Дикая птица

– Я устала, – ласково сказала она, заглядывая ему в глаза, – эту ночь хочу провести в одиночестве и дома. Много всего приключилось сегодня.

Радомир разочарованно выдохнул, но уступил. Провёл пальцами по руке Рогнеды, задумался, а потом спросил как бы невзначай:

– Скажи мне, что ты делала в библиотеке в такой час, любовь моя?

Рогнеда изобразила нежную улыбку и накрыла ладонь Радомира своей.

– Я надеялась, что прогулка позволит мне найти путь к моей памяти, а значит, и к тебе.

Радомир поджал губы, высвободил свою ладонь и встал, выпрямившись.

– В таком виде? – он кивнул на сорочку, глядя на Рогнеду сверху вниз. – С моим сыном?

Рогнеда сжала ворот сорочки, прикрывая ключицы и демонстрируя крайнюю оскорблённость.

– Ты меня в чём-то обвиняешь, Радомир?

– А что прикажешь мне думать? Моя невеста в одном исподнем проводит ночи в библиотеке с моим собственным сыном! – с каждым словом Радомир распалялся всё сильнее. От ласки, с которой он целовал Рогнеде руки, не осталось и следа. – Что прикажешь думать страже, которая застала вас? И зачем ты повела его в свои покои?

– Чтобы залечить его раны! – Рогнеда тоже вскочила на ноги.

– Для этого есть Журавли!

– Не было у меня времени звать Журавлей. Твой сын умирал! – воскликнула Рогнеда и тут же заставила себя смягчиться, и взять Радомира за руку. – И всё, о чём я могла думать в тот миг, каким горем обернётся твоя жизнь, если потеряешь его, – она погладила его щёку. – Я бы не пережила твоей боли.

Радомир вместо ответа впился поцелуем в её губы.

– Прекрасная, лучшая, чарующая, – бормотал он, осыпая поцелуями её лицо. – Я счастлив, что твоё доброе сердце бьётся ради меня.

Зазвенела пряжка ремня, застёжки на кафтане, торопливая рука задрала сорочку, оцарапав ногтями нежную кожу бедра, и Рогнеда уступила, как уступала всегда, позволяя царю получить желаемое. Радомир не терпел отказов. Не стерпел и в этот раз, завладев Рогнедой торопливо и жадно, с силой и страстью, на которую способен не каждый мужчина в его годах. Рогнеда услужливо стонала, шептала его имя и запускала в его волосы пальцы, на которых всё ещё осталась кровь Дарена, смешанная с её собственной.

Когда Радомир заснул, Рогнеда бесшумно выскользнула из постели, так же легко, как до этого ускользнула от ревности, сдав в распоряжение Радомира своё тело. Наскоро одевшись, она покинула Царские Палаты через старую кухню, которая располагалась в заброшенной части Палат, в той, где раньше обитала почившая царица. Радомир никому не позволял заходить туда, то ли надеясь сохранить память о жене нетронутой, то ли, наоборот, не желая о ней вспоминать. Так или иначе, Рогнеда ещё давно отыскала этот ход, которым пользовалась в дни, когда не хотела попадаться никому на глаза.

Выбравшись на улицу, Рогнеда набрала полную грудь ночного воздуха, показавшегося ей особенно свежим после духоты спальни и запаха разгорячённых тел, и обернулась. Царские Палаты возвышались над ней непреодолимой чёрной горой. Светились некоторые оконца, подсказывая, что не все обитатели спят. На фоне звёздного неба вырисовывались разномастные башенки: одни с пузатыми луковицами крыш, другие – с крышами острыми и длинными, подобно стрелам, стремящимся пронзить луну. Говорили, что Царские Палаты носили в себе отпечаток каждого царя, когда-либо правившего в этих стенах. Интересно, как они изменятся, когда Рогнеда сядет на трон?

На прощание наградив Царские Палаты лёгкой улыбкой, Рогнеда развернулась и направилась к конюшням. Запрягла первого попавшегося коня и поскакала к дому. Пустые улицы Даргорода мирно спали, так что звон копыт эхом разносился по округе. Ночь выдалась лунная, светлая – редкое явление в разгар осени. Ближе к окраине города каменные дома сменились деревянными избами, и Рогнеда увидела резной конёк на крыше своего дома – самого высокого на улице. Щедрый подарок Радомира в её первый визит в Даргород, но ещё сдержанный – домик хоть и большой, но на самой окраине, чтобы не сильно волновать двор излишним вниманием царя к женщине, пусть и княгине, но всё же недостаточно богатой и знатной, чтобы это внимание привлекать. Подарок, преподнесённый вместе с предложением остаться в столице.

Рогнеда спешилась у ворот и взлетела на крыльцо, у которого дремал Войко. На носу у него красовался огромный синяк от её утреннего удара.

– Госпожа! – подскочил он. – Мы так перепугались, когда ты убежала!

Рогнеда не обратила на него внимания и забежала в дом. Бросилась к лестнице прямиком на чердак. Нужно было проверить, остались ли живые птицы – это единственное, что её сейчас волновало. Она так торопилась, что чуть не упала с хлипкой приставной лестницы.

На чердаке было темно и тихо. Пол усыпан перьями и помётом. Под потолком висели пустые клетки, лениво покачиваясь от сквозняка. Круглое чердачное окно распахнуто. Рогнеда никогда его не закрывала. И никогда не запирала клетки. Птицы всегда возвращались. Они всегда возвращались домой. К ней.

На глаза навернулись слёзы, и Рогнеда стиснула зубы, чтобы не расплакаться. Позади послышалось напряжённое кряхтение – это Войко взбирался на чердак.

– Что-то стряслось, госпожа? – кудрявая голова высунулась из проёма в полу.

Рогнеда взвыла. Ей нужно было куда-то деть страшные чувства, раздиравшие и давившие грудь. Она потеряла всех своих птиц! Она убила их! Они были с ней с самого детства! Они были её!

– Кто?! – взревела Рогнеда, хватая Войко за бороду и втягивая на чердак. – Кто был здесь?!

Войко схватил её за руку, вполз животом на дощатый пол и завалился на спину. Лунный свет упал на чернильную татуировку на его шее руны обещания, означающей, что и он принадлежит ей.

– Я не понимаю, госпожа! – верещал Войко, щуря слепой глаз. – Что-то случилось?

– Кто-то был здесь сегодня?! – Рогнеда изо всех сил дёрнула Войко за бороду. Татуировка на шее вспыхнула, причиняя ему боль и напоминая, кто здесь хозяин.

– Никого! Никого не было!

Рогнеда снова дёрнула бороду, руны разгорелись сильнее. Войко взвыл.

– Отвечай честно! Или хочешь, чтобы я тебя и второго глаза лишила?

Войко схватился за белый слепой глаз и с ужасом посмотрел на Рогнеду вторым – карим.

– Никого не было, госпожа! Клянусь! Глазом своим клянусь! Не было в доме чужаков!

– Из своих кто на чердак поднимался?

– Никто! Не знаю! Не видал, госпожа! Клянусь!

Рогнеда занесла руку, чтобы хорошенько его ударить по раскрасневшейся роже. Но тут что-то пискнуло в темноте. Рука дрогнула, и Рогнеда резко обернулась.