Дипломат

– Тогда, может быть, он подвезет нас? – сказала Кэтрин.

– Я не допущу, чтобы вы ехали на этих зловонных кожах, – сказал Эссекс, – они наверняка кишат паразитами.

– Кожи покрыты войлоком, – сказал Мак-Грегор. – Кроме того, один мул везет ящики сушеного инжира, а на другом едет сам хозяин. – Мак-Грегор не стал больше спорить с Эссексом. У него болела нога и голова, и это решило дело: он стал торговаться с курдом. Когда цифра дошла до пятидесяти риалов, терпенье у него лопнуло, он передал курду деньги и предложил Кэтрин садиться на свободного мула.

– А что если я сяду по-дамски? – сказала она, когда Мак-Грегор ее подсаживал.

– Садитесь, как угодно, – ответил он. – По-дамски вам будет легче.

– Второй мул навьючен ящиками, – сказал Мак-Грегор Эссексу, который раскуривал трубку, чтобы хоть как-нибудь заглушить зловоние.

– Я, пожалуй, пойду пешком, – ответил Эссекс.

Мак-Грегор не стал его уговаривать и сел на третьего мула, везшего кожи. Он крикнул курду «готово», а сам стал усаживаться на войлочной попоне так, чтобы приноровиться к поступи мула и уменьшить раскачку вьюков. Курд пнул своего мула ногой в брюхо, и караван двинулся в путь.

– Кэти, – слышал Мак-Грегор голос Эссекса, – вы единственная женщина в мире, которая может чувствовать себя прекрасно даже верхом на муле. – Он шел рядом с ней.

– Уверяю вас, что я чувствую себя далеко не так прекрасно, как вам кажется.

– Тогда слезайте и пойдем пешком.

– Я никогда не хожу пешком, если можно ехать, – сказала она.

– Кэти, – снова заговорил Эссекс. – Вам нравится эта страна?

– Если вы имеете в виду вот эту пустыню, то в данный момент она мне вовсе не нравится.

– Не притворяйтесь, будто не понимаете меня, – сказал Эссекс. – Неужели вы находите в этой стране что-нибудь привлекательное, кроме ее древней истории?

– Мне нравились все страны, где я бывала, кроме разве Турции, – ответила Кэтрин. – А чем эта хуже других? По-моему, замечательная страна.

– Но это пустыня, – возразил Эссекс. – Где, о где вы, равнины Нишапура, и где райские Ворота слоновой кости? В этой унылой пустоте? Здесь?

– А что вы надеялись увидеть здесь? – сказала она. – Подстриженные парки, холеные лужайки и тенистые аллеи?

– Вовсе нет, но я ожидал увидеть хотя бы отблеск былого величия. Не станете же вы, например, уверять меня, что вас поражает благородство этих туземцев.

– Нет, – сказала она. – Они грязные и бедные.

– И вам это нравится?

– Не очень. Грязь – это грех, а бедность – зло, но в некотором отношении я предпочитаю это нашей безвольной аккуратности. Где, о где вы, йомены Англии? – Кэтрин переменила позу с соответствующими воздыханиями и стонами.

– Армени! – курд убавил шагу и поравнялся с Мак-Грегором. – О чем это они говорят между собой?

– О религии, – несколько вольно перевел Мак-Грегор.

Курд обрадовался. – Об этом как раз можно поговорить и со мной, ведь я суннит. Может быть, хан соизволит обсудить со мной вопросы религии?

Мак-Грегор перевел это Эссексу.

– Погонщику хочется поговорить с вами о религии, – сказал он.

– Что-о?

– Он хочет знать, почему христиане – не магометане. Если был пророк Иисус, почему не могло быть и второго пророка, Магомета? Он хотел бы получить на это ответ от вас, как от христианина.

– Скажите ему, пусть лучше следит за своими мулами. Мне кажется, что мы кружим на одном месте.

Мак-Грегор был не прочь поставить Эссекса в затруднительное положение и потому передал его слова в точности.

– Он на меня за что-нибудь гневается? – огорчился курд.

– Нет. Он гневается на самого себя и еще на многое другое. – Мак-Грегору стало неловко за свою грубость, и он поспешил исправить ее. – Он очень важный человек, у него много забот, и ему вовсе не хотелось быть грубым или резким.

– Ничего. Гнев великих людей несет в себе благодать, – философски заметил курд. – Когда песок пустыни вздымается к небу, это верное предвестие дождя.

Мак-Грегор перевел его ответ Эссексу, как формулу прощения.

– Он что же, дерзит? – спросил Эссекс.

– Нет. Он не хотел смущать нас, показывая свою обиду, поэтому он и воздал хвалу вашему гневу. Курды народ очень гордый и очень вежливый.

Было уже совсем темно, но Мак-Грегор почувствовал, что Эссекс оглянулся.

– Должно быть, я заслужил это, – сказал Эссекс.

– Без сомнения, – подтвердила Кэтрин.

– Вы, пожалуй, извинитесь за меня, Мак-Грегор.

Мак-Грегор передал курду – погонщику мулов извинения лорда Эссекса. Но курд обернул дело по-новому, укорив создателя за то, что он не даровал всем людям общей религии и общего языка, чтобы они лучше могли понимать друг друга, и предложил продолжить обсуждение вопросов религии.

– Нет, благодарю покорно, – сказал Эссекс Мак-Грегору. – Передайте, что я уважаю его веру и убежден, что он уважает мою, какова бы она ни была. Полагаю, что это должно удовлетворить нас обоих.

Мак-Грегор вздохнул в темноте. – Он говорит, что вы совершенно правы, и добавляет, что, в сущности, между ним и вами нет разницы, разве только, что он носит мешковатые, грубые курдские шаровары, а вы – узкие армянские брюки.

– Надеюсь, вы чему-нибудь научитесь у этого человека, – сказала Кэтрин Эссексу. – Он прирожденный наставник.

– А чему я должен у него научиться? – с наигранной веселостью спросил Эссекс.

– Всему, чего вы не знаете, – ответила Кэтрин. – Особенно прислушайтесь к замечанию насчет брюк.

– А чем плохи мои брюки?

– В сущности, дело вовсе не в ваших брюках.

– Не в брюках?

– Нет.

Эссекс замолчал. Замолчала и Кэтрин. Говорить больше было не о чем.

Эссекс взялся обеими руками за ящики, которые вез второй мул, и попытался взгромоздиться на них. Курд подошел и помог ему. Выглянул месяц, и Мак-Грегор увидел, что Эссекс удобно и непринужденно восседает на муле, покуривая трубку. Он ловко прилаживался к шагу мула, и Мак-Грегор снова восхитился естественностью и спокойствием, которые сохранял этот человек, даже сидя верхом на муле. На мгновение Эссекс стал самим собой, без всяких условностей и сложностей, и Мак-Грегор впервые понял в нем кое-что, чего раньше не понимал: он понял, насколько естественно достоинство Эссекса, и это заставило его пожалеть, что Эссекс не способен чему-нибудь научиться у других. Видимо, и Кэтрин жалела о том же.