Дикая
Шрифт:
Но о них я не думала.
Это была сделка, которую я заключила сама с собой несколько месяцев назад и которая заставила меня отправиться в поход в одиночку. Я понимала, что если позволю страху одолеть меня, то мое путешествие обречено. Страх в значительной степени рождается из тех историй, которые мы себе рассказываем. Поэтому я решила рассказывать себе иную историю, нежели те, которые рассказывают друг другу женщины. Я решила, что я в безопасности. Я сильна. Я мужественна. Ничто не может сломить меня. Упорно держась за эту историю, я, конечно, занималась своего рода самовнушением, но по большей части оно срабатывало. Всякий раз, услышав звук неизвестного происхождения или почувствовав, как нечто чудовищное начинает формироваться в моем воображении, я отталкивала это
Я ожидала встретить змей, готовых ужалить, за каждым поворотом. Казалось, этот ландшафт просто создан для них. А также для горных львов и обожающих пустынную местность серийных убийц.
Мне было слишком трудно, чтобы еще и бояться.
Я делала один шаг, потом другой, двигаясь вперед со скоростью, которую нельзя назвать иначе, как «черепашьим шагом». Я и не думала, что пройти по МТХ будет легко. Я знала, что какое-то время придется приспосабливаться. Но теперь резко поубавилось уверенности в том, что удастся приспособиться. Поход по МТХ отличался от того, что я себе вообразила. Я сама отличалась от той женщины, которую воображала себе. Я даже не могла припомнить, что именно представлялось мне шесть месяцев назад, в декабре, когда я впервые приняла решение «сделать это».
Я вела машину по отрезку шоссе к востоку от Су-Фолс в Южной Дакоте, когда у меня возникла эта идея. Я выехала в Су-Фолс из Миннеаполиса накануне вместе с подругой Эме, чтобы забрать свой грузовик, который оставил там один из друзей: он взял его у меня в аренду, но машина по дороге сломалась.
К тому моменту как мы с Эме прибыли в Су-Фолс, мой грузовик уже отбуксировали с улицы. Теперь он стоял на стоянке, окруженной цепной изгородью и заваленной снегом, поскольку парой дней раньше случилась сильная метель. Именно из-за этой метели я и пошла накануне в магазин REI купить лопатку. Пока я стояла в очереди, чтобы заплатить за нее, я заметила путеводитель по Маршруту Тихоокеанского хребта. Я сняла его с полки, рассмотрела обложку и прочла аннотацию, прежде чем вернуть на место.
Я делала один шаг, потом другой, двигаясь вперед со скоростью, которую нельзя назвать иначе, как «черепашьим шагом».
Как только мы с Эме очистили машину от снега, я забралась внутрь и повернула ключ. Я думала, что не услышу ничего, кроме мертвого щелчка, который автомобиль издает, когда больше ничего не может для тебя сделать, но он завелся мгновенно. Мы могли сразу же уехать обратно в Миннеаполис, но вместо этого решили остаться на ночь в мотеле. Вечером пошли поужинать в мексиканский ресторанчик, воодушевленные нежданной легкостью нашего путешествия. Пока мы ели чипсы с сальсой и запивали их «маргаритой», у меня вдруг возникло странное ощущение в желудке.
— Такое ощущение, будто я глотала эти чипсы целиком, — сказала я Эме, — и теперь их края протыкают меня изнутри. Мне казалось, что нижняя часть живота у меня вздулась, и там ощущалось покалывание. Ничего похожего раньше со мной не случалось.
— Может быть, я беременна, — пошутила я. И в тот же момент, когда произнесла эти слова, осознала, что не шучу.
— А ты беременна? — удивилась Эме.
— Очень может быть, — ответила я, внезапно приходя в ужас. Несколько недель назад я переспала с парнем по имени Джо. Мы познакомились предыдущим летом в Портленде, куда я сбежала, чтобы повидаться с Лизой и отрешиться от своих проблем. Я пробыла там всего несколько дней, и однажды он подошел ко мне в баре и накрыл мою руку своей ладонью.
На голове у него была неоново-яркая стрижка ежиком, как у панка, кричащая татуировка покрывала его руки до половины, а вот лицо оказалось полной противоположностью этому образу: упрямое и нежное, как у котенка, который хочет молока. Ему было 24 года, а мне 25. Я не спала ни с кем с тех пор, как три месяца назад мы с Полом окончательно расстались. В ту ночь
мы с Джо занимались сексом на его хлипком футоне, расстеленном на полу, и почти не спали, проговорив до самого восхода солнца, в основном — о нем. Он рассказывал мне о своей умнице матери и алкоголике отце, об элитном и строгом университете, где годом раньше он получил диплом бакалавра.Молодая и переполненная скорбью, я была готова к саморазрушению. Так что я не просто сказала «да» героину. Я вцепилась в него обеими руками.
— Ты когда-нибудь пробовала героин? — спросил он утром.
Я покачала головой и рассмеялась:
— А что, надо было?
Я могла бы спустить этот вопрос на тормозах. Когда мы познакомились, Джо только-только начал его употреблять. Он делал это без меня, с группой приятелей, которых я не знала. Да, я могла бы пропустить его вопрос мимо ушей, но что-то принудило меня сделать паузу. Я была заинтригована. Я не была связана никакими обязательствами. Молодая и переполненная скорбью, я была готова к саморазрушению.
Так что я не просто сказала «да» героину. Я вцепилась в него обеими руками.
Я лежала в обнимку с Джо после секса на его шатком диванчике, когда в первый раз попробовала героин, спустя неделю после того, как мы познакомились. Мы по очереди вдыхали дым горящей капельки черной героиновой смолы, прилепленной к листку алюминиевой фольги, через трубочку, которая была тоже сделана из фольги. Всего через несколько дней я уже оставалась в Портленде не ради того, чтобы повидаться с Лизой и убежать от своих печалей. Я была в Портленде потому, что у нас с Джо началась этакая полулюбовь, подогретая наркотиками. Я перебралась в его квартиру над заброшенной аптекой, где мы и провели большую часть лета, занимаясь приключенческим сексом и употребляя героин. Вначале это происходило пару раз в неделю, потом — раз в два дня, потом — каждый день. Вначале мы его курили. Затем нюхали. Но мы никогда не будем его колоть! — говорили мы. Ни в коем случае.
На прошлой неделе мне исполнилось 26 лет. Это был первый день рождения в моей жизни, когда меня не поздравил ни один человек.
А потом стали колоть.
Это было здорово. Это было нечто необыкновенно-прекрасное и не принадлежащее этому миру. Как будто я нашла настоящую планету, о существовании которой всегда знала. Планету Героин. Место, где не было боли; где смерть матери, и отсутствие в моей жизни отца, и распад нашей семьи, и расставание с человеком, которого я любила, — все это было неприятностями, в сущности, не такими уж страшными.
По крайней мере, так казалось, когда я была «на приходе».
По утрам моя боль усиливалась в тысячу раз. По утрам оказывалось, что в моей жизни есть не только эти печальные факты. Теперь был еще один, дополнительный факт — то, что я превратилась в кучу дерьма. Я просыпалась в убогой комнатенке Джо, и все говорило мне об этом: лампа и стол, книга, которая упала, раскрывшись, и теперь лежала, распластав по полу свои мятые страницы. В ванной я умывалась и всхлипывала в ладони, делая несколько быстрых вдохов, готовясь к работе официантки, которую нашла себе в ресторане, где подавали завтраки. Я думала: это не я. Я не такая. Прекрати это. Хватит. Но после рабочего дня я возвращалась с комком наличных, чтобы купить еще одну дозу героина, и думала: Да. Я до этого дошла. Я докатилась до того, чтобы зря растратить свою жизнь. Я превратилась в наркоманку.
Но этому не суждено было сбыться. Однажды мне позвонила Лиза и сказала, что хочет повидаться. Я не теряла с ней связи, подолгу тусовалась у нее дома, рассказывая ей некоторые подробности того, чем занимаюсь. В этот раз, как только я переступила ее порог, я поняла, что все не так просто.
— Ну-ка, расскажи мне о героине, — потребовала она.
— О героине? — переспросила я беззаботным тоном. Что же я могла ей сказать? Это было необъяснимо даже для меня самой.
— Я не становлюсь наркоманкой, если тебя это беспокоит, — соврала я. Я стояла, прислонившись к кухонному шкафчику, наблюдая, как она подметает пол.