блеска башмаки.

Ничего больше он сказать не успел – в ванную влетел Эвретто: длинный, черный и очень злой.

– Кто позволил тебе одеться? – с порога рыкнул он.

Потом втянул длинным узким носом воздух и поморщился

– Разве я не запретил трогать вещи на полках?

Ри упрямо сжал зубы.

– Дану не запрещал и не говорил, что я обязан слушаться кого-то, кроме него.

– Щенок!

– Павлин!

– Ах ты..!

Слуга попытался проскользнуть мимо разгневанного камердинера, но тот ухватил беднягу за шиворот и встряхнул.

– А ты что здесь делаешь?

– Я... я подумал, что надо почистить...

– Он подумал! Кто приказал тебе думать, ничтожество?

Слуга совсем стушевался, зато у Ри на щеках заиграли желваки. Он решительно шагнул вперед и ударил камердинера по руке, сжимавшей воротник несчастного слуги.

– Отпусти его! Он не сделал ничего плохого.

Эвретто отдернул руку, а потом демонстративно вытер ее тонким батистовым платком. Выражение гнева сошло с его лица, оно теперь стало скорее отрешенным, но в глазах по-прежнему плясали злые язычки. Ри едва не расхохотался. Эвретто хотел походить на Гергоса, но у него не получалось – глаза выдавали. А вот дану умел смотреть по-настоящему холодно...

– Я доложу о произошедшем его светлости, и тебя вышвырнут на улицу, неблагодарная тварь.

Прежде чем Ри успел что-либо сказать, Эвретто снова ушел. Слуга засеменил следом, рядом, но не смея касаться, и принялся оправдываться, заикаясь и путаясь в словах. Ри неуверенно закусил губу, но потом тряхнул медной шевелюрой и гордо выпрямил спину.

Гергос, как и обещал, ждал в гостиной. Теперь на нем был еще более роскошный камзол из золотой парчи, украшенный изумрудами, тонкая белоснежная рубаха с пышным воротником и узкие темные штаны. В Тобрагоне обычно одевались скромнее. Даже очень богатые люди, подражая высшей знати, а те – самому риссу, шили одежду преимущественно мягких тонов и почти не украшали ее самоцветами. В Анкъере и мода была соверешнно другой?

У Ри даже зарябило в глазах, а внутри снова вспыхнула искорка смеха. Разве может взрослый мужчина не выглядеть смешно, будучи разодетым как ярмарочный петух? Но, встретившись с блестящими зеленовато-карими глазами Гергоса, походившими на хризолиты, твердые и неживые, Ри поспешил поклониться. Смеяться ему расхотелось.

Все угрозы Эвретто не напугали его так, как этот взгляд.

– Вы звали меня, дану?

Камердинер тоже был тут – стоял, выпрямившись, за спинкой кресла, в котором сидел Гергос. На лице Эвретто читалось скрытое торжество.

– Действительно, дитя мое. Подойдите.

Холодные глаза осмотрели Ри с ног до головы, и Гергос слегка улыбнулся.

– Я вижу, костюм пришелся вам впору. И, я слышал, вы также оценили розовое масло?

Ри дерзко поднял взгляд на хозяина.

– Оно высшего качества, дану.

– Вы снова меня удивляете, дитя. Неужели вы разбираетесь в масле?

Ри почувствовал, что краснеет.

– Немного, дану.

– Поразительно. А я считал, что мальчиков в Интернате Толорозы держат в черном теле. Видите, Эвретто, вам совершенно не о чем беспокоиться. С маслом все в порядке.

– Я не сомневался, ваша светлость, – сухо проговорил камердинер.

– Нет? Но разве не вы буквально пять минут назад уверяли меня, что придется заново покупать масло, пудру и мыло?

Эвретто скрипнул зубами.

– Должно быть, я ошибся, ваша светлость.