Династия Одуванчика. Книга 2. Стена Бурь

Толпа взревела от смеха.

– В конечном итоге моралист не в состоянии никого убедить, кроме себя самого, – продолжил второй ученый, довольный поддержкой собравшихся.

– Вы, поточники, мастера потешать искателей правды, однако не можете предложить им ничего полезного, кроме собственных острот, – заявил первый ученый дрожащим от гнева голосом. – Хорошо. Как тогда ты объяснишь, почему солнце меняется в размерах?

– Кто знает? Быть может, причина в том, что солнце действительно отдаляется, поднимаясь, как полагаешь ты, а возможно, оно сжимается при восхождении, подобно тому как медуза сокращает тело, толкая себя через воды океана. Вот только сам твой исходный посыл ложен: мы не должны силком загонять природу в модель, отлитую по нашему собственному желанию. Как говорили мудрецы ано: «Гипэн ко фидэра юнтиру нафэ шрасаа тефи нэ оту» – «Нам следует всего лишь согласовать свою жизнь с установленным природой ритмом». Я просыпаюсь на свежем утреннем ветру и наслаждаюсь завтраком из вяленых рыбных палочек, а потом покупаю в порту свежие, приправленные имбирем. В полдень я укрываюсь в тени зонтичного дерева, чтобы вздремнуть, и мне снится, будто я каракатица с развевающейся юбкой из плавников и что я в это время тоже снюсь каракатице. Я просыпаюсь на закате, чтобы прогуляться вдоль остывающего пляжа, восхищаясь нежным румянцем заходящего солнца. И такая жизнь нравится мне гораздо больше твоей.

– Плыть по течению вовсе не означает приблизиться к подлинному пониманию вселенной. Я не сторонник школы Воспламенизма, но Ги Анджи хотя бы двигался в верном направлении, когда утверждал, что ученый муж обязан понимать мир и совершенствовать его, поскольку мы не тупые звери и не одуванчики, разлетевшиеся по обочине, но наделены божественным импульсом преобразовывать земной удел, дабы приблизить его к уделу небесному.

– Реальность вселенной должно постигать через опыт, а не через преобразование…

«Каково это – размышлять над такими вопросами весь день? – заинтересовалась Мими. – Не ограничивать мысли погодой, урожаем, уловом рыбы, не думать мучительно, что съесть на обед сегодня, а что завтра, а вместо этого полностью отдаться воображению, обсуждать свойства солнца и верить, что основополагающие загадки жизни возможно разрешить?»

Оппоненты продолжали спорить в том же ключе, а зеваки ликовали и время от времени предлагали свои наблюдения. Наконец дискуссия прискучила ученым, и они, истощив запас классических цитат и авторитетных мнений, разошлись. Толпа рассеялась, осталась одна Мими, погруженная в размышления и прокручивающая спор в голове.

– Рынок скоро закрывается, девушка, – вывел ее из задумчивости чей-то голос.

– Ой, нет! – Мими огляделась и убедилась, что это правда. Скупщики зерна собирали вещи и направляли телеги к складам. Придется ей снова прийти сюда завтра. Она разозлилась на себя: ну как можно быть такой беспечной?

Мими посмотрела на человека, заговорившего с ней: это был мужчина, высокий и стройный, как ствол корабельной сосны. Лет пятидесяти или немного моложе, волосы с проседью небрежно собраны в пучок, кожа коричневая, как панцирь большой морской черепахи. Хотя шрамы обезобразили лицо, которое можно было бы назвать симпатичным, зеленые глаза тепло и приветливо смотрели на нее в свете заходящего солнца.

– Тебя, похоже, заинтриговали дебаты, – сказал незнакомец, черты которого выражали явный интерес. – О чем ты сейчас думала?

Все еще колеблясь, Мими выпалила первое, что пришло на ум:

– Почему у столь многих мудрецов родовое имя заканчивается на «джи»?

Мужчина оторопел на миг, а потом рассмеялся.

Мими покраснела. Она вскинула мешок с образцом зерна на плечо и повернулась, чтобы уйти, но от смущения двигалась неловко.

– Прости! – воскликнул незнакомец у нее за спиной. – Было весьма любопытно услышать столь необычное наблюдение. Я вовсе не хотел тебя обидеть.

В его голосе девушка почувствовала искренность. Выговор у него был как у уроженца Большого острова, а манера говорить – любезной и приятной, как у певцов народной оперы, изображающих на сцене аристократов.

– Это было бестактно с моей стороны, – промолвил мужчина. – Мне остается лишь еще раз извиниться.

Мими повернулась и поставила мешок на землю:

– Что смешного в том, что я сказала?

Собеседник посмотрел на нее очень серьезно, а потом спросил:

– Тебе знакомы работы кого-либо из мудрецов, которых цитировали эти двое?

Она покачала головой:

– Я никогда не ходила в школу. – А потом добавила: – Впрочем, я слыхала имя Кона Фиджи, Единственного Истинного Мудреца, потому что о нем упоминают иногда в народных операх.

Мужчина кивнул:

– Твой вопрос был вполне резонным, просто я никогда не обращал внимания на деталь, которую ты подметила. Иногда мы перестаем задавать вопросы касательно вещей, кажущихся нам само собой разумеющимися. На самом деле «джи» – это не часть родового имени мудрецов. В классическом ано – это суффикс, выражающий уважение, что-то вроде «учитель».

Мими уловила в его тоне снисхождение и почувствовала себя увереннее.

– Ты знаешь классический ано?

– Да. Я начал изучать его, еще когда был маленьким мальчиком, и совершенствуюсь до сих пор.

– До сих пор учишься?

– Учиться не перестаешь никогда, – с улыбкой произнес мужчина. – Не только классическому ано, но и другим предметам: математике, механике, богословию.

– Ты понимаешь богов? – Сердце Мими учащенно забилось.

– Так далеко я не забрался. – Он замялся, как если бы подбирал слова, чтобы объяснить нечто сложное. – Я разговаривал с богами, но не уверен, что даже они понимают друг друга. Не исключено, что чем больше мы знаем, тем меньше нам нужды полагаться на богов. И кстати, боги тоже учатся, как и мы.

Мысль была такой необычной, что Мими не знала, что сказать. И решила переменить тему.

– А сложно учить классический ано?

– Поначалу да. Но поскольку все важные книги и стихотворения написаны на этом языке, мой наставник заставил меня приложить усилия, дабы освоить его. Со временем читать логограммы классического ано стало так же просто, как и буквы зиндари.

– Я вообще читать не умею.

Он кивнул, и в глазах его мелькнула печаль.

– Я приехал из древнего Хаана, где у каждого ребенка есть шанс научиться читать. Теперь, когда воцарился мир, эту систему, наверное, необходимо распространить по всему Дара.

Идея показалась Мими нелепой, но в голосе незнакомца звучали такие пыл и надежда, что девушка не захотела его расстраивать.

– Что ты думаешь об этих дебатах? – спросила она.

– Я полагаю, что эти двое – весьма ученые мужи, – сказал ее собеседник, снова улыбнувшись. – Но это еще не означает мудрые. А что думаешь ты?

– Мне кажется, им следует взвесить рыбу.

Мужчина оторопел:

– Как? Что… что ты имеешь в виду?

– Этому меня научила мама. Она частенько спрашивала, знаю ли я, почему белая рыба становится тяжелее, после того как ее вытащишь из моря.

Незнакомец закрыл глаза и задумался.

– Вот это действительно загадка. Я склонен был полагать, что вытащенная из воды рыба делается со временем легче, а не тяжелее. Может, есть что-то необычное в структуре белой рыбы? Допустим, ее плоть способна впитывать влагу из воздуха? Или в живой рыбе содержится внутри газ, который делает ее легче, подобно соколу-мингену? Или…

Настал черед Мими улыбнуться.

– Ты ведешь себя в точности как я – исходишь из того, что тебе сказали правду. А вместо этого тебе следовало бы взвесить рыбу.