Дипломатический иммунитет (Дипломатическая неприкосновенность)

– Да не знаю я, где этот чертов доставучий гермафродит! Я оставил его в соседнем мусорном контейнере. Он был жив-здоров. То есть, дышал и все такое. С ними обоими было все нормально. Я проверил. Бетанец, небось, до сих пор там дрыхнет.

– Нет, – сказал Майлз. – Мы проверили все контейнеры в коридоре. Инспектор исчез.

– Ну, я не знаю, куда он потом подевался.

– Не желаете ли вы повторить это утверждение под фаст-пентой и очистить себя от обвинения в похищении? – осторожно поинтересовался Венн в надежде на добровольный допрос.

Резинистое лицо Гупты застыло, он отвел взгляд.

– Не могу. У меня аллергия на это зелье.

– Правда? – усомнился Майлз. – Давай просто проверим, ладно? – Он покопался в кармане брюк и вытащил полоску пластыря с аллергической пробой, которую ранее позаимствовал из эсбэшных запасов «Пустельги» в предвкушении как раз такого случая. Хотя, надо признать, он не мог предвидеть того, что еще и Бел исчезнет. Он показал полоску Венну и судье, которые наблюдали за его действиями с праведным неодобрением, и объяснил: – Кожная аллергическая проба на пентал. Если у испытуемого есть одна из шести искусственно привитых анафилактических реакций или даже легкая естественная аллергия, след сразу же проступит. – Чтобы заверить квадди в чистоте своих намерений, он оторвал один кусочек пластыря, пришлепнул его на внутреннюю сторону своего запястья и продемонстрировал его публике, ободряюще пошевелив пальцами. Благодаря этой уловке никто, кроме самого пленника, не стал протестовать, когда он подался вперед и пришлепнул еще один пластырь на руку Гупты. Гупта испустил вопль ужаса, но заслужил лишь удивленные взгляды; он перешел на жалобное хныканье.

Майлз отодрал свой пластырь, под которым обнаружилось явственное покраснение.

– Как видите, у меня наблюдается легкая эндогенная чувствительность. – Он помедлил еще немного, чтобы до всех дошло, а затем дотянулся до руки Гупты и оторвал пластырь. На нездорово-бледном естественном цвете кожи – грибы ведь естественны, верно? – не осталось никакого следа.

Венн, втягиваясь в ритм игры, как опытный эсбэшник, подался к Гупте и проговорил:

– Итак, ты солгал уже дважды. Ты можешь прекратить врать сейчас. Или чуть позже. В любом случае врать ты перестанешь. – Он перевел взгляд прищуренных глаз на своего коллегу-чиновника. – Судья Лютвин, вы подтверждаете, что у нас имеется веская причина для принудительного допроса этого транзитника?

Судья явно не испытывал особого энтузиазма, однако ответил:

– В свете доказанной связи подозреваемого с тревожным исчезновением ценного служащего Станции, да, без вопросов. Однако напоминаю вам, что подвергать задержанных излишним физическим неудобствам против правил.

Венн бросил взгляд на несчастного Гупту, висящего в воздухе.

– Как ему может быть неудобно? Он же в невесомости.

Судья поджал губы.

– Транзитник Гупта, испытываете ли вы сейчас какие-нибудь неудобства, помимо наручников? Вы нуждаетесь в питье, пище или санитарных удобствах?

Гупта дернул руками в наручниках и пожал плечами.

– Не-а. Ну, может, кое-что. Жабры у меня пересохли. Если вы не собираетесь меня развязывать, то пусть хоть кто-нибудь опрыскает их. Все, что надо, в моей сумке.

– Это? – Патрульная-квадди показала ему вполне обычный на вид пластиковый распылитель – Майлз не раз видел, как Катерина опрыскивает из таких свои растения. Патрульная встряхнула его, и внутри что-то забулькало.

– Что там? – подозрительно спросил Венн.

– В основном вода. И немножко глицерина, – ответил Гупта.

– Ну-ка, проверьте, – сказал Венн патрульной. Та кивнула и выскользнула из комнаты; Гупта проследил за ее уходом с некоторым недоверием, но без особой тревоги.

– Транзитник Гупта, видимо, вам придется некоторое время погостить у нас, – сказал Венн. – Если мы снимем наручники, вы будете хорошо себя вести или снова будете причинять нам беспокойство?

Гупта немного помолчал, потом устало вздохнул:

– Буду паинькой. Что дергайся, что нет – теперь уже все равно.

Патрульный выплыл вперед и расстегнул наручники на запястьях и лодыжках арестанта. Один только Ройс был не слишком доволен этой излишней любезностью: он весь напрягся, держась одной рукой за поручень и оперевшись ногой о переборку, не занятую оборудованием, готовый броситься вперед. Но Гупта лишь с неохотной признательностью размял запястья и нагнулся потереть лодыжки.

Патрульная с бутылью вернулась и протянула ее своему шефу.

– Химический анализатор показал, что жидкость инертна. Наверное, безопасно, – доложила она.

– Хорошо. – Венн кинул бутыль Гупте, который, несмотря на странные длинные руки, поймал ее ловко, без свойственной планетникам неуклюжести; Майлз был уверен, что сей факт не ускользнул от квадди.

– Э-э… – Гупта обвел несколько смущенным взглядом толпу зрителей и задрал свое пончо. Он выпрямился, сделал вдох, и ребра на его бочкообразной груди разошлись: полоски кожи разделились, и под ними обнаружились красные щели. Вещество под ними казалось ноздреватым и колыхалось во влажном тумане, как плотно сложенные перья.

«Боже всемогущий. У него там действительно жабры». Вероятно, грудь раздувалась подобно мехам, помогая прокачивать воду сквозь жабры, когда человек-амфибия погружался в воду. Двойная дыхательная система. Так он задерживает дыхание или его легкие отключались непроизвольно? Как его кровообращение переключается с одной насыщающей кислородом поверхности на другую? Гупта сжал бутыль и, проводя ею от правого бока к левому, впрыснул влагу в красные щели; похоже, эта процедура принесла ему некоторое облегчение. Он вздохнул, и щели снова закрылись – теперь его грудь казалась всего лишь костлявой и рубцеватой. Он оправил пончо.

– Откуда вы взялись? – невольно вырвалось у Майлза.

Гупта снова помрачнел.

– Догадайся.

– Ну, судя по всем уликам, с Единения Джексона, но который из Домов изготовил вас? Риоваль, Бхарапутра, какой-нибудь еще? Вы единичный образец или один из целой серии? Генетически видоизмененный организм первого поколения или представитель самовоспроизводящегося рода… водных людей?

Гупта изумленно округлил глаза:

– Вы знаете Единение Джексона?

– Скажем так – в свое время я совершил несколько крайне поучительных поездок туда. Сквозь удивление проступило легкое уважение и жадный интерес.

– Дом Дайн меня создал. Я и впрямь был когда-то одним из целой серии – мы были труппой подводного балета.

Гарнет Пятая выпалила с нелестным изумлением:

– Вы были танцором?

Арестант ссутулился.

– Нет. Меня сделали рабочим подводной сцены. Но потом значительную часть компаний Дома Дайн поглотил Дом Риоваль – всего за несколько лет до того, как барона Риоваля убили – жаль, что это не случилось раньше. Риоваль разбил труппу для иной… э-э, работы, и решил, что для меня у него нет другого применения, так что я потерял работу и защиту. Могло бы быть и хуже. Он мог меня и оставить. Меня носило туда-сюда, я брался за любую техническую работу, которую мог получить. Ну а дальше пошло-поехало.

Другими словами, Гупта родился в джексонианском техно-рабстве, и был выброшен на улицу, когда его изначальных владельцев-создателей поглотил их порочный коммерческий конкурент. Если учесть все то, что Майлз знал о покойном бароне Риовале, Гупте повезло больше, чем его собратьям-амфибиям. Последнее замечание относительно «пошло-поехало», если соотнести его с известной датой смерти Риоваля, охватывало по крайней мере пять лет, а может, и десять.

Майлз задумчиво проговорил:

– Значит, вчера ты стрелял не в меня, верно? И не в инспектора Торна. – Тогда остается…