Диккенс

Случалось, что он проводил весь день за работой и, чувствуя, что не в состоянии навестить Кэт, просил ее зайти к нему утром вместе с Мэри, ее сестрой, и приготовить ему завтрак. Он неизменно настаивал при этом, чтобы гостьи были пунктуальны.

Брат Диккенса, Фред, успешно выполнявший обязанности посыльного, бегал с записками с Фернивалс-инн в Бромптон и обратно, но по возрасту не годился на роль компаньонки, опекающей молодую особу. «Я против того, чтобы пускать вас с Фредом одних через весь Лондон, — особенно по Вест-Энду [38] . Как мне хочется побыть с тобой сегодня вечером! Какое это было бы наслаждение, окончив работу, посидеть с тобой у камина — нашего камина; искать в твоей нежности, твоей доброте отдохновение и счастье, какого — увы! — не найдешь в одиночестве холостого жилья! Необходимость, и только необходимость, вынуждает меня пожертвовать хотя бы одним вечером в неделю и лишить себя удовольствия побыть с тобой. Я знаю, ты не поверишь этому, хотя, в сущности, обязана поверить. Единственное, что мне остается (пока не кончена книга), это думать, что в будущем мне еще не раз удастся убедить тебя в том, что ты была несправедлива. Неужели ты не понимаешь, что работать так, как работаю я, не более эгоистично, чем предаваться удовольствиям, и что мною движет одна мысль, одна цель — забота о твоем будущем, о твоем счастье и благополучии?»

38

Вест-Энд — западная часть Лондона, богатый аристократический район. Здесь находятся парламент, королевский дворец, роскошные особняки, магазины, сады.

Он так уставал, что в конце концов валился с ног, заболевал. Однажды он принял большую дозу каломели, которая произвела у него внутри «столь странные пертурбации», что он был «решительно не способен выйти из дому». Головокружения, мигрени, слабость изводили его постоянно, и как-то раз, просидев за работой до трех часов утра, он «провел всю ночь — если эти часы еще могут быть названы ночью — в мучениях, превосходящих все, что мне ранее довелось испытать, и вызванных приступами острой боли в боку». Однако он так «привык быть жертвой подобных приступов», что они в конце концов перестали тревожить его. Осенью 1835 года Кэт (так же, как и ее мать) заболела скарлатиной, и Чарльз ежедневно часами просиживал у ее кровати. Правда, чтобы вызвать побольше сочувствия, больная подчас преувеличивала свои страдания. Нельзя, однако, сказать, чтобы ее возлюбленный охотно шел ей навстречу. «Очень трудно расточать утешения, когда сам нуждаешься в них, — пишет он, — право же, душа моя, сравнительно с моим положением твое кажется мне почти завидным». Жар? Ну что же: «Я и сам сгораю — от желания быть с тобой».

Весь этот год ему приходилось брать понемногу взаймы, чтобы прокормить себя и семью своего отца, в отличие от которого Чарльз аккуратнейшим образом возвращал все до последнего гроша точно в назначенный срок. Дважды он обращался к Макрону с просьбой «подстегнуть» Крукшенка, иллюстрировавшего «Очерки Боза»: с выходом книги в свет автору стало бы легче. Он даже пошел было к художнику сам, но не застал его дома и, решив, что «неплохо будет проветрить голову на свежем воздухе, обошел Пентонвиль и два-три раза заходил поглядеть, какие дома сдаются на новых улицах. Дороги они непомерно. Самый дешевый из тех, что я видел, обходится в год вместе с налогами в пятьдесят пять фунтов. Место, разумеется, удобное, да и сами дома — заглядение, но пятьдесят пять — это уж слишком». Чтобы сделать «Очерки» более увлекательными, он решил дополнить их главой о Ньюгетской тюрьме [39] , для чего осмотрел ее, «нашел чрезвычайно интересной» и разузнал и поведал Кэт множество историй, подчас довольно забавных. Однако финансовые дела его были из рук вон плохи. Где раздобыть денег, чтобы снять дом, чтобы отец не угодил в тюрьму за долги, а у семьи был кусок хлеба и крыша над головой; как ухитриться обставить квартиру и купить костюм, — ведь к издателю и новым знакомым нужно являться в приличном виде? А пока он ломал голову, его донимали торговцы, требовавшие уплаты по счетам. «Вчера вечером получил послание от мясника — его помощник хочет упрятать меня в тюрьму за то, что я его обругал. Я ответил, что чем скорее, тем лучше, и что я приказал моему клерку не принимать более тех, кто хочет добиться от меня чего-либо наглым вымогательством». В сан клерка был, по-видимому, произведен братец Фред.

39

Ньюгет — уголовная и политическая тюрьма в Лондоне, построенная в XII веке. Во времена Диккенса была центральной уголовной тюрьмой и служила (до 1862 года) местом публичных казней. Закрыта в 1880 году, снесена в 1903— 1904 годах.

А между тем в новом, 1836 году всем этим злополучным обстоятельствам суждено было коренным образом измениться. В первых числах февраля вышли в свет «Очерки Боза»; их стали бойко раскупать. Несколько дней спустя новая издательская фирма «Чэмпен и Холл» предложила Диккенсу написать для них текст к серии рисунков. Платить обещали по четырнадцать фунтов в месяц. Герои серии — «члены охотничьего „Клуба Нимрода“ [40] отправляются по белу свету поохотиться, поудить рыбу и из-за собственной нерасторопности попадают во всяческие переделки». Приключения должны были выходить частями, помесячно, автору предстояло сотрудничать с известным иллюстратором Робертом Сеймуром, причем тексту отводилась второстепенная роль. «Работа предстоит нешуточная, — сообщал Чарльз невесте, — но очень уж соблазнительны условия». По замыслу издателей, серия должна была представлять собою шутку, славную шутку, и не более, чем шутку; таким образом, приходилось считаться с мнением автора, а автор был настроен критически: «Подумав, я стал возражать. Во-первых, сказал я им, если не считать того, что связано с передвижением по земной поверхности, я не ахти какой спортсмен, хотя родился и вырос за городом. Далее. В самой идее нет ничего нового, и было бы несравненно лучше, если бы гравюры возникали из текста, а не наоборот. Сюжет я хотел бы развивать по собственному усмотрению, с более широким охватом сцен английской жизни, с большим разнообразием персонажей и боюсь, что в конечном счете буду писать именно так, как бы ни старался следовать первоначально избранному плану... Друзья говорили мне, что подобные издания — это дешевая стряпня в угоду низменным вкусам и что такая работа означает гибель всех моих светлых надежд. Теперь всякий знает, правы ли они были, мои друзья».

40

Клуб. Громадную роль в жизни англичан играли и играют клубы. Первые клубы появились в Англии еще в конце XVII века. К XIX веку общественная жизнь в Англии сосредоточивалась в клубах. Хотя в XIX веке клубы значительно демократизировались, все же оставались достаточно замкнутыми учреждениями. Вступительные взносы в клубы, даже в самые демократические, были достаточно высоки. Как правило, клубы располагались в специальных, великолепно оборудованных помещениях, имели свои столовые, библиотеки и т. д. Правила распорядка в клубах в большинстве случаев были строгие. В клубы не допускались посторонние, женщины. Обедать можно было лишь в вечерних костюмах. Клубы представителей искусства и литературы отличались большим демократизмом и простотой.

Добившись того, что в задуманной серии решающее слово должно было принадлежать автору текста, Диккенс приступил к работе над первым выпуском «Записок Пиквикского клуба». Сначала дело шло туго. «Печатные листы тянутся томительно долго, — ворчал он. — Я и не представлял себе, что в каждом такая уйма слов». Впрочем, к началу второй главы дело пошло на лад. «Только что усадил Пиквика с приятелями в карету на Рочестер [41] , куда они и покатили себе, а с ними вместе одна персона, ничем не напоминающая кого-либо из моих прежних героев. Льщу себя надеждой, что этого парня ждет бесспорный успех». И хотя Джингль тогда еще не имел бесспорного успеха, интересно отметить, что первым из истинно диккенсовских героев был актер, чей темперамент был так сродни темпераменту автора.

41

Рочестер — древний городок на правом берегу реки Медуэй, впадающей в Темзу.

Полный творческих замыслов, создатель Джингля подыскал там же, в Фернивалс-инн, приличную квартирку, переехал и стал готовиться к приему своей будущей жены. В марте было решено, что они поженятся 2 апреля. Диккенс получил специальную лицензию на брак. «Еще день долой. Ура!» — писал он взволнованно. Венчались они в церкви Святого Луки в Челси [42] через два дня после выхода в свет первой серии «Пиквика». Свадьба была скромной: единственным гостем, не считая Диккенсов и Хогартов, был шафер жениха Том Бирд. Джон Диккенс по-прежнему оставался в немилости у родственников жены, и Чарльз, сообщая своему дяде Томасу Барроу о своей женитьбе, выразил сожаление, что не может представить дядюшке молодую жену. «Если до свадьбы я не считал возможным бывать в доме, где не принят отец, то не смогу и теперь. Равным образом я не могу видеть у себя родственников, которые к нему относятся иначе, чем ко мне». По мнению племянника, Барроу не оценил Диккенса-старшего по достоинству. Может быть, надеясь, что дядя изменит свое отношение к его собственному отцу, Чарльз одновременно отрекомендовал и отца Кэт, Джорджа Хогарта, как «джентльмена, который недавно написал блестящее и уже широко известное музыкальное исследование. Ближайший друг и сподвижник сэра Вальтера Скотта, он является одним из наиболее выдающихся литераторов Эдинбурга».

42

Челси — один из районов Лондона. Во времена Диккенса — пригород.

Медовый месяц Чарльз и Кэт провели в кентской деревушке Чок. Справедливей было бы назвать этот месяц неделей, потому что ровно через неделю Чарльз стал проявлять признаки беспокойства и заторопился в Лондон. Причина очевидна: постоянное присутствие жены стало тяготить его. Иными словами, это означало, что он совершил довольно обычную ошибку, приняв физическое влечение за любовь. Однако, куда более быстрый и решительный, чем другие, он, очевидно, за эту неделю все понял и решил, как вести себя в дальнейшем. Его последнее письмо к ней перед свадьбой начиналось словами: «Бесценный мой Критик!»; первое после свадьбы: «Милая Кэт!»

Вернувшись к себе в Фернивалс-инн, Диккенс получил эскиз гравюры к «Рассказу странствующего актера» во втором выпуске «Пиквика». Гравюра, по мнению Диккенса, не удалась, и он попросил Сеймура прийти и обсудить работу. Они еще не встречались, и ситуация была щекотливой — не только потому, что многообещающий замысел Диккенса вытеснил первоначальную идею Сеймура, но и потому, что Сеймур был на двенадцать лет старше Диккенса и завоевал уже громкую известность. Человек он был нервный, вспыльчивый, успевший повздорить не с одним литератором, и то обстоятельство, что в данном случае привычные для него отношения изменились, без сомнения, чрезвычайно досаждало ему. Диккенс, понимая всю важность сотрудничества со знаменитым художником, держался как нельзя лучше, и письмо его было составлено в самом умиротворяющем тоне: «Я давно собирался написать Вам, какая это для меня огромная радость, что Вы отдаете столько сил нашему общему другу, мистеру Пиквику, и насколько результаты Вашего труда превзошли мои ожидания». Однако эскиз к «Рассказу странствующего актера», хотя и «очень хороший», не вполне соответствует его замыслу, и он сочтет «за личное одолжение», если Сеймур сделает другой рисунок. «Мне будет весьма приятно увидеть Вас, а также и новый эскиз, когда он будет готов». Упомянув о тех изменениях, которые он хотел бы видеть в эскизе, Диккенс добавляет: «Обстановка комнаты у Вас получилась замечательно. Я взял на себя смелость подсказать Вам кое-что в полной уверенности, что Вы примете мои замечания так же доброжелательно, как я отдаю их на Ваш суд».

Сеймур пришел. О том, что произошло, нам остается только догадываться. Зная Диккенса, можно с уверенностью сказать, что он был в высшей степени радушен, предупредителен и мил. Ему еще предстояло пробить себе дорогу. «Пиквик» пока еще не пользовался успехом. Сеймур же славился работами, изображавшими сцены из жизни спортсменов; сотрудничая с ним, автор попадал в орбиту его славы. Очевидно прекрасно понимая, что если не поладить с художником, трудно будет найти другого, лучшего, Диккенс старался сделать все, что было в его силах. Но уступить — о нет! Он точно знал, чего хочет, и был полон решимости добиться своего во что бы то ни стало. Два полководца не могут командовать одной армией, и, если уговоры ни к чему не привели, Диккенс, очевидно, перешел к требованиям. Сеймур, по-видимому, держался важно и был немногословен. Какой-то молокосос, выскочка, самоуверенный журналистик, каким он, безусловно, считал Диккенса, заявляет ему, что его эскиз изображает героев антипатичными, а одного даже «предельно омерзительным!» Его достоинство было глубоко задето, тщеславие художника уязвлено. Беседа, несомненно, едва не перешла в ссору и оборвалась внезапно. Сеймур ушел. На другой день он приступил к новому эскизу. Но, по-видимому, нараставшее чувство обиды, унижения и беспомощности в конце концов настолько овладело им, что он вдруг бросил работу, выбежал в сад и застрелился. Трудно объяснить причину этого неожиданного шага. Очевидно, такова уж природа людей, и вину остается возложить на того, кто создал их такими.

Положение издателей было незавидным. Идея создания «Пиквика» принадлежала Сеймуру, и они рассчитывали, что его имя будет приманкой для читателей. Первый выпуск расходился туго, а теперь еще и Сеймура не стало. Для будущего молодой фирмы дела принимали угрожающий оборот. Но энергия Диккенса, его вера в свои силы придали и издателям храбрости. Пригласили другого художника — Роберта Басса. Его иллюстрации оказались неудачными. Были и другие претенденты, и среди них два молодых человека, одного из которых звали Джон Лич [43] , а другого Уильям Мейкпис Теккерей. Первый шесть лет спустя проиллюстрировал «Рождественскую песнь» Диккенса, а второй через одиннадцать лет — свою собственную «Ярмарку тщеславия». Но ни тот, ни другой не угодил Диккенсу. Ему удалось внушить Чэпмену и Холлу, что единственный человек, которому сам бог велел делать иллюстрации к «Пиквику», это Хэблот К. Браун [44] , только что закончивший под псевдонимом «Физ» несколько гравюр к его памфлету «Воскресенье под „Тремя головами“. Браун и принялся за работу, и ни у кого не было повода когда-либо пожалеть об этом. Он уловил самый дух диккенсовских героев, сделал их чуточку — как раз в меру — карикатурными, и по сей день трудно себе представить персонажей „Пиквика“ иными, чем их изобразил Физ. Когда двадцать три года спустя Диккенс порвал с Физом, он делал все, чтобы порвать и с самим собою — с человеком, которым он был до тех пор.

43

Лия Джон (1817—1864) — английский карикатурист и иллюстратор. Иллюстрировал «Рождественскую песнь» и другие рассказы Диккенса. Принимал деятельное участие в любительских спектаклях, организуемых Диккенсом.

44

Браун Хэблот Найт (псевдоним «Физ») (1815— 1882) — известный английский художник-карикатурист. Иллюстрировал многие романы Диккенса.

К осени 1836 года Пиквик пользовался в Англии большей известностью, чем премьер-министр. Первоначально книга была задумана по образцу «Жизни в Лондоне» и «Финиша» Пирса Игэна [45] , фамилия главного героя и та представляет собою название деревни, где на сцену выходит Толстый Рыцарь. Однако Диккенсом был создан совершенно особый, его собственный мир, и этим он нисколько не обязан писателям, у которых заимствовал ту или иную идею. Любопытно, что «Пиквикские записки», выходившие ежемесячно, начиная с 31 марта 1836 года и кончая ноябрем 1837-го. первые четыре месяца терпели полный провал. Первая часть была напечатана всего в четырехстах экземплярах, но вот в пятом выпуске появился Сэмюэл Уэллер, и тираж стал расти с головокружительной быстротой, достигнув еще раньше, чем была опубликована вся серия, сорока тысяч экземпляров в месяц. Славу «Пиквику» принес Сэм, но большинству современных читателей ясно, как близок он был к тому, чтобы «Пиквика» погубить. В литературе нет ни одного комического героя, который был бы менее комичен, разве что шекспировский Оселок [46] , которому не сыщешь равных. Мы считаем величайшей удачей книги образ отца Сэма, Тони Уэллера, чей рассказ о том, как умирала его жена, достоин занять место чуть ли не рядом с рассказом мистрис Квикли о смерти Фальстафа [47] . Отдельные сцены «Пиквика» — нечто единственное в своем роде; кроме того, не считая двух-трех романов Вальтера Скотта, эта книга содержит наиболее блистательные в английской литературе юмористические страницы.

45

Пирс Игэн — автор бытовых очерков, рассказов и анекдотов из жизни Лондона. Ввел в моду публикацию произведений иллюстрированными выпусками.

46

Оселок — шут, персонаж комедии У. Шекспира «Как вам это понравится».

47

С рассказом мистрис Квикли о смерти Фальстафа. Фальстаф и мистрис Квикли — действующие лица пьес «Генрих IV», «Генрих V» и «Виндзорские насмешницы» У. Шекспира. Упомянутый рассказ мистрис Квикли — в пьесе «Генрих V», акт II, сцена 3.