Диковинки Красного угла

Но тут Дед Мороз отчего-то на несколько мгновений вдруг задумался, опершись на посох уже не по-царски, а обеими руками и... И его задумчивость как бы спрашивала: а правильно ли я думаю, ребятки?

Из задумчивости его вывел «Новый год» — наряженный в ладно сшитый кафтанчик пятиклашка Васенька, активист Воскресной школы.

— О! — встрепенулся Игнатий Пудович, Дед Мороз. — А вот и главный виновник торжества, наследник уходящего года. Отчего хмур? Отчего не радуешься принятию наследства от Старого года?

— А что радоваться?! — с вызовом произнес юный Новый год. — Елка-то не горит! А без этого и праздника нет. И никакое наследство без этого я принять не могу!

— Сейчас, сейчас загорится, — уже несколько нервно ответил Дед Мороз.

— Уж лучше бы ты, Дедушка, обычную елку принес, а не из Звенящего Бора! — в сердцах сказал Новый год, пятиклашка Васенька.

И всем зрителям вдруг передалась серьезность происходящего. Все ощутили, что это не просто представление, из тех, которые десятками смотрят дети в зимние каникулы. Нет, тут было настоящее испытание. И елочка эта, громадина-красавица, не шутит, и если она не зажжется, то, действительно — беда. Значит, действительно, среди присутствующих царят те пороки, о которых говорил Дед Мороз, Игнатий Пудович. И видно, как он сейчас нервничает... Появление хмурого «Старого года», в лице пятиклашки Сени, еще более напрягло зал.

— Да вы что, сговорились, что ли? — с досадой произнес Дед Мороз. — Что вы все такие мрачные?

— А мне-то что радоваться? Полномочия сдаю, — ответил Старый год. — Завидно даже...

— Что ты! — воскликнул Дед Мороз. — Разве можно у этой елки завидовать? — очень искренне воскликнул.

И тут возник «Дон Позоле — Покровитель Зависти, Обмана и Лени» — бывший актер-профессионал, ныне пенсионер, духовное чадо отца Варлаама.

— Однако слово произнесено! — торжественно прокричал он. — И вот я здесь.

Согласно сценарию, тут же был притушен свет, Дед Мороз был как бы уже вне действия, и Дон Позоле, облаченный в черный с красными звездами плащ, дурную широкополую шляпу и черные перчатки, обратился зловещим, проникновенным голосом к залу, оставшемуся с ним один на один.

— Я — сеньор Дон Позоле, покровитель зависти, обмана и лени. Честь имею приветствовать вас, мои дорогие мальчики и девочки! Я вижу, вы мне не очень-то рады? Это неважно, зато я рад встрече с вами, и кое-кому, уверяю вас, кое-что от нашей встречи перепадет! О-о! А я вижу, что во-он там моему появлению рады. Я тоже безумно рад, мой ненаглядный друг! Ты сегодня так блестяще надул своих родителей, когда попросил у них денег будто бы на дорогу, чтобы к товарищу заехать, а сам никуда не поехал, а мороженое купил! И это при твоем больном горле... Молодец! Делай так чаще, обманывай чаще, и тебе вольготно станет жить! И мое здоровье, ребятки, зависит от вас: чем больше вы врете, тем оно крепче. Так что будем взаимно услужливы, хе-хе...

Эге, я и тебя узнал, мой ненаглядный кормилец! И правильно, не мой посуду, когда тебя просят. Ведь лучше на диванчике полежать! А? А ты больным скажись! Поверят, не бойся, ведь столько раз верили. О, это так замечательно: и обманывать, и — ах! — лениться! Что может быть замечательнее ленивого ничегонеделания?!

О! И ты здесь, мой очаровательный мальчик! Конечно же, чем ты хуже своего друга Васи?! Какая несправедливость! Ему, видите ли, разрешают ездить одному в метро, а тебе — нет! Это неважно, что он тебя старше, ты все-таки похнычь, позавидуй. Вот так (гнусаво ноет): «Ну, ма-ам, ну, пусти меня одного, я уже большо-ой!». Могут, конечно, наказать, а ты опять поной. И так всё время. Хе-хе...

Так что, я вижу, не перевелись у меня друзья, будет мне с кем дружить в Новом году. Но — нет! Что это я?! Нового года вообще не должно быть! А то мне с каждым годом все меньше и меньше работы. Так, глядишь, и вообще зачахну. В прошлом году не вышло, так в этом выйдет! Остановлю время, не загорится елка! Ах, жаль, что Старый год Новому не по-злому, а по-доброму позавидовал, так сказать, белой завистью, а то б я не так развернулся! Но — слово произнесено! И зависть все же остается завистью!

А где же моя свита! Вы, наверное, с ней не знакомы? Сейчас, сейчас, мы исправим это положение! Ну, где же вы там, эй?..

И тут на сцену под мрачную музыку ввалилась тройка закадычных приятелей. Их появление зал встретил улыбками и смехом, зрители были рады окончанию гнетущей речи Дона Позоле. Трое ввалившихся были Зависть, Лень и Обман — на груди у каждого красовалась соответствующая надпись. Их играли тоже профессионалы, только молодые, из того же театра, где когда-то работал пенсионер. Дон Позоле млел, всплескивал руками и жестами призывал зрителей радоваться появлению его свиты. Зависть, громко кряхтя и изнывая, тащила на спине Лень, у которой было абсолютно безжизненное лицо, а рядом, приплясывал, похохатывая, толстенький Обман.

— О, великий Позоле, доколе мне таскать на своем горбу этого ленивца? — взвыла Зависть.

— Так ведь сегодня очередь Обмана, — ответил Дон Позоле.

— Так ведь опять обманул! — вскричала Зависть. — Ни слова правды не скажет! Подержи, говорит, немного, а то-де мне от таскания жарко стало, остыть захотел. Ну, мне завидно стало, у меня-то зуб на зуб не попадал. Так мне еще хуже стало: не то, что не согрелась — того и гляди, околею. А он, шельмец, скачет, греется. Хитрит Обман со своими, жалуюсь тебе.

— Это точно, — расплылся в улыбке Дон Позоле. — Ни слова не может сказать, чтобы не соврать, молодец! — Дон Позоле призвал жестом зрителей поддержать его похвалу. — А кому из вас Лень таскать, сами разбирайтесь.

— А может и не таскать ее? — спросила совсем выдохшаяся Зависть.

— Да она ж ходить не умеет!

— Да где ж не умеет, ленится! — вскричала Зависть.

— Ну, а ты уж и этому завидуешь?! Ух ты, Зависть ты моя завидущая! Ты у меня тоже молодец!

— Еще бы не завидовать, — захныкала Зависть. — Цельный день на загривке сидит, понимаешь. Кормят ее, рот разевают, а то и искусственное дыхание делают, потому как дышать ей тоже лень. Ой, опять не дышит! Обман, снимай скорей.

— А ну-ка, быстро, шевелись! — испуганно закричал на свиту Дон Позоле.

Зависть и Обман положили Лень на пол сцены и начали делать ей искусственное дыхание.

Наконец, Дон Позоле нагнулся к Лени, приложил ухо к ее груди и заблеял радостно:

— Ух ты, золотце мое! Дышит!

— А может, бросим ее? — спросила Зависть. — Надоела.

— Что-о?! — взвился Дон Позоле. — Да из вас троих она самая главная! Всё, чем мы с вами кормимся, от нее, от Лени. Где она ни появляется, все ею заражаются, а уж потом ваш черед. Вот, проверим, — и Дон Позоле вновь обратился к зрителям. — Не чувствуете ли вы, ребятки, как по вам сладкая лень разливается, а?

Лень при этом замычала и сделала вялый призывный жест к зрителям. Зависть и Обман тоже «насели» на ребят;

— А завидки не берут ни на что, а?

— А обмануть никого не охота? — и Обман расплылся в радостной доверительной ухмылке.

— Нет! Пошли вон! — вдруг выкрикнул Петюня, сидевший рядом с Евдокией Николаевной.

Та взяла его за плечи и сказала:

— Т-сс.

Все злодеи растерянно уставились на Петюню.

— Что происходит, о великий Позоле? — спросила Зависть. — От этих людей я не чувствую прибавления сил. Этак и помереть недолго.