Дикое домашнее животное

– А ты хочешь?

Я затаила дыхание.

Игорь смотрел на меня и молчал.

А я ждала, что он ответит, и с каждой секундой моя надежда таяла.

– Нет, – сказал он, наконец, и отвел глаза в сторону.

Врешь! Ну ведь врешь!

Я вдруг почувствовала, что еще не все потеряно.

– Посмотри на меня. Пожалуйста!

Нехотя он подчинился.

– Обещаю тебе, – сказала я, – что в этот раз все будет по-другому. Я буду другой.

Он усмехнулся:

– Ты не сможешь.

– Почему?

– Потому что ты органически не способна пустить в душу другого человека.

– Да, если это не ты, – честно признала я.

На его выразительном лице одна эмоция сменяла другую. Я буквально кожей чувствовала, как он борется сам с собой.

– Нет, – решил он в конце концов.

И тут я разозлилась.

– Черт возьми! Так и скажи, что ты трусишь!

Он тоже разозлился.

– Да, мне страшно! – закричал он. – А тебе разве нет?

– Еще как страшно. Но я, по крайней мере, готова рискнуть. А ты?

Он молчал.

– Ты боишься, что у меня не получится, и тебе снова придется уйти? – догадалась я.

Он не хотел отвечать, но я ждала.

– Слушай… Давай все оставим, как есть, – сказал Игорь.

А я вдруг устала.

Смертельно.

Нет так нет. Насильно мил не будешь.

– Какая ирония! – усмехнулась я. – Лосев, вдохновленный твоим примером, переехал к Антонине… Видел бы он нас сейчас.

Он собирался что-то ответить, но мне уже было все равно.

– Извини, что отняла у тебя столько времени, – сказала я.

Развернулась и пошла к двери.

Он не остановил меня.

Заждавшийся Бруно подскочил от радости, чуть не свалив журнальный столик со стопкой газет и рекламных проспектов, и мы, никем не задерживаемые, вышли в коридор.

Возле двери топтались несколько человек, не решавшихся войти внутрь. Они недобро на нас посмотрели, но не посмели сказать ни слова.

Мы выбрались наружу и пошли домой.

На улице похолодало, накрапывал мелкий противный дождик. Но я не чувствовала холода – мне было жарко, лицо горело.

Я расстегнула куртку и размотала шарф. Благодать!

Сейчас я простыну и умру. Ну и пусть.

Вот, значит, как это бывает.

Ну что ж, привыкайте, Инна Алексеевна. С возвращением на Землю!

Оказывается, и вправду – Вселенная не вертится вокруг исключительно вашей персоны. И в самом деле существуют параллельные миры, с которыми вы, видимо, никогда не пересечетесь.

Я почувствовала, что отсюда совсем недалеко до депрессии, и снова разозлилась.

Какого черта? Не смей киснуть! У тебя еще будет время для мировой скорби.

А пока…

«Главное – ты жива», – любила повторять бабушка, прошедшая лагеря и блокадный Ленинград.

Ей бы мои проблемы!

Я тряхнула головой и прибавила шагу. Однако Бруно тормозил и не хотел ускоряться.

– Не отставай! – дернула я за поводок.

Но он почему-то упирался и все время оглядывался.

– Малыш, ну в чем дело?

Я остановилась и тоже обернулась.

Чтобы не врезаться в меня, Игорю пришлось резко свернуть в сторону, но мы все равно столкнулись.

– Ты специально это сделала?

Я уставилась на него, ничего не понимая.

– Ты о чем?

– Об этом. Ты специально ее забыла?

Он протянул мне мою сумку.

С ума сойти! Неужели я становлюсь склеротичкой?

Я безропотно забрала сумку. Интересно, где я ее оставила? В приемной? Или у него в кабинете? Совершенно не помню…

– Ты действительно этого хочешь? – спросил он.

Я смотрела на любимое лицо, и пыталась проглотить комок в горле.

– Да, – ответила я просто.

– Ты думаешь, у нас получится?

– Конечно.

– И ты вправду будешь стараться?

– Разумеется.

Пауза.

– Издеваешься?

На этот вопрос у меня не было достойного ответа. Поэтому я просто его поцеловала.

Мимо нас шли люди, дождь усилился, но мне было наплевать.

– Ну, тогда пошли, – сказал он, когда мы, наконец, оторвались друг от друга.

– Куда? – растерялась я.

– Как куда? – удивился он. – Домой. Я есть хочу.

– Дома только бананы, – честно предупредила я.

– Значит, зайдем в магазин.

И мы пошли домой.

Я взяла его за руку. Больше никогда не отпущу.

У нас не было зонта, я насквозь промокла и уже начала замерзать, но все же была счастлива.

И была бы счастлива абсолютно, если бы не муки совести, отравлявшие полную гармонию.

Промучившись минут десять, я все же решила быть честной до конца. Поэтому набралась мужества и сказала:

– Слушай… Мне нужно кое в чем тебе признаться…

Он опасливо покосился на меня:

– Ты в курсе, что твои признания пугают некоторых?

Если он думал, что это меня остановит, то он ошибался.

– Я должна честно предупредить тебя, что не смогу постоянно говорить с тобой о кино, книгах, балете…

– А с чего ты взяла, что мне это нужно? – удивился он.

Я растерялась.

– Ну… Как же иначе? Люди ведь должны все время что-нибудь обсуждать?

Он даже остановился.

– Ты действительно думаешь, что это и есть самое главное?

Я молчала.

– Скажи, а у тебя родители и правда доктора наук? Ты уверена, что не подкидыш? – спросил мой любимый.

Я пихнула его, и он чуть не улетел в кусты.

– На самом деле, глупая, важно совсем не это, – сказал он, отсмеявшись. – Ты можешь молчать хоть весь день. Хотя, конечно, я не буду возражать, если ближе к вечеру ты вымолвишь пару слов. Мне лишь нужно, чтобы ты не закрывалась наглухо в своей раковине, как устрица. Понимаешь?

Кажется, да. И все же…

– Но я не хочу говорить о себе…

– Ну, и не говори. Тебя кто-то заставляет?

Я молчала, переваривая услышанное.

– О, Господи! – вздохнул он. – Похоже, мне предстоит нелегкая доля.