Диктатура Гурова
Шрифт:
– Мы тоже посоветовались и приняли аналогичное решение, руководствуясь этими же соображениями, уволив по этой же статье с руководящих постов всех остальных, – сказал Максим. – Причем если они захотят остаться на производстве, то только на рабочих должностях без перспективы повышения даже в отдаленном будущем. Если не захотят – скатертью дорога!
Обстановка в зале несколько разрядилась – жертвенный агнец был не просто отдан на заклание, а уже и зарезан, и все, насытившись его кровью, ждали продолжения, которое и последовало.
– Все девять подонков находятся под стражей, где их заодно лечат от гонореи, – сказал губернатор. –
– Еще бы! Привыкли жировать! Ничего! Пусть теперь к тюремным харчам привыкают! – с ненавистью сказал работяга, и остальные дружно поддержали его своими возгласами.
– Теперь о самом неприятном, – вздохнул губернатор. – Девочки. Это Федорова, Борисова, Мамонтова, Савина, Ермолаева, Гудкова, Житникова, Паршина, Иванова, Артамонова. Федорова, Борисова и Мамонтова беременны. Все больны гонореей, и их лечат в интернате, изолировав от остальных. Артамонова же находится под стражей, где тоже проходит курс лечения, потому что именно она ударила по голове сторожа музея, отчего он потом умер, а потом вместе с тремя другими подростками устроила там погром. Ей вообще первой из всех девочек очень сильно надоела собственная невинность. Как вы понимаете, после всего, что произошло, девочки отчислены из интерната и вам нужно будет их забрать.
В зале поднялась настоящая буря, и раздались крики:
– Убью шалаву!
– Пороть буду, как сидорову козу! Всю шкуру спущу!
– Отучилась, дурища! Пусть теперь в коровнике навоз таскает!
– Господи! Всю семью опозорила! – заголосила, вскочив, одна из женщин. – Остается только камень на шею и в омут!
– Глаша! Ты с ума сошла! У тебя же еще трое! – воскликнул кто-то.
– Да я не о себе! Я о ней! – отмахнулась женщина. – Кто же ее теперь замуж возьмет?
Тут поднялся один из мужиков и, откашлявшись, сказал:
– Вот что! Посадят Надьку или не посадят – мне теперь без разницы. Нет у меня больше такой дочери! Делайте с ней что хотите, но в дом я ее не пущу! Никогда!
Романов мудро переждал этот шум, люди немного успокоились, и он продолжил:
– Ну а остальные сами поняли, в чем их дети виноваты. Те, кто под стражей, принимали непосредственное участие в безобразиях, а остальные лихо порезвились в так называемой секции. Все они, естественно, из интерната тоже исключены. Так что забирайте тех, кто на свободе, и увозите домой, а там уж воспитывайте как хотите.
– А мой-то что натворил? – поднялся все тот же работяга.
– Хреновые дела у него, Богданов, – вздохнув, сказал Геннадий. – Он у Назарова телохранителем был, минимум три раза на китайцев нападал. А если будет доказано, что он по приказу Назарова еще с двумя придурками Диму Батюшкина поджидал, чтобы убить, то совсем плохо будет, – и сочувственно спросил: – Вот скажи мне, почему у тебя все остальные дети люди как люди? Ведь в этом же интернате учились! А с ним-то чего у тебя не заладилось?
– Наверное, потому что младший, последний у нас. Вот мать с ним и носилась, – хмуро пробурчал тот. – Самый сладкий
кусок ему шел.– Ну и за что ты тогда нас винишь? – спросил Стрелков.
Работяга на это только махнул рукой и сел.
– Вопросы ко мне какие-нибудь есть? – сказал губернатор. – Спрашивайте! Я на все отвечу!
– Да что тут? И так все ясно! Сами виноваты! – раздались голоса из зала. – Вырастили преступников на свою голову!
– Тогда у меня все, – подытожил Романов.
Он и отцы города пошли на выход, а Гуров за ними. Не сговариваясь, они все приехали в администрацию, и только там Кольцов сказал:
– Ну, Сашка! Ты силен! Не думал я, что все так спокойно пройдет! Честное слово, зная наших мужиков, ожидал, что дело мордобоем кончится. Василич и бойцов своих на сцене за кулисами поставил, чтобы в случае чего нас отбили.
– Это не я силен – это Лева научил, что и как надо говорить, – тот кивнул на Гурова. – Слава тебе, господи! Закончилась эта история! Ну, теперь я с интерната глаз не спущу! Надо бы туда какого-нибудь отставника директором поставить, чтобы строил там всех, как в армии, чтобы дисциплина железная была! Ну да Василич найдет! А еще нужно с Лешей поговорить, объяснить, что теперь все будет хорошо, пусть и сам остается, и Люсю возвращает.
– Говорил я с ним вчера и все объяснил. Все в порядке будет, только он цены за риск и в качестве моральной компенсации хочет поднять, – сообщил Борис.
– Он в своем праве, – согласился Матвей. – Если бы у меня на глазах на мою дочь напали, я бы вдвое поднял.
– Ну, он не такой кровожадный, – усмехнулся Борис. – Предлагаю сегодня вечером встретиться в моем ресторане «Бейджин» и отметить завершение этой истории. Я прикажу, чтобы повара особенно постарались.
Все согласились, и Гуров, подумав, тоже. Он решил, что грех не воспользоваться случаем попробовать настоящую китайскую кухню – тому, что подавалось в китайских ресторанах в Москве, он не очень-то доверял.
– А завтра утром я вылечу домой, – сказал Лев. – И предупреждаю сразу – никаких гостинцев и подарков, потому что они мне боком выходят.
– Знаем, слышали уже, – вздохнули мужики.
Все разошлись, но Гуров задержался и спросил у Романова:
– Саша, у тебя час свободного времени найдется?
– Для тебя – даже больше, а что? – поинтересовался тот.
– Понимаешь, тот бывший уголовник, Кондрат Силантьевич Захаров, о котором я говорил, мне уже во второй раз здорово помог. Вот я и подумал, не съездить ли нам с тобой к нему, чтобы сказать спасибо.
– Поехали, – просто согласился Романов.
Они сели в машину, и Кузьмич спросил:
– Куда едем, Саныч?
– К Кондрашке, – ответил Гуров.
Кузьмич повернулся к ним, посмотрел обалделым взглядом, пожал плечами, но ничего не сказал. А вот Саша спросил:
– А первый раз когда был?
– Когда он со своими друзьями шуганул тех бандитов, что нас с Самойловым возле его дома ждали, – объяснил Лев.
Они подъехали к дому Тихого. Кузьмич постучал в калитку, крикнув появившейся Клавдии, чтобы гостей принимала. Та открыла калитку и обомлела – ну, кто же в Новоленске не знал губернатора в лицо? Цыкнув на собаку так, что та с перепугу не с первого раза попала в свою конуру, женщина заохала, запричитала и начала приглашать в дом, но первой туда ринулась сама. Гости были в сенях, когда услышали, как она шипит на мужа: