Димитров. Сын рабочего класса
Шрифт:
Голодные, изнуренные, пробирались бойцы по гребню гор Стара-Планины. Лил, не переставая, осенний нудный дождь, горы и леса окутала белесая пелена. Крутые тропы, по которым шел отступавший отряд, стали скользкими, опасными. Пал конь, не выдержав осыпающегося каменистого пути, и люди взяли на себя его груз. Идти сквозь колючий кустарник стало еще тяжелей.
Западная часть Стара-Планины, там, где проходит болгаро-сербская граница, была занята повстанцами. Переход через границу был обеспечен. И все же, когда подошли к последней пяди родной
Снизу от подножья гор вился дымок, слышался собачий лай, громкий людской говор. Значит, там небольшое сербское село, где можно заночевать. А спать так хочется! Стоило бойцу присесть, как мгновенно его одолевал сон.
— В этот вечер нам предстоит сдаться сербским властям, — сказал Димитров.
— Безусловно, — ответил Коларов и, поглядев на спящих, добавил: — Как они измучены! Но надо будить.
Димитров отдал команду:
— Пойдем, товарищи!
Через несколько минут бойцы по козьей тропе стали спускаться в долину, где стояло селеньице, погружавшееся в вечерние сумерки.
— Подтянитесь, товарищи, — сказал Димитров, — пусть сербы видят, что идут революционеры… Бодрее шаг!
Бойцы отряхнули пыль с одежды, подтянулись, поправили растрепавшиеся волосы, построились в колонну.
Когда вошли в село, оно уже засыпало. Только кое-где у плетня видны были хлопцы и девушки да слышались веселые голоса. Колонна шла по каменистой улочке медленно и молчаливо. Димитров посматривал, кого бы спросить, где дом кмета. Глаз поймал крестьянского парня.
— Где дом кмета, хлопец?
— Кмета нет в селе, секретарь здесь. А вам зачем? Кто вы?
— Болгары, повстанцы…
Парень отшатнулся. Болгары! Повстанцы! Интересно и страшно.
— Зови тогда секретаря, — сказал Димитров.
Парень мигом исчез в глубине темной улочки.
Болгары присели, молчаливо ждали. Прошло немного времени, как блеснул фонарь, послышалась сербская речь. Бойцы поднялись и вновь построились в колонну. Показалось несколько человек в белых крестьянских домотканых бурках. Впереди — невысокий плотный человек с фонарем и возле него уже знакомый хлопец.
— Это они? — спросил человек с фонарем.
— Да!
— Кто у них главный?
— Я главный, — ответил Димитров и подошел к сербам.
Секретарь поглядел строго и буркнул:
— Что, разбили вас?
Никто ему не ответил. Секретарь поднял фонарь и вгляделся в лица нежданных гостей. Десятки глаз безмерно утомленных людей впились в него.
— Господин секретарь, — обратился Димитров, — мы политические эмигранты и пришли к вам просить защиты и покровительства.
— Не имею ничего против, — ответил секретарь, — но лучше бы вы остались в своих домах как победители. Сколько вас?
— Около пятидесяти человек.
— Да у нас в селе столько и домов-то не найдется. Куда же вас поместить?.. — секретарь задумался, а потом обратился к одному из сельчан: — Не поместить ли их в училище?
— А почему бы и нет…
— Хорошо, пошли! — секретарь кивнул болгарам,
и те последовали за ним.Болгар привели в небольшое школьное здание, и лишь открыли им комнаты, как они повалились спать.
Секретарь оказался очень любезным человеком. Наутро он прибыл со своими людьми, которые принесли четыре больших мешка, полных хлеба, сыра и сушеных плодов. Открыв двери, он спросил:
— Ну, как спали, братья?
— Хорошо, господин секретарь, отоспались, — ответило сразу несколько бодрых голосов.
— Хорош ли отель?
— Отличный! — ответил Димитров.
— Э, всяко в жизни бывает… Поешьте пока, а потом увидим, что дальше с вами делать… То ли повесим вас, то ли заколем… — ответил, улыбаясь, секретарь и, подмигнув пришедшим с ним крестьянам, добавил: — А ну, развязывайте свои мешки, угощайте людей! Чтоб не ругали нас, когда вернутся в Болгарию.
— Об этом и речи быть не может, — возразил Димитров. — Всегда будем вспоминать вас с благодарностью…
— Кто знает… — продолжил секретарь. — Я бывал в Болгарии…
— Когда?
— В Балканскую войну военнопленным. Хорошо вы тогда угостили нас, но и мы не были добрее. Что делать — война!
— Мучили вас там?.. — спросил Димитров.
— Мучить не мучили, но голодно было, — и секретарь вновь обратился к крестьянам: — Да чего же вы ждете, приглашайте людей. А вы, братья, садитесь, отведайте нашего сыра. Не бог весть какой, но лучшего не имеем. Садитесь, не стесняйтесь. Я сам был солдатом, понимаю в этих делах толк…
Бойцы расселись. Секретарь умиленно глядел на изголодавшихся людей.
— Забудется и это плохое время, уйдет, будто его и не было. Чего только не испытала моя голова! Когда были в Болгарии, помню, как один заступался за нас, пленных. Депутатом он был…
— Депутатом?
— Да, депутатом от рабочей партии. Хороший был человек… Георгий Димитров звали его. Приходил к нам, пленным, расспрашивал, как живем, в чем нуждаемся, подбадривал нас. Такие люди редко встречаются…
Болгары затихли, некоторые и есть перестали, уставились на серба.
— А вы лично видели этого Димитрова? — спросил Коларов.
— Я-то? Понятно, видел. И даже разговаривал с ним.
— А если теперь его увидите — узнаете?
— Как не узнать! Это был видный человек, носил длинную черную бороду. Красивый, стройный. Обязательно узнаю, как можно не узнать… Такие люди не забываются.
Все усмехнулись.
— Чему смеетесь! Мне не верите? Думаете, я лгу!
Тогда Димитров поднялся, подошел к сербу и, положив ему руки на плечи, сказал:
— Нет, брат, ты не лжешь!
Серб пристально поглядел ему в лицо, пытаясь припомнить что-то давным-давно минувшее.
— Рабочий депутат, о котором вы только что говорили, стоит перед вами… Вот он, тот самый Георгий Димитров, — сказал Коларов.
— Бог мой! Да неужто правда?
Он еще раз вгляделся в Димитрова и воскликнул:
— Брат Георгий, и я мог тебя не узнать! Прости, если можешь… — и, обняв Димитрова за широкие его плечи, поспешил высказать радость свою. — Как ты изменился, брат Георгий! Где же твоя борода?