Дикие ночи

Чтобы заглушить боль, мне нужно было окунуться в мерзость и порок, только это помогало. Под мостом Гренель есть Лебединая аллея, где черноту ночи не разгоняет ни одно светлое пятно. Под мостом колышутся человеческие тени, если, конечно, это не черные австралийские лебеди.

Бритоголовый парень в холщовых штанах и армейских ботинках прижимает меня к опоре моста и бьет коленом в пах. Когда мой партнер отклоняется в сторону, я вижу на другой стороне Дом Радио. Он плюет мне в лицо, я мочусь ему на руки, а он вытирает их об мои волосы и шею. И я забываю…

К Лоре я возвращаюсь очистившимся. Я знаю, что мог бы приобщить ее к «радостям» моих диких ночей, и это ничего бы не изменило. Грязь, плевки, моча, сперма или дерьмо отмываются водой и мылом.

Я любил чувствовать ее груди, ощущать себя внутри нее. Я редко целовал Лору, почти не разглядывал тело. Ласкать я любил Сэми, и целовать я хотел тоже его, но он, на мое несчастье, предпочитал женщин.

Я любил Сэми, любил Лору, любил порочность своих ночей. Неужели я родился с расщепленным сознанием? Или меня резали на кусочки медленно, постепенно, потому что в монолитном состоянии я становился слишком опасным, неконтролируемым?

Я трус: считаю, что прихожу к Лоре, очистившись от грязи ночной жизни, но молча и подло отравляю ее своей гнилой кровью. Я стрелял в нее вирусом и ничего не говорил. Молчание завораживало меня.

Я хотел признаться и не мог: ей только исполнилось восемнадцать, и я видел лишь ее обманутую юность и погибшую жизнь.

Наш с Омаром фильм должны были показывать в Швейцарском культурном центре, а после просмотра устраивали обсуждение. Жена Омара только что родила дочку, он сидел у ее постели и попросил меня сходить туда вместо него.

Я взял с собой Сэми. Мы болтали и смеялись, пока не погасили свет. Девушка, сидевшая за несколько рядов до нас, все время оборачивалась и улыбалась нам. Сэми девица понравилась. Когда мы вышли на улицу, я подошел к ней. Внезапно оробевший Сэми присоединился к нам. Девушка оказалась швейцаркой из Лозанны, звали ее Сильвия. В Париже она училась рисованию.

У Сильвии была комната в общежитии Художественного городка, хотя чаще всего она ночевала у подруги. Она сказала, что сегодня ночует одна, и пригласила нас с Сэми к себе. В двух больших комнатах прямо на полу лежали матрасы, грязная посуда была свалена на кухне, тут же блюдо остывших спагетти с томатным соусом, на стенах и на полу — рисунки и картины.

Мы ласкали Сильвию, и наши руки иногда встречались. Я прикасался пальцами к телу Сэми, он тоже, как бы невзначай, ласково проводил ладонью по моему бедру. Девушка удивлялась нашим движениям. Сэми решил поддразнить ее:

— Да он же мой любовник!

Я включился в его игру, хотя чувствовал, что Сильвия хотела бы заняться любовью только с одним из нас, вот только не решила еще с кем именно. Лаская, Сэми одновременно отдалял меня от девушки: он знал, что его я хочу больше, чем ее; он возбуждал меня, привлекал к себе — лишь бы я не покушался на Сильвию. Через мгновение они сплелись в объятии, отстранив меня.

Я отправился в соседнюю комнату и улегся на матрас. Беспорядок, матрасы на полу и грязь заставили меня вспомнить начало 80-х… Я возвращаюсь из Пуэрто-Рико, загоревший, опьяневший от секса и солнца. Такси везет меня в сером воздухе, крутится вокруг Парижа, а я все еще ощущаю на своей коже запах трех любовников предыдущей ночи: Эдсон водит без прав «кадиллак» Джо-адвоката и приторговывает в бидонвилях Сантучче; Макс «щиплет» туристов на Кондадо-авеню; с мягким и интеллигентным усачом Орландо я сплю только потому, что он хочет меня уже несколько дней. Я звоню у дверей Марка. Он делит квартиру с приятелем-инженером, работающим в нефтяной компании. Марк студент, несколько месяцев назад я тоже учился на инженерном факультете.

В их двухкомнатной квартире матрасы брошены прямо на пол, грязная одежда свалена в углу, сквозняки гоняют по комнатам клубки пыли, стекла, рамы и подоконники заросли грязью, а в воздухе повис стойкий запах двух холостяков и едва различимый аромат случайных приятельниц. Все эти воспоминания вернулись вдруг ко мне через десять лет в квартире, где Сэми занимался любовью с Сильвией, а я пытался заснуть в соседней комнате… Мы не виделись с Марком несколько месяцев, но, когда я вошел, у нас обоих возникло чувство, что мы расстались накануне. Мне негде ночевать, и Марк предлагает положить еще один матрас в коридорчике, соединяющем комнаты. Я соглашаюсь и остаюсь на месяц, на два…

Однажды вечером я встретил на Трокадеро парня, сказавшего мне, что он фокусник и ассистент Жерара Мажакса. Я привел его в свой коридорчик, надеясь, что Марк и инженер уже спят. Я раскидываю матрас, мы быстро раздеваемся, и фокусник овладевает мной. Когда я начинаю кричать от удовольствия, дверь комнаты открывается и выходит инженер в одних трусах. Чтобы добраться до сортира, он вынужден перешагнуть через нас. Возвращаясь, он смотрит на нас с откровенным отвращением. Мой фокусник смывается, а инженер стучит к Марку, и тот кричит, чтобы он входил. Я успеваю заметить полотенце, наброшенное на лампу, и голую спину девушки, сидящей верхом на Марке. Инженер спрашивает:

— Я помешал?

— Да вовсе нет! Наоборот, ты очень вовремя, Арлетт как раз спросила меня, на какой стадии возгонки получается чистый парафин!

— Извини…

— Тебе что-нибудь нужно?

— Да нет, ничего… Уверяю тебя, ничего.

На следующий день за завтраком инженер сказал Марку, что съезжает с квартиры и я могу занять его комнату. Я спросил:

— Это из-за вчерашнего?

Он ответил:

— Да… нет… может быть. — И добавил, что ему предложили место в Дубае на пять лет: тройной оклад, из этих денег часть будет идти на его счет, от таких предложений не отказываются…

Я улыбался своим мыслям, когда вошел Сэми. Я тут же изобразил на лице обиду брошенного любовника, и он улегся рядом со мной, прижался, несколько раз поцеловал в шею, потом встал и ушел. Так он возвращался несколько раз, проверяя мое настроение, и опять уходил заниматься любовью с Сильвией. Так, во всяком случае, казалось мне до утра, когда я без конца просыпался от криков удовольствия, существовавших в действительности только в моем воображении.

Утром мы пили кофе за стойкой кафе на авеню Гобеленов. Я спросил у Сэми, хорошая ли была ночь. Он ответил:

— Она позволила мне лизать себя, целовала меня, запустив палец в задницу, но так и не дала!

— Если бы ты спал со мной, я бы тебе все позволил!

Мне казалось, что время соткано из двух несовместимых материй: фатальности и прерывистости. Я проживаю историю, написанную моим прошлым, болезнью и предсказаниями Хейры; но я переживаю и множество страстей и желаний, островков событий, никак не связанных друг с другом.

Лора растянулась на спине, я лежал сверху. Я сказал ей: