Дипломат

Этот ответ нельзя было назвать вразумительным, но Мак-Грегор не стал уточнять.

– С ней очень многое нелегко, – сказал он почти беззлобно. – Она считает меня разумным и честным, но именно за это зовет меня дураком, да я и сам себя начинаю чувствовать дураком по ее милости.

– Ну вот, опять вы сердитесь.

– Нет, – сказал он тихо и печально. – Просто наши хорошие отношения нарушены. Может быть, я свалял дурака, а может быть, она нарочно посмеялась надо мной. Я уже теперь и сам не знаю, кого тут винить. – Глаза у него были совсем больные.

– Все-таки примите хинину, – сказала Джейн Асквит и встала. – А на Кэтрин не сердитесь и забудьте все, что бы она ни сделала. Вы по природе застенчивы, а она, вероятно, обошлась с вами очень резко, но вы оба слишком умны, чтобы ссориться, точно маленькие дети. – Джейн Асквит нашла стакан, всыпала в него пол-ложечки хинину и налила воды. – Ну, вот вам, – сказала она. – Выпейте и ложитесь в постель. И помните, что Кэти сама себя очень ругает.

– Не думаю, – сказал он и выпил лекарство.

Джейн Асквит сочувственно морщилась, глядя на него, а когда он поставил стакан и гримаса отвращения перекосила его худое лицо, она поспешно вытащила из сумочки шоколадку. – Я до сих пор никак не привыкну к вкусу хины, – сказала Джейн. – Но мне она всегда напоминает Индию, где я выросла, даже запах ее, не только вкус.

Мак-Грегор жевал шоколад и думал, какая Джейн Асквит хорошая. Англичанки – замечательные женщины, когда они похожи на Джейн Асквит. Такие, как она, не причитают на похоронах. Не подламываются от первой бури, от первого удара судьбы. А между тем в них есть почти восточная мягкость, почти армянская пылкость и есть ум – как у Кэтрин Клайв. Умные и злые – это англичанки типа Кэтрин Клайв.

– Ну, ложитесь, – сказала Джейн Асквит. – Спокойной ночи.

Несколько минут спустя за ним пришли от Дрейка; он срочно требовал Мак-Грегора к себе. Мак-Грегор надел пиджак и пошел в помещение посольства. Дрейка он застал в наилучшем расположении духа.

– Я только что говорил с русскими, – сказал Дрейк. – Повидимому, вчерашняя настойчивость Гарольда все же принесла плоды. Вам предложили быть у Молотова сегодня в двенадцать часов ночи, и я взял на себя смелость согласиться. Вы не возражаете? – Дрейк поправил манжеты и поглядел на Мак-Грегора, делая вид, будто ищет его одобрения.

У Мак-Грегора хватило такта промолчать.

– Есть также телеграмма из Лондона. – Иронически подчеркивая свое доверие к Мак-Грегору, Дрейк косвенно как бы сводил счеты с Эссексом, заступавшимся за Мак-Грегора. – Повидимому, настаивают на вашем возвращении.

– Когда? – Тон Мак-Грегора не был ни дерзким, ни вежливым.

– Немедленно.

Мак-Грегор ничего больше не сказал, и вооруженный мир между ними не был нарушен.

– Поезжайте за лордом Эссексом, – отрывисто бросил Дрейк.

– А где он?

Дрейк тонко улыбнулся.- Ужинает в ресторане с мисс Клайв.

Мак-Грегор ничем себя не выдал под испытующим взглядом Дрейка.

– Разве нельзя туда позвонить?

– Здесь никогда нельзя дозвониться в ресторан, – сказал Дрейк. – Я вам дам машину, Мак-Грегор, и вы поедете и привезете его. Теперь вот еще что. Вы просмотрели тот список вопросов относительно геологических данных, который я вам дал? У вас остается мало времени. Советую поторопиться с этим делом, а то как бы вам не пришлось тут задержаться.

Мак-Грегор ответил, что помнит об этом, и тем ограничился.

В посольском ролс-ройсе, который мчал Мак-Грегора к ресторану «Арагви», было тепло и уютно, но он был рад выйти на улицу. В этой роскошной машине ему чудился какой-то коварный подвох. Он резко захлопнул дверцу и по скудно освещенной лестнице спустился в ресторан. Запах шашлыка, чеснока, маринадов, пряностей, впитавшийся, казалось, в самые стены, придавал атмосфере восточную томность. Ресторан был грузинский, но он напоминал персидские рестораны, и Мак-Грегор вдруг ощутил что-то похожее на тоску по родине. Оркестр играл протяжную кавказскую мелодию; когда Мак-Грегор вошел в уставленный столиками зал со сводчатым потолком, ему на миг показалось, что он опять в Тегеране, но тут он увидел Эссекса и Кэтрин, танцовавших на небольшой площадке перед оркестром.

Он готовился к этой минуте, ожидая новой вспышки гнева против Кэтрин, но почувствовал только легкую горечь и ничего больше. Он стоял и смотрел, как они танцуют. Они хорошо подходили друг к другу ростом и фигурой, и движения их были гармоничны и слитны. Мак-Грегор никогда в жизни не танцовал, но чувственность этих движений, их запретная, условная интимность невольно вызвала в нем вспышку жгучей ревности, и снова ему стал неприятен Эссекс, а с ним и Кэтрин.

Он выждал, когда они вернулись к своему столику, и подошел к ним. Его появление удивило обоих. Кэтрин даже больше, чем Эссекса. На какую-то долю секунды она забылась и хотела улыбнуться ему, но тут же осеклась, и улыбка превратилась в гримасу. Мак-Грегор отвел глаза.

– Мак-Грегор? – сказал Эссекс. – Что случилось?

– Ничего особенного. – Мак-Грегор наслаждался собственной холодностью. – Дрейк договорился о встрече с Молотовым сегодня, в двенадцать часов ночи. Я счел нужным поехать предупредить вас.

– А который теперь час?

– Около половины одиннадцатого.

– Куда же вы торопитесь?

– Я не тороплюсь, – сказал Мак-Грегор, – но я думал, что, может быть, вам следует поторопиться.

– Благодарю за заботу.

– Садитесь, – сказала Кэтрин Мак-Грегору.

Мак-Грегор сел. Ему хотелось как можно непринужденнее держаться в их обществе. Он сообщил Эссексу о телеграмме из Лондона, предписывающей им немедленно вернуться. – Я полагал, что и это вам может быть интересно.

– Мне это будет интересно тогда, когда я закончу свои дела с русскими, – сказал Эссекс, но это прозвучало не очень убедительно. Ясно было, что на сей раз Лондон шутить не намерен.

– Вы должны выпить с нами шампанского, – ласково сказала Кэтрин Мак-Грегору.

Эссекс подозвал официанта и сказал ему по-русски: «бокал», указав при этом на бутылку, стоявшую на столе. Пожилой официант в черном пиджаке принес фужер для шампанского, поставил перед Мак-Грегором и тут же налил ему.

Мак-Грегор не торопился пить. Официанты с подносами сновали мимо Мак-Грегора, и каждый раз его обдавало запахом, вызывавшим в памяти родные края.

– Вспоминаете Иран? – мягко спросила его Кэтрин, слишком мягко и в то же время слишком развязно.

Мак-Грегору неприятна была ее проницательность, и он промолчал.