Диомед, сын Тидея

– Не спишь?

– Не сплю...

Яблочный дух за окном, яблочный дух в спальне. Вовсю цветет, белой кипенью. Говорят, к холодам это, к осенним ветрам. Трудно будет войска через море перебрасывать, если уже этим летом...

Стоять! О чем это я? Тоже с ума сходить начинаю, как и все?

– Диомед, ты... Если эта рабыня... Амикла так тебе дорога...

– Молчи!..

Молчит. Умная она, ванактисса Айгиала. Призналась недавно, что ей самой замуж за меня хуже смерти идти было. Из-за брата, из-за Заячьей Губы. Как ни считай, а враг я ему, смертный враг. Вот и тешилась! Я-то ей совсем мальчишкой кажусь, не сын, так младший брат – точно. Шкодливый недоросток, охочий до смазливых рабынь...

– Ну, хорошо, я виновата! Я виновата, Диомед! Найди ее, пусть все по-прежнему будет, может, хоть по ночам станешь спать!

– Не будет...

Амиклу не надо искать. Все там же она, в храме Афродиты Горы. Сотни глаз у ванакта Аргосского, сотни ушей. Не спрашивал, не намекал даже – все равно рассказали. Упала Амикла перед мраморным алтарем и целые сутки лежала – как мертвая. К ней и подходить боялись. И сейчас не подходят. Служит она, ладан заморский в кадильницы подкладывает и – ни слова. Никому. Так и зовут ее – Немая Киприда...

Как-то Фремонид-гетайр не выдержал – намекнул. Великое ли дело – рабыню из храма выманить да на ложе ванактово доставить? Хорошо еще, сдержался я, не стал отвечать. А сам ту девочку в Фивах вспомнил. Столько лет не вспоминал, а тут...

Не будет! Ничего не будет! Даже если вернуть, если уговорить. Не блеснет перед глазами неверное колдовское серебро, не унесет меня ночным ветром. Ты снова ушла от меня, Светлая!..

– Может, я сама...

– Молчи! Спи лучше!

Пусть спит! Я-то точно не усну, так и буду лежать до рассвета всю эту яблоневую ночь. Днем свалюсь – после полудня. А сейчас надо глаза закрыть, представить, что рядом Амикла...

Нет, нельзя! Нельзя вспоминать, только хуже станет! И о войне нельзя думать, будь она проклята! И о богах... Вот ведь притча! Взвыли оракулы, по всей Ахайе взвыли, да только на разные голоса. Тюрайос в Дельфах, Поседайон Черногривый на Эвбее, Артемида в Орхомене и даже Эниалий (сам Арей!) на Крите – нет, нет, нет! Никакой войны, мир! А остальные – хоть и не о войне, зато о мести. Не должно, мол, оскорбление такое сносить! Ну дела! Словно там, на снежном Олимпе, ОНИ переругались!..

Не выдержал, встал, к окну подошел. Здорово яблони пахнут! Хоть что-то хорошее от Пелопса осталось!

...А может, и вправду – переругалась Семья-Семейка? Ведь кого в Трое, в Мисии, в Лидии чтут? ИХ и чтут – Аполлона с Ареем, Артемиду с Черногривым. У НИХ и Грибницы готовы – храмы, алтари, кумиры. Дым жертвенный дымится, овцы в ужасе предсмертном блеют. ОНИ уже там, в Восточном Номосе. Ведь кто стены Трои строить помогал? Опять же – Поседайон с Тюрайосом! Там ОНИ! А остальные?

– Диомед, может, хоть вина выпьешь?

– Не хочу...

Не спит богоравная! А ведь упрись я тогда, два года назад, кто знает? Так ведь насели, в горло вцепились: мир в Аргосе, Амифаониды править должны, долг ванакта! Вот и портим мы с Айгиалой друг другу жизнь! Согласно долгу. Может, если бы не это, то и Амикла...

Назад! Я закрыл глаза, глубоко вдохнул напоенный яблочным духом воздух. Не о ней! И не о НИХ тоже! Вот и не сплю по ночам – от таких мыслей! Эх, знать бы точно, что у НИХ там раздрай! Правильно хабирру [30] говорят: дом, надвое расколовшийся, не устоит. И Олимп, будь он хоть трижды снежный, не устоит! Войско бы собрать – из тех, кто не боится. Как покойный дядя Капаней. Грибницы ИХ проклятые – под корень, а затем...

Худые ладони легли мне на плечи, и я невольно вздрогнул. Ей бы в засаду, моей супруге! Подкралась – не заметил. И как хитон сбросила – тоже не заметил.

30

Хабирру – иудеи.

– Пойдем!..

Хотел рыкнуть, поглядел на нее и вдруг понял – пойду.

И кто же из нас кого приручил?

* * *

Отмашка правой, кулак – на середину панциря.

– Радуйся, ванакт!

– Радуйся, Эматион! – слегка растерялся я, – Что случилось?

На этот раз удивился он, мой лавагет. А Эматиона нелегко удивить!

– Но... Прибыл доложить, ванакт. Состояние войска...

Я помотал головой. В глазах все еще рябили значки: наши, критские, хеттийские. Груда табличек на столике угрожала вот-вот рухнуть. Кое-какие из них приходилось читать самому. Увы, даже дяде Эвмелу одному с ними не справиться. Раньше в день две-три приносили, а сейчас – по два десятка. А тут еще в Микены ехать...

– Докладывай!

А в руках Эматиона – еще одна табличка, с полщита размером.

– На сегодняшний день, ванакт...

Слушал я, что у нас с войском на этот самый сегодняшний день, и все понять не мог. Все это я без всякой таблички помнил: гарнизоны, запасы оружия, колесницы, корабли. Служба у меня такая – все помнить. А ведь лавагет зря не явится! Стой, стой, а о чем это он?

– ...Без угрозы для безопасности страны мы можем полностью вооружить, обеспечить припасами и направить: из Тиринфа – полторы тысячи человек и сто лошадей, из Лерны – пятьсот человек и пятьдесят лошадей...

Слушал я, запоминал по привычке – и понемногу дурел. Куда направить? Зачем? Пять тысяч семьсот человек, четыреста двадцать лошадей, сорок колесниц...

– Основная трудность – корабли, ванакт. С теми, что у нас имеются, мы можем перебросить только треть. Поэтому желательно договориться...

– С кем? – не выдержал я. – С кем договориться, Эматион? Что с тобой?

Замолчал, моргнул изумленно:

– Так ведь... Ты же едешь в Микены, Тидид. К Агамемнону! На всякий случай ты должен знать! Если война...

И тут я все понял. Вот ведь как получается! Никто ни на кого не напал, даже не пытался, посольств с угрозами не присылал, городов и сел не жег, не палил... а мы уже войска считаем! С кораблями! В Аргосе считаем и, наверняка, в Пилосе тоже. И в Спарте, и в Афинах, и в Фивах, и, конечно, в Микенах...

А я все жду, пока Кера крикнет! Да она уже здесь, во все горло орет!

– Ты прав, Эматион, продолжай...

– Есть, ванакт! Трудностей с припасами не будет. Урожаи последних лет позволяют обеспечить войско приблизительно на полгода вперед. Кроме того, возможен большой приток добровольцев. Мы не воевали, не несли потерь, в селах много молодежи...

Я только вздохнул. И припасов хватает, и людей. Еще бы, ведь у нас на дворе – Золотой Век!

СТРОФА-II

Дождь нагнал нас уже за Тиринфом, как раз на микенской границе. Даже не дождь – ливень. Кромешный, ни неба, ни земли не видать. Не поймешь даже, на своей мы земле или уже к соседям перебрались. Туча, черная, пузатая, над самой травой ползет, а вот уже и молнии поблескивают...

– Туда, ванакт!

Хвала Гермию Дорожному – не забыл о нас! Харчевня, навес для лошадей...