Дикое золото

Бестужев ухмыльнулся:

– А вы уверены, Даник, что эти господа не служат под моим началом? Что все мы в данный момент – не одна розыскная бригада? Если вы их знаете давненько, это еще не означает, что вы всё о них знаете… Что вы погрустнели? Значит, врет Ванька Тутушкин? А Олечку Серебрякову вы не знаете вовсе? (Даник истово кивал вслед за каждым вопросом.) Ну, а Польщиков?

– Свяжитесь, будьте так добры, с господином Рокицким, – сказал Даник уверенно. – Он вам все и разъяснит…

– Ага, – сказал Бестужев. – Значит, у вас еще какой-то финт за душой припасен? Василий, друг мой, прогуляйтесь за дверь, и не бойтесь, мы с господином приставом сами справимся… – и, когда за верзилой закрылась дверь, встал, наклонился к Данику, сказал доверительно: – Знаете, в чем ваша беда, дражайший Ефим Григорьевич? Да в том, что вы оказались меж жерновов. А это – иногда самое паршивое, что может с человеком случиться… Признаюсь вам откровенно: я не буду вас допрашивать вовсе. Да-да, представьте себе. И пристав не будет. Не хочу я терять с вами драгоценное время. Для меня совершенно ясно, что вы каким-то боком причастны и к смерти Струмилина, и к исчезновению коноваловского подмастерья Штычкова, который был и не ювелирным подмастерьем вовсе, а работал в Петербургской охранке… Не говоря уж о вашем приказчике, которому вы поручили с компанией таких же ухарей напасть на меня вчера в парке… Ну да бог с вами. Я вас не буду допрашивать. Я вас попросту посажу в арестантский вагон и отправлю в Петербург. Вот там вас допросят… Впрочем, я неточно выразился. На вас там навесят… – Он продолжал мягко, задушевно: – Знаете, почему меня сюда послали, Ефим Григорьевич? Да оттого, что в соседней губернии – кабинетские золотые прииски, при дворе испугались, что эта зараза – я о грабежах – может перекинуться и к соседям. Там, в столице, прямо-таки жаждут, чтобы им представили виновного. Лично я глубоко уверен, что вы, хотя и причастны ко многому, но играли сугубо подчиненную роль, а заправляли другие. Но кто будет слушать какого-то ротмистра? Главное, у юстиции появится кандидат в подозреваемые. Вас быстренько размотают по полной. И виной тому будет ваше невезение. Ведь это вы, а не кто иной, засветились перед Тутушкиным, вы, а не кто-то иной, заплатили за номер Штычкова и вкручивали хозяйке, будто он уехал жениться. Вы маячили на приисках в роли сотрудника охраны. Другие в тени, а вы – вот он, под ярким светом. Даже Мельников в тени… Ефим Григорьевич, я совершаю служебный проступок, но почитайте уж, что мне насчет него прислали из Петербурга… – он перевернул лежащий на столе лист. – Ну, ознакомьтесь, вы, как-никак, словно бы в рядах состоите, в охране…

Закурил папиросу и с удовольствием смотрел, как отваливается у Даника челюсть. На побледневшем лице черная бородка выделялась особенно контрастно, казалась сейчас театральной, приклеенной.

– Господи боже мой… – прошептал Даник. – К политике ни сном ни духом сроду не прикасался…

– Охотно верю, – сказал Бестужев. – Но кого это будет волновать в Петербурге? Они в вас вцепятся, как лайки в медведя. Грохнет по столу кулаком какой-нибудь чин в звездах – и налетит сюда целая орава агентов, каждый ваш шаг будет восстановлен и выявлен. Ваш, а не чей-нибудь иной – ведь никто другой нам не попался, а вы вот попались. Знаете, что порой такие дела решаются не по суду, а по высочайшему повелению? Росчерк пера государя императора – и отправитесь вы навечно куда-нибудь в Вилюй или Нарым… Вы и в самом деле предпочитаете остаться единственным козлом отпущения, Ефим Григорьевич? Ну, если вы такой идиот… – Бестужев присел на край стола, нависая над Даником. – Некогда мне с вами рассусоливать. Да и охоты нет совершенно. Я свою задачу, собственно, выполнил – могу со спокойной совестью предоставить в Петербург виновника. Разве вы в этом деле человек случайный? Нет-с, вы виновник. А то, что виновник вы не главный, мне уже наплевать. Мой отчет и без того выйдет достаточно убедительным. Надоело мне у вас, наскучило, хочу обратно в Петербург… И вы со мной за компанию, Ефим Григорьевич… – наклонился еще ниже. – А ведь вместо вас может поехать в арестантском вагоне кто-нибудь другой, но это зависит исключительно от вас… Что, едем на вокзал?

– Не надо, – просипел Даник.

– Значит, предпочитаете уступить столь почетное место кому-то другому? Не вилять и не раздумывать! – рявкнул Бестужев так, что Даник отшатнулся. – Кто заправляет всем делом?

– Не знаю, как бог свят! Ваше благородие, мое дело – десятое, я на подхвате, вроде официанта, подай-принеси… Вот и пихали меня вперед, до чего ни коснись…

– Кто всем заправляет?

– Видит бог, не знаю и знать не хочу! Не зная таких вещей, проживешь дольше… Вы Мельникова спросите! Я все приказания и инструкции получаю сугубо от него, оне ж барин, «ваша милость»… ну, а он, я так подозреваю, как раз от главного…

– Где Штычков?

– Не убивал! – истерически всхлипнул Даник. – Крови на мне нет! Что поручили мне Георгий Владиславович – сходить, заплатить, Хлынихе наплести с три короба, – я и выполнил…

– А Тутушкина зачем пугали?

– Было велено… Оттереть Ваньку от Олечки и возить ее к господину Струмилину – в видах охраны и бережения, чтобы сплетен меньше было…

– А что делали на приисках?

– Бакалейные товары поставлял…

– Даник!!!

– Если возникнет такая необходимость, передавал Мельникову эстафеты из Шантарска. Что там, неизвестно. Я заглядывал пару раз, да там тарабарской грамотой писано было, не зная секрета, не прочтешь. Ну, а для видимости изображал, будто агентов для охраны подыскиваю…

– От кого получали шифровки? Ну, эту самую тарабарскую грамоту?

– От Витьки, вроде лакея у Мельникова… Он же барином живет, ему лакей положен…

– Кто вам выписал билет охранного отделения?

– Мельников велел идти в жандармское управление, к господину штабс-капитану Рокицкому, они и вручили, собственноручно…

– И что при этом сказал Рокицкий?

– Да ничего особенного, встретил, ничуть не удивившись, отдал билет в конверте, сказал что-то вроде: «Смотри, мол, блюди государственные интересы» – и до двери довел…

– Как вы вообще в такое дело влипли?

– Да уж не по собственному желанию! – огрызнулся Даник. – У меня лавка, дело налаженное… Нет, зажали в углу, как девку на танцульках, сунули под нос, фигурально изъясняясь, кропотливо собранный реестр прегрешений да пообещали: либо в каторгу, либо… Честно желая облегчить душу, признаюсь: были и деньги, не без того… И послабления…

– Пишите, – распорядился Бестужев, пододвинув к нему чернильницу и бумагу. – Все, что мне только что рассказали. Черт с вами, пишите в форме обращения по инстанциям. На мое имя. Мол, глубоко раскаиваюсь в преступных занятиях, в каковые был помимо воли, угрозами и шантажом, втянут… кем, кстати?

– Да Мельников, чтоб ему! И с ним был Пашка Рокотов, агент из охранного…

– Не тот ли, что на Портовой живет?

– Точно! Портовая, семь, собственный дом!

– Пишите, сударь мой!

– Я тут кляксочку от волнения поставил…

– Ничего, лишь бы разборчиво было, – поощрил Бестужев. – Валяйте не думая, шкуру свою спасаете, Ефим Григорьевич… – он чувствовал себя, как на иголках, скулы сводило от охотничьего азарта, благо дичь явственно замаячила в пределах досягаемости.

Время, казалось, ускорило свой бег – невероятно быстро водил пером Даник, со всех ног вбежал Зыгало, еще быстрее скрылся с Даником, увлекая его в «холодную»…

– Клюнуло, кажется, Алексей Воинович? – радостно прогудел Мигуля.

– Оч-чень похоже… – сказал Бестужев, тщательно сворачивая вчетверо показания Даника и пряча их в карман. – Можете на своих орлов полагаться?

– Не извольте беспокоиться, Панкстьянов с Мишкиным за ним присмотрят. А если с Мельниковым все пройдет гладко… Алексей Воинович, есть у меня в околотке на Томской и надежный тамошний надзиратель, и оч-чень интересное средство убеждения… Бар, простите, нужно колоть на эффектном создании той обстановки, в которой они осознают, что и не баре вовсе, а так, слякоть… Ваську Зыгало с собой берем?

– Пожалуй что, – подумав, кивнул Бестужев. – Как себя поведет господин Мельников, заранее неизвестно. При его-то послужном списке…

– Сейчас Ваську покличу. Алексей Воинович… Я тут давеча ломал голову, да так и не придумал, как это поэтессы живут друг с дружкою? Помните, рассказывали? Балетные танцоры с мальчиками – это еще понятно, это и в наших краях случалось, а вот каким образом поэтессы…

Бестужев наклонился к его уху, немногословно и емко растолковал, каким именно образом. Мигуля отплюнулся, по-лошадиному крутя головой. Запихал в карманы два взведенных браунинга, размашисто перекрестился на иконку в углу, и оба вышли.

…В отличие от Даника, господина инженера Мельникова Зыгало препроводил в комнату значительно вежливее: ну да, конечно, отметил Бестужев, он Ваське прекрасно известен как один из городских патрициев, и с маху перестроиться трудно…

– Садитесь, господин Мельников, – сказал он вежливо.

И, опустив глаза к столу, еще раз бегло прочитал депешу из Петербурга.

«Мельников Георгий Владиславович (Барчук, Инженер, Леший). Урожден 15 мая 1874 года. Из дворян Шуйского уезда Владимирской губернии. Закончил Горный институт, работал краткое время на уральских казенных заводах, далее – в Санкт-Петербургском представительстве немецкой электротехнической фирмы «Эгберт». О местонахождении в настоящее время департамент данными не располагает, означенный числится по списку Б-1, о чем сделаны необходимые рассылки.